Виктор Оден - Летопись Тэлы

• Название: Летопись Тэлы
• Автор: Виктор Оден
• Жанр: Альтернативная история

Художник лежит на полу земляном, обедая корочкой хлеба. Зияющий в крыше прогнившей проём заполнен вращением неба. Вальсирует Син за кружащимся Ра. В безудержном звездовороте Плеяды и Сириус, как мошкара. Рождаются, гаснут в полёте светила и птицы. И нет ни на миг возможности остановиться. Художник задумчиво смотрит на них. Его голова не кружится.

---

Летопись Тэлы стихотворный роман Виктор Оден

© Виктор Оден, 2016

© Константин Михайлович Кондитеров, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Немая тьма и полный штиль.
В Начале было всё едино.
Спокойно цело невредимо.
Без направляющих светил.

Ни сна, ни выдоха, ни вздоха,
ни дня, ни ночи, ни зима,
ни лето. Вечная эпоха.
Как монолит – немая тьма.

И в этой тьме открылось око
среди прозрачной пустоты.
Из мысли, звука, взгляда, слога
возникли зыбкие черты

едва заметных крыльев ветра,
прожилки в зеркале воды,
туман рассеянного утра,
существ невиданных следы

среди неясных очертаний,
под шум невнятных голосов
встречавших рай нестройной рани,
как долгожданный новый сон.

В плену пронзающего взора
порхали складки пелены,
сплетались линии в узоры
беспечно-радостной весны.

В упругой светопаутине
в восторге пой, танцуй, играй,
ваяя плавно в мягкой глине
нестройной рани странный рай.

2

Боль ударила в литавры
как волну с волною шторм,
и ритмичные удары
сбили в хор структуру форм.

Знак стал жестом, слог стал словом.
Боли крик и тишина
на незыблемой основе
ткали наши имена.

Бой огромных барабанов.
Битва воющих ветров.
В буйном рёве ураганов
шум и ярость гневных слов.

Буря пела и дробила
всё в гудящих жерновах,
в завершённые стропила
прессовала лёгкий прах,

цепи крепкие ковала,
пыль и мглу свивая в плеть
в центре огненного шквала,
вихря злого посередь.

В схватке радость клокотала.
Вспышек ярких чередой
зев горящего оскала
хохотал наперебой.

Быстрой молнией во мраке,
стержнем в круге буруна
на невидимой подкладке
проступали письмена.

3

Над землёй парила радуга.
Пели птицы на ветвях.
По стволу струилась патока,
исчезавшая в корнях

зеленеющей смоковницы,
уходящей ввысь и вниз.
У корней её нора лисы,
меж ветвями – гнёзда птиц.

По околице – окружности
тут и там, и там и сям
разных видов и наружности
копошится живность вся.

Светит с неба солнце яркое.
Поливает почву дождь.
Антилопы ходят с яками.
Вьётся мошка. Скачет вошь.

Пьёт орёл прохладу неба ли,
рыба ль мечется икрой,
возрождённые из небыли
все так заняты игрой,

что отвлечься им едва ли бы
здесь удастся. Белый снег
вяло стряхивают Альпы.
Море лижет знойный брег.

Чешуёй холодной Ладога
переливчато кишит.
И нечаянная радуга
чешет спину о зенит.

4

Сидел Человек у огня в львиной шкуре
и палочкой что-то в песке рисовал,
надбровные дуги угрюмо нахмурив,
поскольку без женщины он тосковал.

И вдруг из-за рядом стоящего древа
босая ему показалась нога,
и вышла прекрасная юная Дева
вдвойне дорогая, поскольку нага.

Сидел Человек на песке в изумленье,
открыв исковерканный радостью рот.
Он это чудесное очень мгновенье
запомнил, как, впрочем, и весь эпизод.

Теперь если он уходил на охоту,
то Дева его с нетерпеньем ждала,
горшки обжигала, скрывая зевоту,
лепёшки из дикой пшеницы пекла.

А он, чтоб добыть ей побольше, старался.
Со стрелами лук и силки мерковал.
И соком растения шкуры покрасив,
смотрел на лица её нежный овал.

Она же хранила очаг, и, готовя,
однажды смешала горшок молока
с горшком изумительной зебриной крови.
Он выпил напиток в четыре глотка.

Под сенью стоящего рядышком древа
в согласии радостном длили свой век
нагая прекрасная юная Дева
и ловко охотящийся Человек.

5

И жир животных они приносили Огню.
И Огонь радовался и горел без дыма.
Второго года к первому дню
родилось у Девы три сына.

И муку из зёрен приносили Огню.
И Огонь радовался и горел без дыма.
Второго года к первому дню
родилось у Девы три сына.

