Станислав Далецкий - Жизнь в эпоху перемен. Книга первая

• Название: Жизнь в эпоху перемен. Книга первая
• Автор: Станислав Далецкий
• Жанр: Русское современное

Не дай вам Бог жить в эпоху перемен.

Конфуций

---

Центральная площадь и была основной достопримечательностью города по мысли неведомых строителей-основателей. Квадратная в плане центральная площадь обрамлялась постройками из красного кирпича, в которых размещались уездные учреждения власти, казначейство, дворянское собрание, лавки крупных торговцев, дом городничего, комендатура и еще два-три дома непонятного назначения. От центральной площади улицы разбегались на все четыре стороны света. Через пару кварталов на запад было еще две площади поменьше и третья площадь располагалась к югу.

Именно у той площади и находилось уездное училище, от которого Пётр Фролович и прошёл к центральной площади и там же, неподалёку, находилась лавка Марии. На этой небольшой территории и предстояло жить его сыну Ивану следующие несколько лет, если судьба не решит иначе.

Пётр Фролович слабо верил в Бога, как и большинство офицеров, видевших кровь и несправедливость войны. Ещё в офицерской службе Петру Фроловичу довелось принять участие в русско-турецкой войне за освобождение Болгарии от турецкого ига и полученных там впечатлений вполне хватило, чтобы усомниться в существовании Бога, допускающего такие мучения для неповинных ни в чём людей. Но в судьбу, или как говорил Пётр Фролович, в рок он охотно верил, полагая, что многие обстоятельства человеческой жизни предопределены свыше неведомыми силами и человек по жизни следует этим обстоятельствам.

Как повозка движется лошадью по дороге самостоятельно, если кучер задремал: так и жизнь человека идёт по колее, петляя и прихотливо извиваясь, пока не скроется за горизонтом, где начинается небытие. Впрочем, в загробную жизнь Пётр Фролович тоже не верил и не представлял, как там, в райских кущах или жестоком аду, могут уживаться людские души, которые по жизни ненавидели себя или принадлежали к разным сословиям. Как там, за пределами жизни, души императора и висельника, находясь рядом, будут беззлобно общаться, на непонятно каком языке, будучи равными по своему статусу перед Всевышним, который, согласно поповским проповедям, и разделил их при жизни на господина и холопа. Но пока до райской кущи было ему еще далековато и Пётр Фролович с удовольствием прошёлся по городку вдоль и поперёк, благо, что эта прогулка обошлась ему не более двух вёрст пути.

Добрая половина города была заселена жидами и, попав на их территорию, Пётр Фролович поспешил выбраться к привычного вида людям и в привычной глазу одежде, а не в длинные чёрные сюртуки и широкополые чёрные шляпы, что носили некоторые мужчины с длинными локонами волос, свисающими из-под шляпы впереди ушей – так называемые пейсы.

Сколь живёт Пётр Фролович в этих местах, столько времени он не перестаёт удивляться образу жизни этих чернявых обитателей местных городков и местечек. Живут они здесь с незапамятных времён, лет триста уже, если не более, но так и не смешались с остальным населением. Ведут торговые дела, содержат трактиры, шьют одежду и сапожничают, дают деньги в рост, но ни разу Пётр Фролович не встречал жида-земледельца, и даже их огороды при домах часто пустовали зарослями сорняков, не зная заботливой руки хозяина – огородника. Такой же замкнутый образ жизни вели ещё цыгане, но те кочевали табором и пожив на одном месте и изгадив его, цыгане переезжали на другое место, где их уже успели позабыть. Жиды, напротив, жили оседло, но обособленно и настороженно, словно прислушиваясь к чему-то неведомому и ожидая сигнала к какому-то действию.

– Что с них взять! – размышлял Пётр Фролович, – одно слово христопродавцы, как в Библии писано. Отреклись от Христа, разбежались потом по всему миру и готовят, наверно, очередной исход, что случился с Моисеевым племенем из Египта в землю обетованную. Но упаси Господь связаться с жидовским племенем по денежным делам: увязнешь в долгах, как в шелках и уже не выпутаешься. Дед мой взял деньги у жида на покрытие карточного долга: деньги отдал потом трижды, но заёмная бумага была так составлена, что пришлось в имении продать землю и осталась одна усадьба в которой я живу: помещик-дворянин без поместья, но зато с дворовой девкой Фросей, – засмеялся про себя Пётр Фролович, вспомнив жаркие объятия этой девки, ставшей почти хозяйкой в доме, пусть и невенчанной.

К обеду Пётр Фролович вернулся в дом Марии, которая выкатила на стол незатейливый, но вкусный обед из борща, запечённой свиной рульки, киселя из мочёной брусники и чаю по желанию и от пуза с пряником и вареньем. Иван уже привык к диковинному виду своей тётки и охотно выполнял её поручения принести зелени с огорода или слазить в погреб за сливками, понимая, что здесь ему предстоит жить много лет и тётка Мария, при хорошем к нему расположении, даст много вольности, что не позволяли дома отец и Фрося.

