Виринея Кораблева - Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей

• Название: Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей
• Автор: Виринея Кораблева
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Прочая детская литература

Большой сибирский город. Начало 2000-х годов. Две подружки-шестиклассницы, Ира и Света, весело проводят время на летних каникулах. Вот только соседка Марья Степановна постоянно мешает им озорничать! Затем неизвестно откуда появляется огромная мышь и начинает злобно преследовать девочек. Да еще оказывается, что это вовсе не животное! Но Ира и Света не теряются: они начинают борьбу против таинственного врага. Подружкам помогает их новый друг Саша…

---

– Ты ведь у нас «мозговой центр»? Вот и подумай там.

– Ладно, – ответила она, – подумаю! Если к вечеру что-нибудь соображу, позвоню тебе по «телефону».

И мы разошлись по домам. Двор почти опустел – только какая-то кошка бродила, да Сашка слонялся. Видно, не спешил идти обедать. А вот мы с подругой почему-то до того проголодались, что полетели домой, как две ракеты!

Глава 7. Кое-что о детском питании и Пикиных фокусах

Хорошо все-таки у нас: тихо, чисто, прохладно – особенно после жары и пыли двора. Я люблю возвращаться домой всегда, в любое время – ну, разве кроме тех редких случаев, когда несу в дневнике плохую оценку – знаю, что родители огорчатся и будут меня «воспитывать». Наша квартира – обычная трехкомнатная «хрущевка», и мама говорит, что она ей до смерти надоела. А по мне – так лучше и не надо. Нам с Митей здесь хорошо; главное, что у нас есть своя комната и живется в ней, в общем, очень уютно. Три комнаты выходят окнами во двор – это кухня, гостиная и детская. Спальня родителей – та самая, в которой мы со Светкой недавно развлекались с микрофоном – на улицу. По моему мнению, это большое удобство: открывается обзор на две стороны дома.

Я прошла на кухню, достала из холодильника кастрюлю с супом и поставила ее на огонь. Потом открыла крышку – проверить, что именно сварила вчера мама на обед. О, как пахнуло укропом и чесноком! Это был мой любимый суп – борщ. Мама готовит его просто божественно. Ага, вот и кусочек мяса – и не маленький. Так, а сметана есть?.. Хорошо. Отрежу пока себе хлеба – вот этого, черного, с блестящей корочкой, посыпанной тмином.

От этих долгих приготовлений мой аппетит вдруг так разыгрался – стал просто волчьим! Я почувствовала, что у меня нет терпения дожидаться в кухне, пока борщ разогреется. Телевизор, что ли, включить? Нет, не хочется. Ага, вот что! Перед моими глазами всплыла виденная недавно во дворе сцена: тетка в мини-юбке царственно покачивает головой в разные стороны, а в ушах у нее горят и переливаются огнями камни. Ведь у мамы тоже есть серьги – красивые, с голубыми самоцветами. А если пойти их примерить перед зеркалом и так же, как «королева», повертеть немного головой? Они тоже, наверное, заискрятся не хуже теткиных! Тем более, что мочки ушей у меня давно проколоты, а вдевать в них еще нечего – сережки мне пока все никак не купят.

Сказано – сделано! Я помчалась в большую комнату, достала из маминого ящика бархатную коробочку с серьгами и, открыв ее, стала любоваться блестящей драгоценностью. По комнате вдруг пролетел сквозняк, хотя балкон был закрыт. Я достала серьги и положила их на ладонь. Красота какая! Моей ноги коснулось что-то мягкое и теплое – наверное, я задела новое покрывало на диване. Повернувшись к зеркалу, стала вдевать в ухо сережку, и тут… мою пятку пронзила режущая боль! Я дико закричала и чуть не разорвала себе ухо, потому что рука у меня сильно дернулась. Я со злостью ткнула большим пальцем другой ноги в саднящую пятку. Так и есть! Опять эта мерзкая Пика! От моего удара она полетела до самой стенки, стукнулась об нее и упала возле плинтуса. Ага, где-то тут еще тапок валялся! Сейчас я ей… Но когда я, нашарив обувь, уже хотела запустить ею в мышь, наши глаза встретились… Тапок выпал из моих рук, потому что во взгляде Пики не было ни злобы, ни упрямства, а какая-то… строгость и укоризна. Мне даже показалось, что она сурово нахмурилась – это мышь-то!

И только тут я поняла, почему она напала на меня. Мама уже давно строго-настрого запретила мне даже трогать серьги, а не то что надевать их! Да, но мышь-то откуда об этом знает??? Ведь разговор между мной и мамой произошел еще в Новый Год, когда папа преподнес ей этот подарок. О Пике тогда не было ни слуху ни духу. Как же так?

Но размышлять было некогда: мышь не отрывала глаз от вдетой в мое ухо сережки. Она явно ждала, что я сниму ее. И мне пришлось поскорее сделать это – не ждать же, пока она снова укусит! Спрятав все назад в коробочку, я открыла ящик, чтобы убрать ее туда, и украдкой покосилась на Пику: что она делает? Оказалось, ничего. Потому что мышь опять исчезла неизвестно куда! Задвинув ящик, я для порядка быстро осмотрела углы комнаты и мебель – вдруг она где-нибудь притаилась? Тщетно! Да неужели она действительно сквозь стены шмыгает? Бред какой-то.