И смесь благовоний приносили Огню.
И Огонь радовался и горел без дыма.
Второго года к первому дню
родилось у Девы три сына.

Сына в честь Грома назвали Агу,
и Дева его на руках носила
от очага к двери и обратно к очагу.
И был в нём разум. И была в нём сила.

Сына в честь Солнца назвали Уга,
и Дева его на руках носила
от очага до двери, от двери до очага.
И был в нём разум. И была в нём сила.

Сына в честь Ветра назвали Гуа,
и Дева его на руках носила
под скрип двери, под треск очага.
И был в нём разум. И была в нём сила.

Когда подросли они, научил Человек
сыновей всему, что сам умел.
И ходили вместе сыновья по траве —
три лука, двенадцать стрел.

6

Благоуханно свежи были ночи,
горели звёзды тлеющих углей,
и родились четыре дочери
у Человека с Девой на земле.

Кто может быть стеснительней и кротче,
кто может быть нежнее и милей,
кто может быть доверчивей и проще
по самой строгой внутренней шкале?

Они – алмазы между разных прочих
недрагоценных будничных камней.
Ничто не в силах смять и опорочить
красу и прелесть в девственной стране.

Ясны поступки, и слова, и очи.
Тревоги нет и тени на челе.
Подобны зорям стороны восточной.
Чисты, как пена западных морей.

Их речь тиха, но смысл её отточен.
Сестра. С сестрой. Сестрою. О сестре.
Цвет ровный лиц и скат овалов сочен
как жар огня, застывший в янтаре.

В их свите лев, орёл, телец и кочет,
медведь и страус, вепрь и олень,
и каждый ждёт, и каждый очень хочет
быть ближе к ним и быть на их столе.

Мать любовалась, любовался Отче,
и становились мягче и добрей.
И набухали на деревьях почки.
И колосился в поле лук-порей.

7

На охоту отправился рано утром
Человек по лугам, степям, лесам.
Шёл вброд по Рейнам и Брахмапутрам,
и вот гора, поднимающаяся к небесам.

По неровному склону взошёл на вершину.
Присел отдохнуть среди облаков.
Глядел на полуденные долины,
лежащие внизу далеко.

И узрел мощь, красоту и величие,
шутку, подсказку, ловкий трюк.
И не видел различия
между собой и тем, что вокруг.

Скал суровых протяжные мысли читал он.
Считал редкий пульс валунов,
всегда грозящих сплошным обвалом
ринуться на ущелья дно.

Одинокой птицей летел за ветрами.
Змеёй в расселине, извиваясь, полз.
Лучом солнца в хрустальном храме
звенел. Винограда гроздью рос.

Не принёс добычи Человек с охоты.
Но с тех пор знанием сиял его лик.
Он спрашивал сам себя: «Кто ты?»
И отвечал: «Света блик».

Глядя на него, тревожилась Дева,
не сошёл ли Человек невзначай с ума.
От недосыпа или перегрева
не потерял ли разум её примат.

8

Кто-то ушёл на юго-восток.
Кто-то ушёл на юг.
На северо-запад чей-то лёг
путь. Колчан и лук

были у каждого за спиной,
юность и отчий дом.
Что ты? Куда? Зачем? Постой!
Молча идут втроём,

только в разные стороны. Шаг
направляют они
туда, куда стремится душа,
судьбы куда вьётся нить.

Благословляет седой отец.
Плачет родная мать.
Только вперёд под стук сердец.
Посох, бурдюк, сума.

Вперёд по пенным волнам морей,
вперёд по хребтинам гор,
по течению быстрых рек
страху наперекор.

В неизвестность, за край, за грань,
прочь от знакомых мест.
Как-то нас встретит глухомань?
Ну да свинья не съест!

Мы и сами – на зубе клык
в каменных жерновах.
Через пустыню, тайгу, тростник
пройдём не увы, не ах.

9

Уга и сестра его Афа,
пройдя мимо разных чудес,
в саванне встретив жирафа,
решили: «Останемся здесь.

Мы, правда, немного вспотели
от этой ужасной жары,
зато нас не тронут метели.
не будут кусать комары.

Слегка обомлев от масштаба
лукавой природы затей,
в прохладной тени баобаба
родим загорелых детей.

Построят они пирамиды
себе в результате труда,
чтоб в будущем разные гиды
туристов водили сюда.

Мы станем курчавоволосы
и от пигментации кож
черны. Будем кушать кокосы,
бананы и финики тож.

Агу увлечётся сафари —
летальной игрой со зверьём.
Не ведали здешние твари
дела человека с копьём.

И Афа рождённых на воле
различных зверей приручит,
чтоб куры, коровы и кроли-
ки жили поближе к печи».

10