Максим Рохмистров - Введение в социологическую теорию предпринимательства

• Название: Введение в социологическую теорию предпринимательства
• Автор: Максим Рохмистров
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-98422-306-5

Содержание данной монографии является по своей сути продолжением предыдущих работ авторов: Рохмистров М.С. Собственность: социолого-управленческий аспект. – СПб.: Алетейя, 2013; Рохмистров М.С., Рохмистров С.Н. Конкуренция как процедура для открытия новой парадигмы России: социолого-управленческий аспект. – М.: РИТМ, 2015. В них рассматривались два ключевых основания процесса становления в России новой парадигмы ее развития, которые являются также исходным моментом социологии предпринимательства и представляют собой суть новой социологической теории развития постсоциалистического российского общества. Авторы реально показывают, что новая теория появляется, развивается и утверждается не в головах представителей науки и практики, а в процессе развития самой постсоветской России. Они вводят читателя в содержание происходящих в стране перемен, которые в своей качественной определенности нацелены на будущее России и формируют это будущее, основываясь не на старых пирамидах марксистского учения, а на новой предпринимательской парадигме развития человеческого общества.

В рамках данного цикла предполагается в будущем подготовка двух заключительных монографий: «Социальная ответственность бизнеса и демократия» и «Инновации без менеджмента», – содержание которых позволит воспроизвести у читателя некое целостное представление о «социологии предпринимательства» как социологической теории становления и развития постсоветской России.

Адресуется ученым, занимающимся научной разработкой проблем предпринимательства, преподавателям и студентам гуманитарных вузов.

---

Задумаемся на миг: как легко в истории осуществлялись процессы преобразования, например, феодального общества в капиталистическое или полуфеодального и полукапиталистического российского общества в социалистическое. А сколько времени потребовалось, чтобы старое общество превратилось в новое? Разве по силам осознать данный процесс одной экономической науке? Очевидно, что нет. Научная практика явила специальную научную дисциплину, которая сосредоточивает свое внимание именно на переходных процессах развития общества, превращении его из одного состояния в другое. Эта наука – всё та же социология, сама специфика которой и состоит в том, что она не может существовать в какой-то замкнутости, оторванности от других наук, изучающих разные моменты жизнедеятельности общества. И, думается, данное качество социологии позволяет ей активно использовать результаты других общественных наук, не противопоставляя им себя, ярким примером чего, на наш взгляд, может служить социологический анализ наиболее важного инструмента постсоветской трансформации – собственности.

Вряд ли стоит отрицать то ведущее место, которое собственность занимает в системе категорий экономической науки. Об этом не устают подчеркивать и наши отечественные экономисты, забывая о том, что собственность в постсоветской России является главным фактором превращения российского общества «одного качества» – советского – в другое – капиталистическое. Другого не дано, как всегда говорили, в том числе, и советские экономисты.

Следовательно, собственность в переходных условиях становится центральной категорией социологии как науки о закономерностях развития общества. О чем, собственно, свидетельствовал еще К. Маркс, считавший, что «определить буржуазную собственность – это значит не что иное, как дать описание всех общественных отношений буржуазного производства»[62].

Тем самым К. Маркс «вложил» в научный инструментарий некий «ключ», с помощью которого стало возможным «открытие дверей» в тайну развития человеческого общества, заложив тем самым фундамент социологии как науки, специализирующейся в области познания закономерностей развития человеческого общества. Вместе с тем, ограничив данный процесс рамками производственных отношений, Маркс сузил содержание собственности как объективного «двигателя» общественного развития, оставив для себя возможность субъективного толкования самих законов этого развития, манипулируя при этом собственностью как базисным элементом этого развития. Подчинив его сугубо своей логике видения процессов развития общества и сделав главным инструментом реализации своей общественной доктрины, Маркс создал предпосылки того, что собственность всецело перешла в систему категорий экономической науки.

Представление Марксом собственности в форме закона, определяющего всю совокупность общественных отношений, сердцевину которых составляют экономические отношения, т. е. некоторого управленческого начала, на базе которого функционирует конкретная социально-экономическая система, которую он субъективировал, сделав основой своей общественной доктрины процесс замены одной формы собственности – частной, другой – общественной, реформировалось в домарксистский вариант теории ценности А. Смита, Д. Рикардо и различные варианты процесса овладения ценностью («присвоения»[63]).

Кризис социалистической системы показал всю несостоятельность волюнтаристского использования собственности как рычага реализации марксистского идеала развития общества. Однако сама практика вмешательства индивида в закономерный процесс эволюции человеческого общества создала прецедент субъективирования этого процесса, который мешает адаптации в постсоциалистических странах действительной эволюционной практики их развития. Отсюда и возникает необходимость исследовательского поиска действительного места и роли собственности в посткоммунистической трансформации в рамках социологии, которая способна вобрать в себя весь накопленный опыт других наук и в первую очередь – экономической науки.

