Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книги 1—3

• Название: Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книги 1—3
• Автор: Олег Северюхин
• Жанр: Альтернативная история

Приключения русско-советского разведчика полковника Дона Казанова, работавшего порученцем последнего русского царя, особоуполномоченным председателя ВЧК Феликса Дзержинского и доверенным сотрудником начальника Гестапо Генриха Мюллера. Вместе с верным другом знахарем и немножко колдуном дедом Сашкой Дон Казанов раскрывает тайны Третьего Рейха и находит место, где скрывается сбежавший от возмездия Гитлер.

---

В нашей профессии очень хорошо, когда женщина может вскружить голову любому мужчине, но это и очень плохо, потому что такая женщина бросается всем в глаза.

Иметь такого способного напарника это счастье, а иметь напарника, который засветит тебя везде, это уже несчастье.

И третье. Ни в коем случае нельзя иметь личных отношений со своим напарником, чтобы эти личные отношения не повлияли на то дело, которым мы занимаемся. Поэтому я и не воспринимаю Марию как женщину, а воспринимаю как чекистку, которая поставлена мне за спину контролёром соблюдения мною революционной нравственности. По-моему, она такого же мнения в отношении моей персоны, хотя тёплые нотки иногда прорываются, но я их ликвидирую холодным отношением.

Чем дальше я обучаю Марию, тем тревожнее становится у меня на душе. Она требует, чтобы я рассказывал все подробности предстоящих операций, чтобы она могла определить, не замышляю ли я чего-нибудь контрреволюционного.

Прямо как комиссар в Красной Армии, где командир и шага не может ступить без одобрения комиссара. Комиссарша. Чувствует моя душа, что она допрыгается. Ещё одна попытка потребовать от меня отчёта о том, где я был, с кем встречался и о чем говорил, я ей дам такую отповедь, которая отобьёт охоту задавать такие вопросы.

Кто она такая, чтобы я перед ней отчитывался? Я и перед женой отчитываться не буду. Всё должно быть на полном доверии. И вообще, кто у нас командир? Я!

– Завтра едем в Москву, – поставил я задачу

– Хорошо, а зачем? – спросила Мария.

– Мне нужно проведать своих родителей и тебя познакомить с ними, – сказал я.

– А зачем меня знакомить с ними? – смутилась Мария.

– Чтобы они знали, кто мне будет стрелять в спину, – злорадствовал я.

– Может, ты ещё скажешь им, что я ведьма? – возмутилась девушка.

– Обязательно скажу, что ты дочь самого Дзержинского, – не унимался я.

– Замолчи, – топнула ногой Мария, – ты вымотал все мои нервы.

– То ли ещё будет, – пообещал я.

Путешествие из Петербурга в Москву длилось почти сутки. Наши мандаты, словно волшебные палочки, выписали нам литеры в вагон первого класса и до Москвы мы доехали без приключений.

Мои родители встретили меня со всей теплотой, которая может быть только у родителей. Они не знали перипетий моей петербургской жизни, об отсидках в тюрьме, о ВЧК. Марию они сразу стали называть Машенькой и относились к ней как к своей дочке, которая приехала к ним на каникулы из пансиона.

– Доня, нам так нравится твоя Машенька, – прошептала мне мама, – я знала, что у тебя есть вкус и ты знаешь толк в женщинах. Вы будете как оформлять свои отношения или, так и будете жить в гражданском браке?

– Нет, маменька, Мария пока мой товарищ по работе, не знаю, сложится ли что-то у нас, – откровенно признался я.

– Сложится и мы с отцом заранее вас благословляем, – сказала мама и поцеловала меня, – я же вижу, что она любит тебя.

Интересно, по каким признакам она это определила? Вероятно, это женское сердце. Женщины частенько уединялись от нас, о чем-то шептались, смеялись, вместе хлопотали на кухне, стараясь поразить нас кулинарными изысками из того набора продуктов, что были в свободном обращении.

Я заметил, что в комнатах поубавилось привычных для меня вещей, и понял, что эти вещи помогали моим родителям выживать. Я дал маме денег, чтобы она могла себя поддерживать. Папа работал на железной дороге и получал паёк, но что такое паёк для нормальной жизни? Так, средство для выживания.

– Мария, – сказал я своей напарнице, – через неделю мы с тобой уедем за границу. Я хотел бы заехать к твоим родителям, чтобы познакомиться и оставить им какие-то средства как помощь для жизни.

По увлажнившимся глазам девушки я понял, что задел самую её больную струну.

– Я не знаю, кто мои родители, я вообще не знаю, кто я такая. Была в приюте, потом на фабрике, потом в революцию. ЧК мои родители, – жёстко сказала она, – меня не будили по утрам чашками с кофе, как тебя.

