Алексей Доброхотов - Легенда о Пустошке

• Название: Легенда о Пустошке
• Автор: Алексей Доброхотов
• Жанр: Русское современное

Озабоченный стремлением заработать много денег, начинающий антиквар попадает в глухую деревню, жители которой в поисках смысла человеческой жизни отправляются в мавзолей к В. И. Ленину. Что они там нашли и какое открытие сделал молодой московский танатолог, как через смерть постигается жизнь – об этом пишет Автор в свойственной ему увлекательной манере. Как обычно в книгах Алексея Доброхотова, сюжет насыщен приключениями и фантосмагорическими эпизодами.

---

Кончилась мечта. Все кончилось. Одни сосны над головой шумят.

Достал Афанасий из кармана ментовский пистолет, повертел в руке, передернул затвор.

Бабах в голову и поплывет вдаль с белыми облачками по течению, словно птица. Раскинет руки по ветру, охватит душой солнце и раствориться в бесконечности неба. А там, глядишь, и Надежду на своем пути встретит. «Привет, – скажет ей, – Как нашла свое Светлое будущее?» «Здравствуй, – ответит она ему, – посмотри как светло кругом. Это и Оно есть». Обнимет его, и поплывут они вместе, прямо в самую синь горизонта…

«А если там нет ничего? – подумал дед, – Одна черная пустота. Тогда что?»

Померкнет лес, исчезнут облака, погаснет солнце. Не останется ничего. Сотрется все: и то, что было, и то, что есть, и то, что будет. Навсегда, без остатка, необратимо. Свернется в черную маленькую точку, раствориться в безмолвной темноте, вдавится в грязь и хлюпнет под сапогом участкового. Так хоть есть что-то, что можно ощущать, чему-то радоваться, чем-то любоваться. Пусть не такое яркое, пусть ноющее и тоскливое, но все же…

Призадумался старик и направился к знахарке.

* * *

Солнце клонилось к закату, когда дед Афанасий робко постучал в низкое оконце домика Марьи Петровны. Та ужин готовила.

– Устал я, Петровна, на свете жить, – поделился старик, скромно пристраиваясь на тесной кухоньке возле стола, – Надоело, итить твою макушку. Ни что не радует. Жить не хочется, а помереть страшно.

– Это у тебя с перепою, – отмахнула от себя рукой знахарка смачный перегар.

– Не скрою, я выпимши, – признался дед, – Три дня пью. Но это не в счет. Это от того, что, итить твою макушку, в горло ничего не лезет. Если бы я не был выпимши, то ни за что бы к тебе не пришел. Побоялся. Но выпимши я не потому, что, итить твою макушку, боюсь. Выпимши я потому, что на душе тошно. Опротивело все. Каждый день одно и то же. Сколько можно, итить твою макушку? С утра до вечера. Все одна канитель. Что сегодня, что завтра, что вчера. Тянешь, тянешь, а она не кончается. Только тянуть труднее. Раньше, если копать, так, итить твою макушку, весь огород за раз выкопаю. А теперь… Теперь за неделю и то, кончить сил нету. Зачем мне его копать? Для чего, итить твою макушку? Вскопаю, засею, соберу. Все сожру, и по новой. Надоело. И баба надоела. Сколько, итить твою макушку, ругаться с ней? И самогон надоел. Сколько пить его можно? Ничего делать не хочу. Нечего делать. Сто раз все переделал. Сижу, итить твою макушку, во дворе весь день. Дров нарублю, самогона выпью – день кончился. На завтра – по новой. Помереть, итить твою макушку, хочу. Хоть что-то в жизни случится. Новое. Все одно жизнь не сложилась.

– И давно у тебя так?

– Как Надьку схоронили, так, итить твою макушку, и нашло. Совсем тошно стало. Будто и меня зарыли. С нею. Последняя надежда померла. Ничего, итить твою макушку, не осталось. Ушло все. Кончилось. Нету жизни во мне. Не осталось.

– Эк, тебя, угораздило, – удивилась Марья Петровна, с любопытством подсаживаясь рядышком, – А она в тебя хоть раз то была?

– Так ведь я, итить твою макушку, о том и говорю. Вот ты скажи, кто я такой? Для чего я живу? Зачем я нужен? Можешь сказать? – Афанасий в упор смотрел прямо в глаза знахарке, почти навалившись на стол, – Про тебя много всякого треплют. Тебе пофиг. Я знаю. За то уважаю. Но я так думаю, ты, итить твою макушку, должна знать. Ты к духам, туда, ходишь. Они наверняка, итить твою макушку, знают? Вот ты скажи, про меня, что они говорят?

– Про тебя я не спрашивала, – ответила собеседница.

– А ты спроси. Обязательно спроси. Как же это ты, итить твою макушку, про меня не спрашивала? Что же тебе про меня ничего знать не интересно? – удивился старик.

– Не интересно, – равнодушно ответила знахарка. – Что в тебе интересного? Тебя как не встретишь, ты пьяный, или пустой.

– Как это пустой?

– Так. Никакой. Как пустоцвет. По дороге идешь, и ничто тебя не радует.

– Жить скучно, – согласился Афанасий, – Надоело все. Не вижу в ней, итить твою макушку, смысла. Вот выпью, вроде как веселее. И день быстрее кончается. Правда печень болит. Но, то печень. Когда душа ноет – хуже.