Если исходить из логики марксистской доктрины, то отказ от нее автоматически предполагает кардинальное изменение в ее фундаментальном положении: замене общественной собственности частной собственностью. Именно по этому пути пошли наши первые реформаторы, сделав приватизацию государственной (общественной) собственности центральным аспектом постсоветской трансформации. Казалось бы, приватизация – это чисто экономическая акция смены собственников, которая должна была встретить всенародное одобрение и поддержку. Ведь вместо лозунгов многие члены трудовых коллективов стали обладателями конкретной части своих заводов и фабрик. Однако почти сразу же процесс приватизации вызвал недовольство населения, которое проявило неприятие частной собственности на средства производства. Со временем эта тенденция только усиливалась.

У всех тех, кто всячески тормозит процесс полной свободы частной собственности на средства производства, есть для этого свои причины. У чиновников это – лишение коррупционной составляющей в их доходах и сохранение своей роли в общественном производстве, у населения (его значительной части) это – неготовность к интенсификации и повышению квалификации своей производственной деятельности, у части ученых и специалистов это – нежелание, а в ряде случаев и неспособность к овладению новыми знаниями и умениями.

Особое место в переходе на рыночные условия жизнедеятельности российского общества занимает процесс овладения качественно новым способом мышления и деятельности. Пока, к сожалению, это новое воспроизводится в большей мере в «терминологическом» плане. Жонглируя терминами «рыночная экономика», «менеджмент», «частная собственность», большинство населения не овладевает той новой реальностью своего бытия, которая заключена в них. Так, например, слово «менеджмент» просто используется вместо слова «управление» абсолютно без учета того, что «менеджмент» – это часть рыночного порядка жизнедеятельности, а не просто термин.

То же самое происходит с понятием «частная собственность». Во-первых, отрицательный оттенок этого понятия сохраняется до сих пор. Во-вторых, для того, чтобы это понятие «вступило в свои права», необходима серьезная законодательная работа, связанная с изменением буквально всех правовых актов, так или иначе затрагивающих отношения собственности вообще. С этих позиций необходимо устранить всякое двусмыслие в Земельном кодексе РФ и других документах, где есть оговорки о каких-то регламентациях в сфере практической реализации частной собственности на землю. Особого внимания требуют те положения и статьи Уголовного кодекса РФ, которые в какой-то, даже малой, степени связаны с реализацией права частной собственности, ее охраной и т. п. Главная беда отечественных (и не только) исследователей проблем собственности проявляется, на наш взгляд, в двух основных плоскостях.

Во-первых, они разделяют общество на две части населения: на собственников и не собственников, сразу же превращая собственность в источник разделения общества на противоборствующие группы. Влияние в данном случае марксистской доктрины борьбы классов очевидно. Отсюда и рождение (или воспроизводство) самой методологии исследования, направленной на реализацию проблемы соединения собственности и равноправия членов общества.

Во-вторых, что опять-таки связано с первой проблемой, это – отделение собственности от управления обществом. Здесь в лучшем случае речь идет о том, что «собственник средств производства, как правило, реально управляет процессом воспроизводства», что «по существу в руках собственников находится реальная экономическая власть»[64]. Сказанное, несомненно, сужает роль собственности в жизнедеятельности общества в целом. Но не менее важно и то, что такой подход сужает роль собственности и в самом общественном производстве. И сколько бы исследователи собственности не пытались воспроизвести экономическое содержание и экономическую сущность собственности, они неизменно скатываются на рельсы марксистской трудовой концепции стоимости.

Именно последнее и является главным звеном в осознании собственности в ее гуманитарном, а не в узком экономическом плане.