Конечно, сирота всегда чувствует злобу на того, у кого есть родители и нормальная семья. С этим уже ничего не поделаешь. Была бы возможность, я обнял бы весь мир, отдал всё своё тепло всем обездоленным и осиротевшим людям, но их так много на земле, что меня на всех не хватит. И тот, кому не достанется моего тепла, будет чувствовать себя обиженным. Ещё одним или двумя, тремя обиженными людьми станет больше. Лучше уж ничего не делать, а выбрать кого-то и усыновить его или удочерить. Это, пожалуй, большее, что может человек.

– Не сердись, – примирительно сказал я, – я не хотел тебя обидеть и раньше не спрашивал о родителях, происхождении, считая, что ты сделаешь это сама, если сочтёшь это нужным. Считай, что ты нашла своих родителей. Они в тебе души не чают и будут рады, если ты им будешь вместо дочери. Я с мамой говорил об этом. Если со мной что случится, я тебе поручаю заботиться о них.

– Как ты смеешь так говорить, – со слезами на глазах говорила Мария, пытаясь ладошкой закрыть мой рот, – с тобой ничего не может случиться. Боже, зачем мне дали такое задание?

– Успокойся, – уже деловым тоном сказал я, – завтра идём к Дзержинскому, доложимся, что и как.

– А что и как, – не поняла Мария, – похоже, ты снова не ставишь меня в известность о том, что ты задумал?

– Я же тебе говорил, что ты ещё со мной намучаешься, госпожа Казанова, – рассмеялся я. – Кстати, я так и не знаю, как твоя фамилия?

– Моя фамилия Светлова, – серьёзным голосом сказала Мария, – а почему ты меня назвал своей фамилией?

– Вот твой паспорт, почитай, – и я протянул девушке заполненный бланк паспорта. С полковником Борисовым паспорта мы делали сами, для того, чтобы обеспечить секретность наших миссий. Для этих целей мы получали по линии министерства внутренних дел чистые бланки паспортов и прослушали курс заполнения бланков, возможных подделок и прочее, а также дубликаты необходимых печатей.

– Почему ты считаешь, что мне нравится твоя фамилия, – возмутилась девушка, – ты что, спросить меня не мог? Мне моя фамилия больше нравится, чем твоя. И кто мы, брат и сестра, господин Казанов?

– У брата и сестры отчества одинаковые, а у нас разные, – сказал я, забирая у неё паспорт, – мы с тобой муж и жена.

Девушка поджала губы и отвернулась.

Глава 28

Наши мандаты привели нас на Лубянку, где разместилось ВЧК.

Дзержинский принял незамедлительно.

– Что решили, Дон Николаевич, – спросил председатель ВЧК, – зачислять вас в список кадров комиссии?

– Ничего я не решил, Феликс Эдмундович, – ответил я, – но мы с Марией выезжаем за границу осмотреться и решить, что и как.

– Не понял, – сказал Дзержинский, – вы что, попрощаться с добрым дядей пришли?

– Выходит, так, – сказал я.

– Мария, а вы что скажете? – строго сказал Дзержинский.

– Товарищ Дзержинский, по вашему заданию я выполняла всё, что мне было предписано. За этот период я училась языкам, общению и поведению за столом, танцам, литературе, для меня выписан паспорт на имя Казановой Марии Александровны, жены наблюдаемого мной Казанова. Дальнейшие действия мне не известны, – отрапортовала Мария.

– Да, вы с ней поработали основательно, – сказал Дзержинской, – я поначалу её и не узнал. Как же я могу дать вам добро на выезд, если не знаю, что вы собираетесь делать?

– Я и сам пока не знаю, куда мы поедем, – сказал я, – но если будет нарушен принцип конспирации, то можно уже никуда не ехать, и вообще забыть о мысли наладить то, чем я занимался, работая в Зимнем дворце.

– Мне легче вас расстрелять, чем решать ваши загадки, – сказал Дзержинский, – и я не знаю, что меня останавливает. Я не знаю, вернётесь вы или нет, насколько я могу доверять вашей спутнице…

– Я занимался связями между царственными домами Европы, – перебил я его.

– То есть, работали фельдъегерем? – удивился председатель ВЧК.

– Нет, я осуществлял связь между царственными домами, – уточнил я.

– И в чём здесь разница? – не понимал Дзержинский.

– Есть договоры открытые и есть договоры секретные, – начал объяснять я. – Вы сказали, что обнародуете все секретные договоры царского правительства. Этим вы теряете авторитет надёжной договаривающейся стороны, которой нельзя доверять ни в одном важном вопросе. То, что руководители говорят открыто, отличается от того, что говорят руководители наедине. И руководители не прекращают своих контактов в любой обстановке, даже когда отношения зашли до войны. Но никто не должен знать об этих контактах, иначе это будет воспринято как предательство интересов своей страны. Вот поэтому и нужна строжайшая конспирация во всём, что касается руководства стран. Вернёмся мы или не вернёмся, всё будет зависеть от обстоятельств, а заверить человека о своей преданности особого труда не представляет. Если мы обсуждаем важные вопросы, то это уже есть степень доверия того же уровня, как и обсуждаемые вопросы. Меня раньше никогда не спрашивали, вернусь ли я назад. Это было само собой разумеющимся делом.