Ольга Овчинникова - Автостопом до алтайского яка

• Название: Автостопом до алтайского яка
• Автор: Ольга Овчинникова
• Жанр: Путешествия и география

В основе этой книги лежит путешествие автостопом из-под г. Санкт-Петербурга до территории Горного Алтая. Эта книга про безусловную любовь и отношения между людьми, причины болезней и их исцеление, переписывание сценариев в настоящей и прошлых жизнях и, конечно же, про автостоп. Для очень узкого круга читателей. Содержит ненормативную лексику. Возрастное ограничение 18+. Автор фото на обложке: Александр Hunta https://vk.com/hunta.mongol; место http://vk.com/goldcamel Автор книги [email protected]

---

В итоге Серёжку вмсетс с Рзянаю я промахинваю мимо.

…Вслед за Рязанью мы проезжаем Шацк. Каждый раз, когда водитель видит гаишника на дороге, он начинает очень экспрессивно кричать в полный голос:

– УТЫ-Ы-ЫРОК! ОН ЖЕ УТЫ-Ы-ЫРОК! – тыча в него пальцем, пока мы проезжаем мимо.

Должно быть, это какая-то мантра для отсечения гаишников от машины. Один раз водителю кажется, что слово не вмещает всю степень эмоционального возмущения этой профессией, и он кричит:

– ДА ЭТО ЖЕ… УТЫ-Ы-ЫРИЩЕ!

Хохочу над словом – мой словарный запас продолжает пополняться народными высказываниями подобного рода. Водитель оправдывается тем, что обычно употребляет другое слово и даже говорит его первую и последнюю буквы, чтобы я прониклась, и оно более оскорбительное, чем «утырок», уж поверьте.

Зубова Поляна встречает нас огромными ярко-оранжевыми тыквами: из них построены стенки, которые стоят с двух сторон от дороги. Рядом с каждым таким строением сидит хозяйка-продавщица, и я в восторге фотографирую эту невидаль. Мордовия – моя Родина, решаю заехать туда на обратном пути… И в Рязань – на обратном пути…

Выясняется, что Зубово-Полянский район – самый тёплый в Мордовии. Хочется научиться водить машину и проехать по этой трассе ещё раз, останавливаясь в каждом населённом пункте на несколько дней…

Потом мы проезжаем Спасск и Пензу. Решаю, что и в Чебоксары, где меня ждут, я заеду на обратном пути. Так и откладываю всё, на потом. В повседневной жизни тоже часто приходится откладывать что-то важное «на потом». А потом оказывается, что две трети жизни уже прошли, а оставшаяся треть по здоровью не позволяет реализовать задуманное ранее. Человек может очень сильно любить кого-то, но так и не признаться, наивно полагая, что никто никогда не умрёт.

Однажды на приёме, когда владелец животного спросил: «А он не умрёт?», я, желая его успокоить, философски заметила:

– С уверенностью могу сказать только одно: мы ВСЕ умрём.

Владелец, проникнувшись этой мыслью, тогда ответил:

– Хотелось бы попозже…

Кстати, «мы все умрём» – хорошая вариация для ответа на вопрос «А не страшно?».

…Фоткаю, что попало. Водитель решает мне помочь и преуспевает в этом:

– Окно-то открой, чтобы грязь на стекле не фоткать!

Как только мы подъезжаем к очередной табличке с названием города, он сильно притормаживает, я фотографирую, а он потом с интересом кричит:

– Получилось?

Я кричу ему в ответ:

– Да-а! – хотя получаются в основном размытые пятна.

Не хочется его расстраивать, – он так старается…

Через десять часов езды под, напомню, оглушительную музыку из проигрывателя, мы достигаем Кузнецка: вокруг уже ночь, и водитель всерьёз озабочен тем, куда меня высадить. Ставить палатку ночью неправильно: в темноте можно ошибиться с местом, да и палатка моя с новой дугой ещё не опробована. В итоге, задавленная темнотой, я соглашаюсь на придорожную гостиницу, в холл которой мы и заходим вместе.

– Места есть? – спрашивает водитель.

– Да, – сурово отвечает ему девушка и смотрит на меня исподлобья.

– Сколько стоит?

– 700 рублей. Вы вдвоём? – она решает, что мы – парочка.

– Не-е-ет! – вопим весело и одновременно.

– Ну что? 700 рублей, устроит? – спрашивает водитель уже у меня.

– Да! – говорю я бодро, думая при этом: «Ни хрена себе цена!».

– Ну я тогда поехал.

– Да! Спасибо Вам большое! – благодарю его.

Он уезжает. Я затаскиваю рюкзак в комнату и селюсь – это значит втыкаю в розетку телефон и падаю спать. За окном – глубокая ночь, а освободить комнату надо в 8 часов утра.

Семьсот рублей. Офонареть просто… Погружаюсь головой в мягкую подушку.

Прихожу в себя на кушетке, привязанная тряпками за руки и за ноги, накрытая сверху белой простынёй; яркий свет бьёт прямо в лицо. Я хочу прекратить всё это. Открываю глаза, жмурюсь и вижу, как меня обступают молодые девушки в белых халатах: циничные, немного моложе меня. Заметив, что я зашевелилась, они восклицают, что «ну вот и хорошо!». Вроде как: «доброе утро!». Одна из них рыженькая, с короткой стрижкой: где же я её видела?