– Глупый ты, Афанасий. Старый, а глупый, – решительно заявила Марья Петровна, – Дожил до седых волос, а ума не нажил. Где тебя только носило? На что жизнь тратил? Гнать тебя, дурака, надо. Палкой бить.

– Это за что же? – возмутился дед, – Что я такого сделал, что меня, итить твою макушку, палкой бить надо?

– Жизнь не ценил. На мелочи разменял. Растратил себя попусту. Дожил до старости, а так и не понял, кто ты есть, для чего на свет народился. Разве так можно?

– Итить твою макушку! Где мне было узнать? Всю жизнь, итить твою макушку, только и делал, что работал. От зари до зари. Институтов, итить твою макушку, не кончал. Некогда было. Время было, сама знаешь, какое. Уму-разуму фронт, с лагерями учили. А после – в поле, за трактором. Где мне было это постичь?

– Иные профессора не умнее тебя будут, – заявила знахарка, – Ко мне разные люди ходят. Бывали и такое, что и профессора приходили. Видела. Так, я тебе так скажу, не в учености дело. Дело в тебе. В том, что тебе на роду написано, что в сердце живет, чем душа радуется. В тебе дело то. Учили тебя, учили, да только все мимо. Не доучили, видно. Судя по всему. жизни ты повидал. Хлебнул горя ложкой. Только главного не постиг. Не открыл уму сердце.

– Так ты, итить твою макушку, открой. Помоги открыть-то. Затем и пришел. А не откроешь, так я, итить твою макушку, сам того этого все быстро закрою. Одним махом. Бац, и конец, – дед достал из кармана пистолет и помахал им в воздухе, – Шутить не буду. Мне все пофиг-веники, итить твою макушку.

– Греха то не боишься?

– Мне все одно. Я, итить твою макушку, не верующий. Кого бояться, если никого нет? Вот, бабу свою боюсь. А Бога, не боюсь. Не видел Его никогда. Не знаю, каков Он. Так что давай, итить твою макушку, открывай, кто я и чего пришел, как ты там говоришь. Или все. Ничего не надо. Упрашивать не буду. К речке, итить твою макушку, отойду и прощай.

– Жалеть после не станешь? – спросила знахарка.

– Чего, итить твою макушку, жалеть, если жалеть нечего?

– Всякое открыться может. Не всегда сердце добрым бывает. Иногда, даже вовсе наоборот. Иногда, даже трудно совладать. Как шелуха спадет, такое явится. Без веры, черт сильный. Не боишься выпустить?

– Мне, итить твою макушку, терять нечего. Я уже старый. Молодых, итить твою макушку, пугай чертями. Я сам – черт лохматый, – выдал старик.

– Это верно, – согласилась знахарка, – Ладно. Твоя воля. Сготовлю тебе чистый отвар. Только, чур, уговор. В сенях сидеть будешь, один при свече всю ночь. Я в доме запрусь. Входную дверь не запирай. Мало ли выйти захочешь. Отвар каждые полчаса пей и молитву читай, какую дам, перед иконой, какую поставлю. Когда все лишнее с души отпадет, тут себе и откроешься. А пока – каши горячей поешь. Я травы подберу, отвар поставлю.

Как сказано, так и сделано. Афанасий каши поел, в первый раз за день, в сени табурет вынес, устроился напротив лесенки на чердак, закурил.

Тем временем солнце упало за горизонт. Тьма окутала землю. Засветил дед огарок свечи, что всегда при себе в кармане носил, установил на лестничной ступеньке. Дальше курит.

Вскоре вышла к нему Марья Петровна с медной кастрюлей и черпаком. Поставила посудину на пол рядом с табуретом, крышку сняла. Заклубился белый парок, можжевеловым духом потянуло. Вынула из передника жестяную кружку, деду протянула, сказала:

– Наливать будешь один черпак. Пить будешь медленно. Как молитву прочтешь, так кружку выпьешь. Как выпьешь, так молитву читай. Понял?

– Чего тут непонятного?

– Вот тебе молитва, – протянула листочек, – Вот тебе икона, – достала из под передника темный маленький образок, – Вот пять свечей новых. Спички у тебя есть?

– Есть, – кивнул старик.

– Тогда – с Богом! Утром свидимся. И последнее, пистолетик отдай-ка мне на хранение, – требовательно протянула руку.

– Это еще зачем?

– Там видно будет зачем. Давай быстро, – свела грозно брови, глазами стрельнула.

Пришлось деду разоружиться.

На том и расстались. Марья Петровна в доме заперлась, а старик, налив в кружку черпачок отвара, начал помаленьку читать витиеватые слова древней молитвы.

Глава 2. Призраки

Весь день Элеонора Григорьевна перетаскивала доставшееся ей наследство. Книг, газет и журналов оказалось много. Носила ведрами. Сначала все аккуратно раскладывала у себя на полках, потом ниже вдоль стеночки, а после и вовсе стала сваливать кучей в сенях. Вечером скудно поужинала и засиделась за полночь, перебирая бесчисленные «Блокноты агитатора». Свеча уже совсем почти оплыла, ставить новую не хотелось, и она решила закончить начатое дело, пока горит свет. Опрокинула для бодрости рюмашку местной настойки, взяла последнюю пачку брошюр и забралась под теплое одеяло.