Николай Мальцев - Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада

• Название: Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада
• Автор: Николай Мальцев
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906861-93-1

Мало кто знает, что во времена, предшествующие царствованию Петра I, на Руси был свой календарь и свое древнерусское летоисчисление. Но в 7208 г. царь своим указом выкинул из древнерусского календаря 5508 лет и ввел христианское летоисчисление по западноевропейскому образцу. По логике здравого смысла, не может быть такого, чтобы предыдущее летоисчисление в 5508 лет имело место в реальной истории, но не имело под собой никаких исторических фактов.

Современной наукой, к примеру, признается, что цивилизация Египта – одна из самых древних человеческих цивилизаций. Однако древнеегипетский календарь практически на два тысячелетия «моложе» древнерусского календаря. К большому сожалению там, где начинается официальная, признанная наукой история Древней Руси и русского народа, там здравый смысл не работает. Чтобы исправить ситуацию Н. Мальцев предлагает читателю не подлинник реставрированной истории, но ее авторскую реконструкцию.

---

Безальтернативный выбор между тюрьмой и учебой

Ещё до получения аттестата я крепко задумался о своем будущем. Чтобы не маячить в деревне, не расстраивать и не огорчать родителей, мне было жизненно необходимо немедленно покинуть деревню и поступить хотя бы в техникум или даже ПТУ. Опасность тюрьмы и слома всего моего будущего я ощущал не столько разумом, сколько неосознанной интуицией и реальной судьбой моих старших сверстников по деревенской ночной и вечерней компании. Среди моих старших друзей по ночной улице были уже и те, которые успели ознакомиться с тюремной камерой и около года провели в заключении. По их рассказам ничего страшного в небольшом тюремном сроке нет. Рассказы таких бывалых и старших «друганов» по ночной улице приучали нас, более молодых, к мысли о неизбежности тюрьмы как обязательного элемента взрослой жизни. Тюрьма рассматривалась не как страшное наказание, а как заслуженный и неизбежный университет взрослой жизни. Так, исподволь, слушая рассказы о тюремной романтике моих старших друзей и товарищей, я приучил себя к мысли, что в тюрьме нет ничего страшного.

Совсем по-другому относились к тюрьме мои родители. Практически каждый день во время совместного ужина они как бы ненароком заводили разговор о тех моих друзьях-односельчанах, которые рано бросили школу, нигде не учились и не работали, а если работали, то чернорабочими в колхозе или на железной дороге. Многие из них встали на кривую дорожку вечного воровства и уже отсидели в тюрьмах небольшие сроки. Родители меня спрашивали: разве стоит повторять их судьбу и скатываться по наклонной плоскости, чтобы уподобиться их беспросветной жизни вечного лавирования между пьяным бездельем и тюремной отсидкой? Родителей я любил не только сыновней любовью кровного родства, но и как праведных тружеников, кристально порядочных и честных людей. Они испытывали презрение к ворам и бездельникам и это свое презрение пытались внушить и в мое неокрепшее сознание.

Презирать своих друзей я не мог, но и слепо следовать их жизненной стезе воров и бесшабашных пьяниц для меня было неприемлемо. Я чувствовал в себе духовное желание, силы и способности стать если уж не высокообразованным инженером, то городским жителем со среднетехническим образованием. В деревне абсолютно нечем было заняться и невозможно было найти других друзей, кроме моей шальной компании подростков и молодежи, давно бросивших школу и ведущих полупаразитический образ жизни. Каждый выпускник школы сразу же исчезал из деревни. Или поступал в какое-либо учебное заведение, или вербовался на шахты Донбасса или куда-нибудь в другое место, чуть ли не «к черту на рога», и практически навсегда покидал деревню. Из молодежи оставались лишь бросившие школу подростки, которых даже их родители и сами деревенские жители-колхозники рассматривали не как своих преемников, а как неприспособленных к нормальной жизни отбросов общества.

Уже и без внушения родителей я понимал, что оставаться в деревне даже на год для меня чревато скорой тюрьмой и потерей всяких надежд на нормальную жизнь в городских условиях. Надо было решительно покидать родную деревню, хотя бы для того, чтобы избежать скорой тюрьмы и превращения в начального алкоголика. Все-таки в ПТУ идти мне не хотелось. Я чувствовал в себе силы, для того чтобы стать квалифицированным специалистом со среднетехническим образованием. Изучив перечень среднетехнических учебных заведений Тамбовской области, я выбрал для поступления Котовский индустриальный техникум в надежде, что там не будет большого конкурса абитуриентов и мне удастся стать студентом даже с посредственными результатами вступительных экзаменов.

Да и проезд до него составлял от моей станции Сабурово не более двух часов на местных пригородных поездах. Почему-то не хотелось сразу же отрываться от родной деревни на дальние расстояния. Нет сомнений, что родную деревню я любил не меньше родителей. Для меня родители и родная деревня сливались в одно понятие малой родины. К моему удивлению, этот же техникум выбрал для поступления мой однокашник из параллельного десятого класса Володя Кириллов. Володя принадлежал к «потомственной» элите. Он был сыном председателя того колхоза, который располагался километрах в десяти от нашей школы. Во время учебы в десятилетке родители снимали для него квартиру недалеко от школы. Возможно, он жил в интернате, который располагался где-то в километре от школы. Точнее сказать не могу. В школе я с ним дружбу не водил и в гостях у него никогда не был. Кириллов не был таким хулиганистым подростком, каким был я, и учился не по принуждению, а по личному желанию. По крайней мере, он был дисциплинированным учеником и не водился с компанией деревенских подростков, а добросовестно осваивал программу средней школы.

Такое невольное соседство меня весьма озадачило. Я не мог понять, почему Кириллов не пошел в ВУЗ, а избрал для поступления Котовский индустриальный техникум? Все эти тайны раскрылись, когда мы подали документы для поступления на специальность химика-технолога по взрывчатым веществам и ознакомились с перечнем вступительных экзаменов. Во-первых, оказалось, что Котовский индустриальный техникум был более престижен, чем любой пединститут. Та же специальность химика-технолога по производству взрывчатых веществ через три года успешного обучения открывала дорогу на закрытые военные производства с весьма высокими химическими технологиями и, что немаловажно, с достаточно высокой заработной платой и даже обеспечением неженатой молодежи комфортным общежитием, а женатых мастеров-производственников – комфортным жильем.

Как раз градообразующим предприятием города Котовска Тамбовской области был крупнейший завод по производству всего многообразия порохов и взрывчатых веществ (п/я № 33). Во-вторых, неприятным открытием для меня, а также и для Володи Кириллова был тот факт, что по избранной специальности химика-технолога был конкурс примерно четыре абитуриента на одно место. Не знаю, как Володя Кириллов, а я ожидал отсутствия конкурентов и безусловного поступления в техникум с расчетом на свое слабое знание учебной программы в объеме средней школы. Кириллов признался мне, что и он выбрал Котовский индустриальный техникум, потому что ощущал свою неготовность к конкуренции с более подготовленными городскими выпускниками средних школ и неготовности к высоким требованиям вступительных экзаменов в ВУЗы Тамбова, а тем более города Москвы. Мы оба глубоко заблуждались.

В техникуме мы столкнулись как с огромным наплывом выпускников городских школ, так и с высочайшей конкуренцией. Но другого выбора у нас не было. Можно было с позором возвратиться в родные пенаты, завалив вступительные экзамены, или получить тройки и уступить места более подготовленным конкурентам. Другой вариант предусматривал неистовую круглосуточную и непрерывную самоподготовку, для того чтобы подтянуть багаж знаний до уровня выпускников городских школ, успешно сдать вступительные экзамены на хорошие и отличные оценки и стать студентами техникума. Лично я не раздумывая избрал путь настойчивой самоподготовки, чтобы преодолеть провалы знаний программы средней школы и стать студентом техникума. Кириллов не был связан по месту жительства родителей с компанией друзей, бросивших школу и занимающихся в вечернее время мелким воровством и пьянством.

По этой причине он без вреда для своего будущего мог позволить себе проиграть конкурс вступительных экзаменов и вернуться домой, чтобы в течение очередного года в домашних условиях заняться тщательной и систематической самостоятельной подготовкой для поступления в техникум или ВУЗ на очередной учебный год. А вот если бы я вернулся домой, не выдержав конкуренции с городскими абитуриентами, то сразу же попал в компанию бросивших школу деревенских друзей и стал бы заниматься мелким воровством и пьянством. Школу я окончил в 1960 году, а в армию меня должны были призвать только в ноябре 1962 года. Этих двух лет вполне бы хватило, чтобы вместо техникума или института и даже вместо армии попасть на пару-тройку лет в тюремную камеру. Не помню, как долго я раздумывал, чтобы принять твердое решение обязательно стать студентом этого техникума.

Могу лишь сказать, что в тот момент поступления в техникум я впервые в жизни принял самостоятельное решение, которое заключалось в том, чтобы приложить все свои творческие силы и способности и попытаться, самостоятельно занимаясь по учебникам и посещая консультации, освоить программу средней школы в полном объеме и сдать вступительные экзамены на хорошие и отличные оценки. Эта мысль родилась не сразу. Помню, когда я уезжал из деревенского дома в город Котовск для сдачи вступительных экзаменов, мама, провожая меня, дала мне 17 рублей на питание. Этих денег было достаточно, чтобы я прожил в городе Котовске неделю, а в очередную субботу приехал домой, поделился информацией о ходе подготовки или о сдаче первого вступительного экзамена, отдохнул и отведал домашней пищи. А затем, получив новую порцию денег на очередную неделю городской жизни, снова вечером в воскресенье уехал в город Котовск.