Справа – две койки. На одной, у стены лежит маленькая бабушка: две девушки вставляют ей катетер в подключичную вену и пришивают, судя по крикам, без обезболивания. Она лежит и громко хрипит; возможно – это отёк лёгких, кардиогенный. Закончив, девочки уходят.

Что происходит? Где я? Джая?

Его нет, но слева на соседней койке лежит длинный мужик, с бородой и усами. Он тоже привязан, бессвязно разговаривает на каком-то арабском языке, иногда открывая глаза и при этом беспрерывно шевелит руками и ногами: от этого простыня и одеяло каждый раз падают на пол, в лужу мочи, вытекающей из переполненной бутылки. В бутылку моча поступает из трубочки, вставленной в член. Стараюсь не смотреть в его сторону. Сумасшедший и голый мужчина. А я тут кто, интересно?

Мне надо в туалет. Ярко горит свет, словно в морге. Быстро развязываю руки, затем ноги, аккуратно складываю завязки в кучку и сажусь. Внутри сокращается сердце, словно это рука или нога: ощущается целиком, прямо в середине грудной клетки и сжимается так бессильно, что каждое сокращение обещает стать последним. Пытаюсь встать: внутри возникает чёрная дыра, и я перестаю чувствовать что-либо, кроме воронки, засасывающей воздух с невероятной силой и скоростью. Внутри неё – космос, усыпанный звёздами, вокруг – ритмично накатывает шум, словно вода в заливе. Сокращение… ш-ш-ш-ш… пауза… и по-новой… В глазах темнеет.

Опускаюсь на карачки на пол – так легче, хоть шум и усиливается – и так, в нижнем ярусе и передвигаюсь к выходу. Понемногу отпускает: из темноты перед глазами постепенно проявляется белый кафель пола. Уйти отсюда мне не удастся – я голая. У меня нет ни телефона, ни денег, но мне надо в туалет, и это – достойная мотивация.

Прямо в дверях сталкиваюсь с медсестрой. Вернее, втыкаюсь носом в её коленки и сажусь на кафель, задрав голову. Она в шоке, глаза круглые, пройти не даёт. Не знает, что от меня можно ожидать – вдруг я накинусь? Но позади неё другие, поэтому не так страшно, и она говорит мне:

– Так голая и будешь ходить?

Я делаю ей знак «Тс-с-с!» и пытаюсь протиснуться наружу, тыкаясь лбом в коленки, словно бычок. Она:

– Куда?

В ходе суматошной борьбы мне удаётся встать на ноги, а к ней на подмогу приходят другие. ПИЛЯТЬ. Я говорю, что «пустите в туалет хочу очень сейчас польётся… я быстренько туда и обратно!», – и это происходит уже в коридоре – узком и длинном.

– Где ты видишь туалет?

Поднимаю глаза и вижу дверь с надписью «Туалет»:

– Да вот же он!

Хватаюсь за ручку двери, тогда как в голове начинается шумный прибой. Я благосклонна и вежлива, но упорно продвигаюсь к намеченной цели: мотивация очень сильная, а туалет закрыт. Они молча, но недолго смотрят, как я безуспешно дёргаю ручку.

– Это туалет служебный. Ща тебе мочевой катетер поставим, – говорит одна.

– Не надо мне катетер, пожалуйста! Дайте в туалет сходить, как человеку.

Дверь вдруг открывается, и из туалета выходит бабища: она моментально включается во всеобщий процесс, молча выкручивает руки, и меня с лёгкостью утаскивают обратно на койку. В глазах рассыпаются серебряные сочные звёздочки. Меня снова привязывают: справа вяжет одна, симпатичное лицо – и я вспоминаю, что это та самая, рыженькая, которая вернула это тело к жизни.

– Как Вас зовут? – спрашиваю её. Сопротивляться бессмысленно – я на их территории, к тому же голая.

– Алёна.

Ну да, это её рыжий затылок был созерцаем мною из-под потолка.

– Алёна?… А Вы знаете, что самое красивое в слове Алёна?

– Что? – она методично завязывает ровный бантик.

– Две точечки над буквой «Ё», – откровенничаю я.

– … Никогда не думала об этом, – сосредоточенно и быстро отвечает Алёна.

Слева злобно вяжет узлы бабища из туалета, Наташа. Похоже, я сдёрнула её с горшка, поэтому она такая злая. Говорю ей примирительно:

– Наташа – тоже красивое имя.

Молчит. Констатирую:

– Си-и-ильная какая… Ната-а-аша!

Этими констатациями я напоминаю себе шизофреника в стадии обострения. Наверное, так и есть, и сходят с ума вот именно так. Ноги тоже привязывают. Наверх, через подмышки пропускают рулоном простыню: детский сад какой-то, чес слово. Дальше они делают, что хотят. Я замечаю, что могла бы сходить в туалет, как человек, а теперь они потратили на меня расходники. Говорю, что я не псих, и тут же оговариваюсь поспешно, что психи, конечно, про себя говорят тоже самое. Алёна согласно кивает головой.

Она ставит мне катетер в вену на кисть правой руки. С первого раза – профи. Лежу спокойно, говорю, что у меня вены хорошие, и Наташа обращает внимание на эту фразу:

– Вены! – девчонки переглядываются. – Надо посмотреть…