После обеда Пётр Фролович прилёг отдохнут: ведь ему уже стукнуло пятьдесят пять годков и даже по нынешним временам он числился уже глубоким стариком, имеющим право на стариковский послеобеденный отдых. Конечно, дома Фрося не давала ему разлёживаться, заставляла подстригать бородку и волосы, и тогда Пётр Фролович, с крепким, как у сорокалетнего мужчины телом, выглядел гораздо моложе своих лет. Но сейчас, у сродной сестры, ему молодиться было ни к чему и он прошёл в свою комнату, откуда вскоре послышался громкий храп с переливами, что означало глубокий сон Петра Фроловича.

Молодая ключница, как Пётр Фролович называл Фросю, которой едва минуло двадцать шесть лет, тщательно следила за здоровьем хозяина-сожителя полагая, что от его здоровья зависит и её благополучие: не станет у Петра Фроловича интереса к ней, как к женщине – не нужна она будет в усадьбе и придётся ей возвращаться в дом к брату, где и без неё не протолкнуться. В усадьбе она почти барыня, а если бы Бог дал её ребёночка, то и вовсе стала бы Фрося полноправной хозяйкой, но и без дитя Пётр Фролович накрепко привязался к своей ключнице и даже завещал ей свою усадьбу, если вдруг лихоманка какая приберет его на тот свет.

Пока отец храпел в комнате на диване, тётка Мария предложила Ване пройтись с ней до магазина, где она даст приказчикам указания, проверит их торговлю, примет двух-трёх крестьян-поставщиков товара и, заодно, Ваня присмотрится к её делам:

– Глядишь, через несколько лет, если Бог приберёт её к себе, Ване придётся самому хозяйничать в лавке, или продать её с выгодой, у меня же других родственников, кроме Петра Фроловича нет, но ему моя лавка без надобности, а вот тебе, Ванечка, моя лавка в наследство будет кстати, если войдёшь в зрелый возраст и надумаешь жениться, – говорила тётка Мария, держа Ивана за руку, когда они шли по улице к её лавке.

–Пусть соседи посмотрят, какой у меня ладный племянник растёт с разноцветными глазами, да и тебе, Ванечка, надо будет со всеми соседями познакомиться и поладить с ними, коль ты будешь здесь жить и учиться. В маленьком местечке, как наш городок Чаусс, от добрососедства зависит вся наша жизнь, – поучала тётка Мария своего племянника, когда они шли по улице, здороваясь с прохожими.

– Здесь все и всё друг о друге знают и коль поссоришься с соседом, то это как собаку свою побить: затаится, а при случае так цапнет за руку, что и не рад будешь. И вообще, Ванечка, с людьми надо ладить добром, а не принуждать их злом, тогда и тебе будут отвечать тем же.

Есть, конечно, и подлые, завистливые людишки, которые добра не поймут – так от них лучше держаться подальше и не иметь с ними никаких дел. Как говорят мужики в таких случаях: не тронь дерьмо – оно и пахнуть не будет, – грубовато закончила Мария свои поучения Ивану, поправляя на лице платок, что скрывал её уродство: они уже подошли к лавке, возле которой околачивалась пара забулдыг, сшибающих у прохожих по грошику, по копеечке себе на опохмелку.

Завидев хозяйку лавки забулдыги поспешно пошли прочь, зная её нетерпимость к пьянству мужиков, которую она считала душевной слабостью перед житейскими трудностями. Она не раз и не два советовала пьянчугам взяться за ум, а не за бутылку: – Если бы я из-за своего недостатка на лице взялась за бутылку, утешаясь винным дурманом, то давно бы издохла под забором, пустив лавку отца на распыл, – увещевала однажды Мария пьяниц возле своего магазина, – но я хозяйствую и в том нахожу себе утешение в жизни.

– Легко тебе это говорить, злобно ответил тогда Марии один из пьянчуг: мятый и сердитый с похмелья.

– У тебя лавка полная товаров, да и заезжие мужички ублажают твое женское желание за рубль – так бы и любой из нас смог жить без водки. Давай лучше пятак на опохмелку, чем срамить нас пьянством, – потребовал забулдыга и с тех пор тётка Мария, обозлившись, приказала гнать этих обормотов от лавки, чтобы не пугали своим видом покупателей. Потому и нынешняя парочка пьяниц поспешно ретировалась, завидев издали грозную и уродливую хозяйку лавки.

Мария с племянником вошли в лавку, где её почтительно встретил приказчик, вышедший из-за прилавка навстречу хозяйке. Мария поднялась с Ваней на второй этаж, где раньше были хозяйские покои, но потом Мария купила себе дом и отселилась от лавки, где она была всегда на виду и теперь над лавкой был устроен склад товаров и кабинет хозяйки, где она принимала купцов и мужиков с товаром.