Виталий Захаров - Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 2

• Название: Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 2
• Автор: Виталий Захаров
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906879-13-4

Монография посвящена сравнительному анализу российского и зарубежного конституционализма, а также основных направлений эволюции европейского и российского абсолютизма во 2-й половине XVIII – 1-й четверти XIX вв. В первой части монографии даётся характеристика конституционализма как течения общественной мысли, рассматривается его соотношение с идеологией Просвещения, либерализмом и масонством. При этом конституционализм рассматривается как один из вариантов модернизации традиционных абсолютных монархий наряду с «просвещённым абсолютизмом», «просвещённым деспотизмом» и революционным вариантом. В связи с этим проводится сравнительный текстологический анализ конституций революционной Франции и конституций ряда европейских государств эпохи Реставрации. Во второй части монографии анализируются конституционные тенденции во внутренней и внешней политике России в период правления Екатерины II, Павла I и особенно Александра I, когда возникла реальная возможность реализации концепции конституционализма на самом высшем уровне. В заключение анализируются причины неопубликования российских конституционных проектов в 1-й четверти XIX в. В Приложениях публикуются тексты российских конституционных проектов, а также тексты конституций революционной Франции 1790-х гг. и конституций европейских государств эпохи Реставрации. Многие вопросы рассматриваются впервые в отечественной историографии.

Для всех интересующихся отечественной и всеобщей историей Нового времени.

---

Как уже отмечалось выше, М. М. Сафонов безоговорочно определяет все редакции «Грамоты» как феодальную хартию, то есть правовой документ чисто сословного характера.[164] Но с этим вряд ли можно согласиться. Первоначальный воронцовский проект из 20 статей и по форме, и по содержанию действительно напоминает своеобразную феодальную хартию. В этом отношении М. М. Сафонов прав. Конституционным этот проект назвать действительно сложно, т. к. в нем в основном просто определяются и регламентируются лишь права отдельных сословий, а не всего населения в целом. (Например, ст. 1–7, 18–19 посвящены только дворянам, к тому же статьи 10–15 из Habeas Corpus act’ a, по сути, также относятся прежде всего к дворянам; ст. 8 касается правового положения мещан и купцов, а ст. 9 – только крестьян). К тому же А. Р. Воронцов вполне сознательно защищает интересы господствующего сословия – дворянства. Этому были посвящены более половины статей первой редакции «Грамоты».

Однако после обсуждения в Негласном Комитете проект был коренным образом переработан. Главной особенностью новой редакции из 28 статей стало то, что документ приобрел общесословное значение (замена слова «помещик» на «владелец» (ст. 9), провозглашение охраны личной собственности всего населения, а не только дворянства (ст. 10) и т. д.). Наиболее важным моментом было провозглашение некоторых буржуазно-демократических свобод (ст. 11) и обещание, вплоть до издания нового Уложения, оставить все законы нерушимыми, изменять их можно было лишь с согласия Сената (ст. 28).

Таким образом, радикально переработанная «Грамота» могла бы стать реальным шагом на пути преобразования государства. Это была бы уже не феодальная хартия, а проект введения к Конституции, сходный по типу с термидорианской Декларацией прав.

Разумеется, проект этот не лишен противоречий: с одной стороны, дворянские привилегии расширялись еще больше, но с другой – гражданам России предполагалось предоставить такие права, каких не имели ранее даже дворяне; причем эти права не просто провозглашались, но и гарантировались новым порядком судопроизводства и предоставлением хотя бы некоторых демократических свобод. Феодальная система и главная её основа оставались, разумеется, без изменений, но документ был так отредактирован, что позволял в будущем вносить изменения, не вступая в противоречие с провозглашёнными принципами, например: отступить от дворянской монополии на владение землёй. Всё это дает основание считать окончательный проект «Грамоты» конституционным документом, основанным на новых правовых принципах, буржуазных по сути. Введение в жизнь «Грамоты» должно было, по мысли авторов, придать России облик европейского государства и предотвратить беспорядки как «сверху», так и «снизу».

Возникает вопрос, почему же этот документ, удовлетворявший как будто бы всех: и императора с «молодыми друзьями» и Сенат, и Непременный Совет, так и не был воплощён в жизнь?