Что это: общемировая традиция или «шоры» рамок марксистской методологии? Практика показывает, что и то, и другое. В первую очередь следует отметить, что наши отечественные экономисты чаще всего озабочены не тем, чтобы выяснить особенности реализации собственности в новых постсоветских условиях, чем примерно в аналогичных условиях (перехода от феодализма к капитализму) занимались политэкономы-классики. Наши же экономисты своей главной заботой сделали возведение всё новых редутов вокруг своего предмета экономической науки, хотя в новых условиях экономическая наука не может не сотрудничать с такой холистической наукой, как социология. И это связано не только с неопределенностью будущего России, отсутствием необходимого опыта постсоциалистического развития, но и с узостью в выборе необходимых научных знаний в исторических фрагментах эволюционного, а не революционного развития человечества, чем ограничивалось наше знание со времен советского периода жизни страны. Сам факт расширения этого выбора позволит ученым независимо от их узкой принадлежности увидеть в прошлом какие-то важные фрагменты будущего нашей страны, ибо она – часть общей человеческой системы земли, а не какой-то другой планеты. Что касается конкретно того, что собственность – это предмет не только политэкономии, но и социологии, то здесь помимо какого-то разделения научных сфер по изучению данного феномена речь может идти и о предметном созвучии этих двух общественных наук. Достаточно сказать, что исторически предмет политической экономии традиционно совпадал с социологией. С XVI века политическая экономия и считалась социологией. Выдающиеся представители политической экономии (В. Петти, Ф. Кенэ, А. Тюрго, А. Смит, Д. Рикардо и др.) в принципе в большей степени были социологами, чем экономистами в современном понимании этой науки. Они разрабатывали социальное содержание политической экономии через проблемы социальной статистики, социальные формы труда, проблемы социального содержания и цели разделения труда – через разделение труда и обмен как отношение между классами, выявляли характеристики классов, их определение и понимание собственности как системы общественных отношений и др. Знакомство с творчеством по своей сути первой экономической школы – физиократами (меркантилизм не в счет) вполне позволяет сделать вывод о том, что данная школа в большей степени явилась родоначальником социологии, чем политической экономии. Так, например, основатель этой школы Ф. Кенэ рассматривал роль того или иного класса в создании богатства, в производстве продуктов труда, распределении продуктов труда между классами, присвоении богатства, собственности. Именно у Кенэ прослеживаются основы той теории ценности, которую сформировали впоследствии А. Смит и Д. Рикардо. Но уже Кенэ показал, что разделение труда с социальной точки зрения представляет собой отношение неравенства и несправедливого присвоения собственниками средств производства чужого труда. С его точки зрения, эффективна и справедлива собственность, соединенная с трудом[65], и, пожалуй, такое понимание собственности в допромышленных условиях с учетом своеобразной трактовки социальной структуры того времени более понятно, чем взгляды на нее Д. Рикардо. Прежде собственность и труд были едины, не было классов. Неравенство и труд на другого один из ярких представителей школы физиократов А. Тюрго связывает с отсутствием средств производства (в частности, земли) у части населения, разрушением общей собственности: «Земля, – утверждал он, – перестала быть общей собственностью, установилась частная собственность на землю», происходит разделение общества на классы[66]. Конечно, физиократы, как и В. Петти, еще не могли проникнуться мыслью о роли разделения труда в прогрессивном развитии общества. Более того, они, как собственно и А. Смит, с большей симпатией относились к домануфактурному периоду человечества. Социальный результат разделения труда у того же Смита был явно негативен. С его «легкой руки» впоследствии стало правилом описывать ту неотвратимую деградацию личности рабочего в условиях внедрения пооперационного разделения труда и закрепления рабочего за частичной монотонной операцией, в результате которой работник «обыкновенно становится таким тупым и невежественным, каким только может стать человеческое существо». Подобно утопистам, А. Смит старался представить в «розовом свете» времена цеховых и сельскохозяйственных общин, городских республик, когда каждый человек кроме непосредственного процесса труда одновременно являлся организатором и управляющим социальными отношениями, производством, государственным деятелем, воином и судьей. Отсюда и те истоки ценностной теории, которую впоследствии сформулировал Д. Рикардо. Смит же, вскрыв социальную роль разделения труда с вышеизложенных позиций, выявил то основное средство, которое позволяет превратить продавца рабочей силы в безропотного пролетария и оставлять ему только часть созданного рабочим продукта, равного стоимости средств существования лишь одного рабочего[67]. Об этом, впрочем, почти за столетие до Смита писал и ирландец В. Петти [68]. Не вдаваясь в саму суть приведенных суждений родоначальников классической политической экономии и не давая им оценку с позиции определенного методологического подхода, отметим то, что и они далеко не всегда понимали перспективность эволюционных нововведений. Более того, даже подобно многим сегодняшним представителям российской науки, «цеплялись» за старое, подчеркивая перспективность именно старого опыта. Но находить все-таки верное решение им помогало то обстоятельство, что в центре их внимания всегда оставался человек и те социальные отношения, которые лежат в основе развития общества. И в этом случае предмет политической экономии практически совпадает с предметом социологии как науки об изучении процессов развития человеческого общества. Целью же научного познания первых политэкономов выступала необходимость формулирования неких законов, которым подчиняется весь процесс развития общества. Другое дело, что сам факт осознания и трактовки этой цели у разных представителей первых экономических школ был различен. Однако именно эта направленность научных поисков родоначальников политической экономии и стала фундаментом уже осознанных действий в поисках закономерностей развития общества следующих поколений ученых и в первую очередь – Карла Маркса, в научной методологии которого политэкономия весьма органично слилась с социологией. Более отчетливо проявилась и сама цель научного поиска – определить законы развития человеческого общества, т. е. то, с чем тот же А. Смит не сумел «согласовать» данные своего исследования мануфактурного производства.