Ольга Овчинникова - Автостопом до алтайского яка

• Название: Автостопом до алтайского яка
• Автор: Ольга Овчинникова
• Жанр: Путешествия и география

В основе этой книги лежит путешествие автостопом из-под г. Санкт-Петербурга до территории Горного Алтая. Эта книга про безусловную любовь и отношения между людьми, причины болезней и их исцеление, переписывание сценариев в настоящей и прошлых жизнях и, конечно же, про автостоп. Для очень узкого круга читателей. Содержит ненормативную лексику. Возрастное ограничение 18+. Автор фото на обложке: Александр Hunta https://vk.com/hunta.mongol; место http://vk.com/goldcamel Автор книги [email protected]

---

Рядом тормозит легковая машина, иномарка.

– Я только до Луховиц еду, – отвечает мне водитель – представительный, но грустный мужчина средних лет.

Киваю головой. Здесь позиция для «стопа» не самая шоколадная, так что я согласна. Ехать – не стоять. Солнце ещё высоко, успею поймать кого-нибудь ещё.

Сажусь внутрь, закинув рюкзак назад.

Водитель оказывается журналистом крупной газеты. У него уставший, спокойный, какой-то смирившийся вид. Слава Богу, даже не спросил: «А не страшно?», а то никак не могу придумать, что на это отвечать.

– Я посадил Вас потому, что мне нравятся неординарные люди, – поясняет он.

Удивлённо смотрю на него. Кто тут неординарный? Я? Вот те раз. Путешествовать – это же нормально, он же сам журналист!

– Вы в этом году были на море? – спрашиваю его, не зная, как отвечать.

– Дважды, – отвечает он тем же ровным тоном. – На Японском. И на Чёрном.

Завидую его морям и профессии заодно. Рассказываю про фестиваль и про то, как тяжело выехать из Москвы. Про Алтай молчу, по-прежнему опасаясь «сглазить», так что я, типа, еду в Рязань.

Уже потом нахожу одну из его статей, где оказывается, что полтора года назад он был в Алтайском крае и встречался с губернатором края. С ним они говорили про Михаила Калашникова, создателя знаменитого автомата – «простого алтайского парня», как он сам себя называл. Был Михаил Калашников семнадцатым ребёнком в обычной крестьянской семье.

Кстати, Алтайский край и республика Алтай, – с некоторых пор это два разных региона. И административные центры у них разные: Барнаул и Горно-Алтайск. У меня по географии всегда была тройка, и то – из жалости, так что самое время начать восполнять эти пробелы. По крайней мере, когда я купила метровую по ширине карту России и гордо расстелила её на полу, то была уверена, что озеро Селигер, до которого ехала в прошлом году на велосипеде и в великой усталости, находится не иначе как на середине России.

– Ну, пол-России проехала, стопудово! – гордо восклицала я, ползая по карте и сощурив глаз.

Уверенность моя подкреплялась степенью усталости, больным коленом и количеством пролитого в ходе велопутешествия пота. Но посередине карты оказался Байкал, а озеро Селигер маленькой голубой лужицей нарисовалось в полутора сантиметрах от Питера, да и то после длительного обследования карты с лупой и сморщенным от натуги лицом. Полтора сантиметра? Шутите?

Вот когда я ощутила настоящий культурный шок от осознания величины России – она не просто огромна, – она ошеломительно, оглушительно огромна! Восемь часов полёта, если пытаться пересечь её на самолёте. Восемь!

За разговором быстро доезжаем до города Луховицы, и там я высаживаюсь и вытаскиваю свой рюкзак. Прощаемся.

Эх, клёвый дядька. Не женатый…

…Когда я выбираюсь из одной машины и нужно ловить другую, то всегда устраиваю передышку: мне нужна пауза, чтобы вернуться в себя. В чужой машине приходится подстраиваться под настроение водителя, поддерживать разговор, и это тоже требует определённых усилий. Разговоры забирают энергию, и для её экономии очень полезно иногда помолчать.

Какое-то время иду вдоль дороги, потом ставлю рюкзак в тень от придорожного дерева, а сама плюхаюсь рядом. Даю себе пять минут. День такой солнечный, хороший. Водитель отвёз меня прямо на выезд из города – небывалая удача для автостопщика – и водители здесь едут медленно, осторожно. Обочина широкая, в бутылке есть вода, – что ещё надо для счастья? Ляпотища…

Встаю, голосую: несколько машин проезжают мимо, потом автобус. И вот: одна из легковых машин изрядно проезжает вперёд, а затем сдаёт назад и останавливается рядом со мной, так что мне даже не приходится бежать за ней с рюкзаком. Сую нос в салон через полуоткрытое окно машины, из которой громко орёт музыка, и ей заунывно вторит кот.

– Вам куда? – пытаясь переорать этот содом, кричит радостный водитель.

– Рязань! – так же громко ору я.

– Садитесь!

Рюкзак я кладу назад и там же замечаю переноску.

– Кот? – спрашиваю я так же громко.

– Ага! – подтверждает водитель, кивая. – Он так и будет орать всю дорогу.

– А Вы куда едете? – на всякий случай спрашиваю я.

– В Кузнецк, – отвечает водитель.