К коронации было подготовлено еще два документа – проект реформы Сената, о котором уже говорилось выше, и проект реформы по крестьянскому вопросу. Долгое время содержание последнего оставалось неизвестным, о нем имелись лишь косвенные данные. Так в 1867 году в «Русском архиве» были опубликованы «Памятные записки волгожанина Ф. Н. Фортунатова». В них содержался интересный рассказ о тесте Фортунатова, некоем А. А. Монакове, который в 1798 г. поступил в Канцелярию генерал-прокурора Сената П. В. Лопухина на должность секретаря – канцеляриста. Так же, как и М. М. Сперанский, он оставался в Канцелярии и продвигался по служебной лестнице при всех сменах генерал-прокуроров. В марте 1801 г. за «красивый почерк» Монаков был переведён в Канцелярию Д. П. Трощинского и сделался своим человеком в его доме, выполняя разные конфиденциальные поручения, в том числе написание докладов царю, составление проектов указов и так далее. Во время коронации он находился в Москве, где был «постоянно занят письменной работой». Причем три последние ночи перед коронацией он даже «не раздевался, будучи постоянно наготове по разным поручениям Трощинского». За эту работу он получил денежное вознаграждение и был произведён в возрасте 20 лет в чин коллежского асессора – случай чрезвычайно редкий для того времени.[165] За что же он был так щедро вознаграждён?

Оказывается, ко дню коронации Монаков переписывал набело по поручению Трощинского «Указ о даровании свободы крестьянам от зависимости помещикам». Хотя указ этот предполагалось обнародовать в самый день коронации, но этого сделано не было.[166] На Монакова этот эпизод произвёл неизгладимое впечатление. Он дожил до начала подготовки крестьянской реформы (умер 1 марта 1860 г.) и «душевно этому радовался, не переставая вспоминать о переписанном им набело, но так и не приведенном в исполнение распоряжении».[167]

Разумеется, личные воспоминания не могут являться неоспоримым доказательством существования такого проекта, но подобный документ по крестьянскому вопросу, видимо, действительно существовал, но его содержание оставалось неизвестным. Лишь недавно на основе разрозненных архивных данных М. М. Сафонов сумел восстановить содержание «Указа о крестьянском вопросе». Автором этого проекта являлся лидер «заговорщиков» П. А. Зубов. Он предлагал запретить продавать крестьян без земли (то есть то, что пытался сделать сам Александр I в мае 1801 г.) и переводить их в дворовые, а также предоставить последним право выкупаться на волю за 360 рублей даже без согласия самих помещиков, причём большую часть выкупной суммы должна была платить казна.[168]

Положение о выкупе не только без согласия, но и без непосредственного участия самого помещика шло вразрез с общепринятым принципом незыблемости крепостного права. Видимо, именно это положение и имел в виду Монаков, когда говорил об указе «о даровании свободы крестьянам от зависимости помещикам». Тем более удивительным в этом свете выглядит тот факт, что проект крестьянской реформы был подготовлен никем иным, как П. А. Зубовым – лидером аристократической оппозиции в Непременном Совете, отклонившем за несколько месяцев до этого в мае 1801 г. предложение Александра I запретить продавать крестьян без земли. Разгадка такого неординарного поведения Зубова видится в том, что для него главной целью являлось ограничение императорской власти олигархическим органом, чего бы это ни стоило. Зубов был готов почти на любые уступки, лишь бы достичь желаемой цели.

Сложилась совершенно парадоксальная ситуация, заключавшаяся в том, что к коронации были подготовлены три совершенно разных документа, преследовавшие, по сути, прямо противоположные цели. Чем меньше оставалось времени до коронации, тем сильнее проявлялись сомнения и колебания Александра.

У Александра I, по сути, не было другого выхода, как отказаться от опубликования всех трех коронационных документов. Слишком велика была опасность победы аристократической оппозиции. Её приход к власти мог означать только одно – конец всяким реформам и лишение царя самостоятельности. Конечно, всё могло сложиться и по-другому. Ведь согласно «Грамоте», можно было принять указ, по которому Сенат формировался бы всем дворянством, а не только аристократией. Но не было гарантий того, что дворянское большинство в Сенате пойдет за императором в проведении невыгодных для них реформ.

Александр после долгих колебаний счёл за благо отложить решение вопроса о реформах. Он, видимо, рассчитывал вырастить за это время плеяду новых просвещённых людей из дворян, которые поймут действительные нужды государства и откажутся от сословной ограниченности. Только тогда, опираясь на них, и можно будет провести задуманные реформы, не опасаясь за их судьбу; ввести представительное правление, которое будет содействовать, а не противодействовать проведению реформ. Пока же необходимо заняться наведением порядка и укреплением системы управления, а также в мельчайших деталях разработать проекты будущих реформ, чтобы в нужный момент, когда придет время, воплотить их в жизнь. Такова, скорее всего, могла быть логика рассуждений молодого императора.

Если рассматривать события именно так, то многое, если не всё, в последующем развитии событий становится ясным: это и неоднократные попытки ввести Конституцию и постоянные откладывания этого шага; и выдвижение новых талантливых людей (пример М. М. Сперанского – наиболее яркий). В этой связи стоит и отношение Александра I к декабристам. Ведь, несмотря на многочисленные доносы, Александр так и не отдал приказа об их аресте, видимо, видя в них тех самых просвещённых, близких по духу людей, на которых он рассчитывал положиться. Но в том-то и трагедия Александра I, что декабристы именно в нём и видели главное препятствие реформам.