Пятка сильно болела. Вот гадюка, прокусила, наверное, до самой кости! Я достала из аптечки перекись водорода, мазь и обработала ранку, как вчера Светке. Бинтовать не стала, а то вдруг повторится та же история, что с моей подругой? Мама встревожится, снимет повязку и… ничего не увидит.

И тут только я вспомнила про борщ. Прибежав на кухню, я увидела, что он уже порядком-таки выкипел. И все из-за этой черной дуры, которая почему-то знает то, что было еще зимой! Хоть поем с горя… Я вылила борщ в тарелку, бухнула туда полбанки сметаны, взяла хлеб и… настроение мое стало быстро улучшаться с каждой съеденной ложкой. М-м, а как хорошо проварилось мясо – так и тает во рту! Уф, ну вот. Теперь, кажется, жить можно – и жить приятно. Голод, наконец, отпустил меня, и даже нога уже не так болела.

Я заварила чай и опять задумалась о своем сегодняшнем открытии: Сашка в гостях у Марьи Степановны. Ну, что он может там делать, первый хулиган во дворе? О чем может беседовать со старухой, у которой такой бзик по поводу тишины и порядка? Неужели она читает ему свои нудные нотации, а Сашечка кивает и обещает исправиться? Нет, это полная чушь…

Я налила себе чай в стакан, взяла печенюшку и подошла к окну. Интересно, Иноземцев до сих пор там? Да, он был там – одиноко сидел на скамейке. Почему он все-таки не идет обедать? Может, мать ждет? Двор по-прежнему пуст – ни одного человека. И охота ему торчать на жаре без всякой компании! Лучше уж дома телевизор смотреть.

Я дожевала печенье и потянулась к столу, чтобы взять себе еще. Странно! Сашка, похоже, за это время передвинулся влево. А зачем? Не все ли равно, на каком краю скамейки сидеть? Наверное, мне показалось. Нет, вот опять! Что это у него за фантазии – ездить задом по лавочке? Совсем, что ли, делать нечего?

И тут наш со Светкой недруг опять рывком подвинулся влево. Ха, интересно, а дальше он как собирается перемещаться? Теперь рядом с ним оказалось что-то, завернутое в бумагу. Так сейчас и проедет по этому белому свертку? Тут Сашка осторожно оглянулся по сторонам. Боже, какие тайны! Штирлиц пришел на встречу с резидентом… Я чуть не рассмеялась от нелепой таинственности того, что выделывал там внизу Иноземцев. Но в следующую секунду прикусила язык от изумления. Мальчишка схватил сверток, еще раз быстро оглянулся, разорвал бумагу и что-то достал из нее. Кажется, это был кем-то не доеденный пирожок или беляш, и Сашка жадно вцепился в него зубами…

От увиденного мне стало плохо. Мой бывший (я уже была в этом уверена) враг украдкой доедал то, что небрежно бросили другие – как я, сытые. Вот почему он не пошел обедать вместе с остальными – не потому, что не хотел, а потому, что, как видно, есть ему дома нечего. Он дождался, пока все ушли, чтобы, постепенно приближаясь к этому несчастному свертку, незаметно для других проглотить лежащий в нем огрызок. Поэтому он и оглядывался: как бы кто-нибудь не увидел. А я, как дура, чуть не посмеялась над ним. Хорошо смеяться, умяв тарелку борща! От стыда за себя и от жалости к Сашке я чуть не заплакала. А мне отлично известно, какой он гордый. Я представляю, чего ему стоили эти вороватые и таинственные действия посреди пустого двора. Хорошо хоть, Иноземцев не подозревает о том, что я все видела. Комок упорно стоял у меня в горле, и я никак не могла его проглотить.

Сашка внизу выбросил бумагу в урну, встал со скамьи и понуро побрел куда-то прочь – явно не домой. Называется, пообедал…

Проводив глазами сгорбленную фигурку, пока она не скрылась за углом соседнего дома, я в бессилии опустилась на стул. Какой-то ужас. Конечно, я и раньше знала о том, что Сашкина мать не смотрит за ним и занимается только собой. Но что он еще и голодает? Это же дикость. Я знала: его отец регулярно приносит в семью деньги, когда приезжает с Севера на побывку. Почему же, в таком случае, сын доедает чужие пирожки?

Нет, не потому, что нет средств. Просто его мать – не такая, как моя и как другие матери. Она вообще не помнит, что надо приготовить своему ребенку обед, чтобы он мог поесть в ее отсутствие. Она ведь сегодня, наверное, как ушла со двора с той морщинистой теткой, так еще и не вернулась. Где ей помнить о Сашке вдали от дома, если она его не заметила и не повернула головы, когда он рядом с ней проходил?

От злости на «Лорочку» у меня заныл висок. И, главное, непонятно, как помочь Сашке. Не предложишь же ему, как Светке: «Пойдем ко мне, поедим!» – мы с ним совсем не друзья, а наоборот. Да и не пойдет он, это ясно как день. Ни за что не признается, что голоден – уж я его характер знаю, недаром в одном классе учимся. И понятно теперь, почему он такой худой – кожа да кости. Не растолстеешь, пожалуй, с такой мамашей, которая способна думать лишь о том, что модно «в этом сезоне».