Мы оба продолжаем орать, иначе не слышно, потому что музыку он не убавляет. Извлекаю из рюкзака свою карту:

– О! Мне туда и надо!

Он соглашается подвезти меня до Кузнецка, после чего включает музыку ещё громче. Видимо, та громкость, что была, считалась тихой.

Едем. Сознаюсь о своей специальности. Попутно выясняется, что кот – вислоухий шотландец, и я начинаю ором рассказывать про гипертрофическую кардиомиопатию кошек и предрасположенность шотландцев к сердечным болезням. Мол, стрессы для них очень опасны, а громкая музыка – это сильный стресс. Водитель отвечает:

– Да он привык!

Кот меж тем, видимо, на стрессе портит воздух.

– С-с-сука! – весело орёт водитель.

– У него пелёнка-то там есть? – хочу уточнить я.

– Нету!

Бедный кот. Если случится то, о чём я думаю, то весь кот, мотаясь в тесной переноске, рискует оказаться вымазанным сами знаете в чём. Водитель, видимо, думает о том же. Он останавливается, открывает переноску, вытаскивает оттуда худого длинного серого кота и сажает его на обочину дороги, держа за подмышки, словно маленького ребёнка. И ждёт. Мимо с шумом едут машины.

– … Да он так не пойдёт! – предупреждаю я, тоже выйдя из машины.

– Нет? – искренне удивляется мужик.

– Нет. Он же КОТ.

Удивлённый кот задней частью сидит в траве: теперь он обескуражен не только громкой музыкой, но и проносящимися мимо машинами. Как бы не удрал. Подождав ещё немного и убедившись, что ничего не происходит, мужик кладёт кота обратно в переноску. Безвольный кот ничего не предпринимает: послушно втекает задом внутрь корзинки.

Мы едем дальше под аккомпанемент той же громкой музыки: как и коту, мне приходится смириться. Вдруг я слышу песню, которую пели ребята на фестивале: это Ляпис Трубецкой «Я верю».

– Обожаю эту вещь! – кричит мужик.

– Я тоже! – кричу я.

Он врубает музыку ещё громче.

Подпеваем все втроём: мужик, я и кот.

«Я верю в Иисуса Христа,

Я верю в Гаутаму Будду,

Я верю в пророка Мухаммада,

Я верю в Кришну, я верю в Гаруду…»

Кот просто кричит: «Мяу!».

Промахиваем Рязань. Заскочить туда я собиралась, услышав стихотворение одного из, как он сам себя охарактеризовал, «молодых, талантливых, гениальных, изумительных, но очень скромных поэтов». Заунывным голосом, нараспев гениальный, но скромный поэт читал: «А где-е-е-то та-а-ам в Ряза-а-ани… Расту-у-ут цветы-ы-ы с глаза-а-ами»… Потом знающие люди сказали, что не цветы вообще-то, а грибы, и даже есть памятник этим глазастым грибам. И второй причиной моего интереса к Рязани оставался Серёжка, с которым мы переписывались, но, как это часто бывает, оставались знакомы только виртуально.

Серёжка делает в каждом слове по десять ошибок, переставляет буквы местами, сливает слова в одно, заменяет значения непонятно на что и при этом в конце каждого предложения ставит смайлик, означающий философский вид «ну всё же понятно!». Мне было интересно: так ли он говорит в жизни, как пишет в интернете.

– Серёжа, я ничего не понимаю из того, что ты пишешь! – жаловалась, хохоча, я на другой стороне экрана.

На что он отвечал:

– Ссобо яне забур. Так каок смысл чтото старать провзиодить делать?

Мы переписывались о том, кто чем хочет заниматься в жизни, где хотел бы жить, и иногда я спрашивала у Серёжки как установить ту или иную программу в компьютере. Он отвечал без промедления:

– О привед соратник. Прям так любишь жифтоне? Ну это примрно как лечить кошек только наоброд. Эт моя перва вылазка вобещ а рпеделы рязаин я в цлеомдоволен. Она у них, бананово рисоваяим норм у них адвайта во все поля. Ато у нас сегодня тоже туман, жома сосденгео плохо видно. Качаеш утанавливаше профит. Это рили просто сопобо.

– Ничего не поняла, Серёжа, – пишу опять, корчась в коликах от смеха. – Пойду спать, завтра на работу… Программу потом поищу…

– Прально треза вперед и смыслью. О хоспаде. Тактчоыт меняне удивялешь. Аовбещ да ы чгео всхе мужиков в округе ерепугала что тебе венду не кто установить ен могет?

В общем, он замечательный и очень отзывчивый. Несмотря на «ет немного когнитивныйдисонанс сд етсивтелность, поэтмоу чета во мнеи так много концепций я уже и такзапутался ета».

В итоге Серёжку вмсетс с Рзянаю я промахинваю мимо.

…Вслед за Рязанью мы проезжаем Шацк. Каждый раз, когда водитель видит гаишника на дороге, он начинает очень экспрессивно кричать в полный голос:

– УТЫ-Ы-ЫРОК! ОН ЖЕ УТЫ-Ы-ЫРОК! – тыча в него пальцем, пока мы проезжаем мимо.

Должно быть, это какая-то мантра для отсечения гаишников от машины. Один раз водителю кажется, что слово не вмещает всю степень эмоционального возмущения этой профессией, и он кричит: