Сергей Ильичев - Возвращение «Конька-Горбунка»

• Название: Возвращение «Конька-Горбунка»
• Автор: Сергей Ильичев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Предложенные Вашему вниманию повести «Архивное дело П. П. Ершова» и «Младшенький» более напоминают сказки для взрослых, или, если их обозначить современным языком, это нечто сродни фэнтези, так как их действие происходит в узнаваемом и все же вымышленном автором мире с использованием мифических мотивов и сказочных героев. Цель такого рода изложения становится понятной с первых же страниц повествования: перед нами предстает еще неведомый таким доныне гений русской сказки «Конек-Горбунок» – Петр Павлович Ершов, а также его герои и герои иных сказок, которые в свое время сам Ершов хотел объединить в одном поэтическом сказании, где главным героем был бы Иван-царевич. Повесть «Великий Сказочник» – это уже авторская версия видения жизни и творчества писателя и педагога П. П. Ершова. Это биографическая, а по жанру беллетристическая повесть, в которой Сергей Ильичев увидел и показал нашего любимого писателя в контексте православия, осмысливая ступени творчества и духовные поиски самого Ершова как Богом данного ему таланта. Что из всего этого получилось, судить Вам. Тем более что автор не утверждает, что все именно так и было, но при этом искренне верит, что так быть могло.

---

– Но ведь и сейчас строят новые храмы, верующим возвращают старые, раньше закрытые для них…

– И что из того? Давай посчитаем… На сегодняшний день в Москве чуть более двухсот храмов… Пусть даже четыреста… Мне не жалко, так как это ничего не меняет…

– Чего не меняет? – снова встрепенулась Татьяна.

– Ситуации… Смотри сама: на пятнадцать миллионов жителей мегаполиса четыреста храмов. В каждом храме в числе постоянных прихожан не более нескольких тысяч человек, и то по большим праздникам. К тому же среди них половина иноверцев и инородцев. Добавим сюда ярых коммунистов-атеистов – и на все про все остается не более трех процентов действительно верующих. Аналогичная картина по всей стране, включая мало-мальскую деревушку с приходом в пять старушек. Это и есть свидетельство повсеместного отпадения от веры. А иллюзия возрождения ее поддерживается лишь с помощью средств массовой информации и телевидения.

– Да кому же это надо? – уже с удивлением спросила Татьяна.

– Вероятно, тем силам, что более таинственны и могущественны, чем наше «великое и независимое» правительство. – И, распахнув руки, Александра добавила: – Ах, как же мне хочется прохладной осени и доброй русской зимы.

Сестры наконец-то улыбнулись друг другу.

– Но только договоримся, что в эти дни я не позволю тебе даже выйти из дома.

– Я не могу сидеть, у меня командировка всего на три дня…

– Но и я не хочу тебя здесь похоронить, вообще не люблю покойников.

– Мне нужно идти…

– Я тебя предупредила… Ты не маленькая, решай сама. Могу лишь дать марлевую повязку и святой воды в термосе.

– Спасибо…

– Помешалась на своем «Коньке-Горбунке», фанатичка упертая… – произнесла Александра, выходя из спальни.

– И за это спасибо…

На следующий день после легкого завтрака сестры нежно распрощались.

Татьяна спешила в библиотеку.

Когда на лестничной площадке раскрылись дверцы лифта, то Вяземская увидела в кабине двух человек с противогазами на лицах.

Она вошла, створки сомкнулись, и отлаженная машина устремилась вниз.

Не обращая внимания на нового пассажира, люди в противогазах продолжали начатый диалог. Голоса напоминали утробные, но разобрать слова Вяземская смогла.

– Слышали, торфяники горят…

– Не нужно было в угоду кому-то осушать болота…

– Вы правы, доигрались с земными недрами, такие пустоты образовались, что на днях где-то целый районный центр под землю ушел. И молчок, как будто ничего и не произошло.

– Проклятые масоны! Такую страну довели до ручки…

Выйдя из подземки, Вяземская очутилась у лестницы, поднявшись по ступеням которой она могла бы войти в здание библиотеки имени Ленина. Но самого здания было не видно из-за смога. Она поднималась, буквально нащупывая ногой каждую новую ступеньку. Где-то на половине пути прямо перед ней лежал человек. Люди в противогазах, наподобие тени отца Гамлета, проходили мимо упавшего, словно это было обычным явлением.

Вяземская какое-то время постояла над лежавшим, но, к кому обращать свой глас, она не знала, так как дальше собственной протянутой руки ничего не видела. Да и стоять уже становилось невозможно: жар и дым начали донимать ее снова, а струившийся по лицу пот уже застилал глаза… Она продолжила подъем по широким ступеням лестницы, пока не наткнулась на туманный силуэт возвышающегося над ней человека.

– Послушайте, там… – начала она, – там… человек, ему нужна помощь…

Сидевший на возвышении Достоевский внимательно выслушал доносившийся до него живой голос доцента Татьяны Вяземской, приехавшей из далекой Сибири и посвятившей почти всю свою жизнь разным сторонам жизни и творчества писателя Ершова…

Он и в камне остался все таким же пытливым и внимательным к человеческим трагедиям, вот только помочь упавшему на землю незнакомцу да и самой Вяземской было уже не в его силах.

– Что я делаю? О чем люди подумают: баба с памятником разговаривает, – подумала Татьяна. – Не дай Бог кто услышит, так ненароком и самой можно в психушку угодить.

Но вот и долгожданные двери библиотеки.

В то утро читальный зал был забит, что называется, под завязку. Молодежь, очевидно, готовилась к вступительным экзаменам, а люди постарше корпели над своими диссертациями и дипломными проектами.

– Вяземская? – услышала Татьяна за спиной голос работницы библиотеки. – Пройдите за мной.

Они вошли в лифт и понеслись в подземные лабиринты старинной библиотеки.

– Мы подготовили все по вашему заказу, связались даже с архивами Санкт-Петербурга, и они выслали вам все документы в электронном виде, впрочем, увидите сами…

Комната, где предстояло работать Вяземской, более напоминала каморку папы Карло из сказки про Буратино. Серые стены, один стол, стул и шкаф с инвентарным номером. Половину стола занимали подготовленные для Вяземской документы.

– Я вас закрою, такой у нас порядок, будет нужно выйти, нажмете кнопку звонка…

Сказала и вышла. Ключ провернули в замке дважды, и Татьяна услышала лишь удаляющийся стук каблуков.

Она придвинула стул и подсела к папкам на столе. Какое-то время внимательно все оглядывала, возможно, еще не веря в то богатство, что лежало перед ней. Потом, прежде чем раскрыть первую папку, посмотрела на часы. Те показывали четверть десятого.

…За горами, за лесами,

За широкими морями,

Против неба – на земле,

Жил старик в одном селе… —

мысленно произнесла Татьяна и раскрыла первую папку, которая поразила ее не столько своим объемом, сколько тем, что это был потаенный ершовский труд – его перевод с церковнославянского языка на русский Ветхого Завета, осуществленный в 1854 году – еще за четырнадцать лет до появления в типографии Синода первой части русской Библии – Пятикнижия Моисея.

Находящаяся в архиве рукопись открывалась словами Книги Бытия, выведенными четким почерком Ершова, именно Ершова, в этом Татьяна не сомневалась: В начале Бог сотворил небо и землю. Но земля была необразованна и пуста, и тьма под бездной; и Дух Божий носился над водами…

И она с упоением погрузилась в уникальное дивное чтение, не замечая ни времени, ни того, что голодна. Пока ощущение присутствия в закрытой комнате другого человека не заставило ее оглянуться.

Она повернула голову и увидела стоящий в дверях чей-то размытый силуэт, а когда еще и раздался голос: «Позвольте представиться…» – она просто упала со стула и. потеряла сознание.

– Вяземская, что с вами, вы меня слышите? – донесся до нее голос, и она открыла глаза.

– Ну, слава Богу, пришли в себя, – произнесла сотрудница библиотеки. – Вы уж нас так больше не пугайте…

– Я и сама не понимаю, как это произошло…

– Воздуха угарного надышались, не иначе… Может быть, вам скорую помощь вызвать?

– Нет, не нужно, просто…

– Что просто?

– Нет, все хорошо… Я еще завтра к вам приду… Обязательно!

– Пожалуйста, только уже с противогазом, пожалуйста…

И обе рассмеялись, очевидно, представив себя в таком несуразном виде.

За ужином Татьяна сидела молча, будто в рот воды набрала, и почти не притронулась к еде. С едой все было понятно – отсутствие аппетита объяснялось немыслимой жарой. Но вот чтобы молчать? Александра понимала, что с Татьяной случилось нечто во время ее посещения библиотеки, но с вопросами до поры не приставала, боясь как бы ненароком не навредить потревоженному сознанию сестры.

– Я сегодня пораньше лягу, – сказала та, поднимаясь из-за стола.

– Как скажешь, – ответила Александра, внимательно наблюдая за сестрой.

Татьяна медленно шла к двери столовой, словно находилась в некой полудреме.

– Было время, я как-то сама подсела на сны… – начала Александра, следя за реакцией Татьяны на ее слова. – Не поверишь, каждый день, как дитя малое, с упоением ждала возможности погрузиться в новый сон.

– Это был не сон…

– Что же это было?

– Не знаю, просто я почувствовала, что он находится рядом со мной. Я его вижу и даже слышу…

– О, подруга, это клиника… – произнесла Александра.

– Не знаю, а потому и хочу дождаться завтрашнего дня. Только бы это повторилось…

– Иди, ложись! Будет желание, сама все расскажешь.

Весь следующий день Татьяна самым внимательным образом проработала с подобранными документами, правда, при этом вздрагивала от каждого шороха, очевидно, все еще находясь в предвкушении новой встречи.

Но ничего не повторилось…

И всю дорогу до дома, окутанная смогом и жаром, от которого уже плавились мозги, Вяземская все пыталась понять: что было сделано ею не так, что не позволило ей снова увидеть то, чем ее соблазнили, поманили накануне?

Вновь и вновь возвращаясь к этим мыслям и ничего так и не открыв сестре, она сразу прошла в ванную, затем мимо нее и столовой в спальню и плюхнулась на кровать.