Аркадий Марьин - Видимо-невидимо

• Название: Видимо-невидимо
• Автор: Аркадий Марьин
• Жанр: Драматургия

Если в спорах рождается истина, то что могут породить диалоги героев пьесы? Драматургия, древнейшее из искусств, как увеличительное зеркало, в котором отражается наш реальный мир. А придуманные персонажи, или, как ещё их называют, «действующие лица», скитаются в пределах собственной пьесы, сжимая в руках условные фонари, и ищут, как и тысячи лет назад, правду и справедливость. Занятие это очень нервное, ведь правда частенько то видима, а то снова невидима.

---

Семён: Давайте.

Генрих: Может и доктор к нам присоединится?

Гость: Нет, спасибо. Я, в некотором роде, при исполнении, на работе, на посту.

Медсестра: (Шёпотом за спиной главврача) Мне нужно с вами поговорить.

Семён: Ну, тогда просто смотрите.

Гость: Хорошо.

Главврач: (Медсестре) Хорошо, хорошо… Да, сейчас.

(Раздаётся раскат грома).

Семён: Ого, как шарахнуло!

Генрих: Виктор Семёнович, кажется, вас вызывают.

Гость: А вы шутник.

Семён: Да у нас тут все немного шутники.

Главврач: Мне действительно нужно ненадолго отлучиться. Переговорить кое с кем.

Анна: С нашей главной медсестрой? Идите, не бойтесь, ничего мы с вашим гостем не сделаем.

Главврач: Я на минуту, извините, Анатолий Петрович.

(Медсестра и главврач уходят).

Гость: Непогода что-то разыгралась. Небо вон как затянуло. Если к вечеру ливень пойдёт, придётся мне у вас заночевать.

Семён: В ливень на трассе опасно. Либо тащиться кое-как, либо на обочине мокнуть.

Анна: Моё слово. Сотню возьму.

Семён: Я тоже возьму… возьму сто сорок.

Генрих: Я пасс…

(За спинами игроков появляются три медбрата в белых халатах).

Анна: Посмотрим… Всё таки пиковый марьяж мой.

Семён: Лиха беда начало. Запишите, Генрих Модеувкович.

Гость: Кстати, а откуда такое отчество? Это получается, что ваш отец был Модеувк? Правильно я произнёс? Я не слышал о таком мужском имени.

Семён: Многие говорят, что не слышали до встречи с Генрихом Модеувковичем. Значит вы тоже ничего не знаете о его отце, заметной личности своего времени.

Анна: Да, вы верно произнесли, Модеувк. Но об этом может рассказать только сам Генрих Модеувкович. Все истории, связанные с его семьёй могут не однозначно сказаться на его психологическом состоянии. Вы понимаете, о чём я говорю?

Гость: Конечно. Беря во внимание ваш диагноз, вам противопоказаны резкие эмоциональные перепады.

Семён: Ну, так что, Гера, поведаешь про своего батю, пока у нас игра только в зачаточном состоянии? Один кон только разыграли.

Генрих: Я не знаю, как отнесётся к этому мой сын. И не сболтну ли я чего лишнего. Отец был человеком строгим. В принципе, я давно никому не рассказывал о своём отце. А человек он был хороший. Имя ему дал его отец, мой дед.

Семён: Да ну!?

Генрих: Это я вам точно говорю. Рассказ, вообще-то, нужно начинать именно с него. Нелёгкое было время послереволюционного становления молодого советского государства…

Семён: Анна, сдавайте пока ещё, за Геру.

Сцена девятая

(Медсестра в кабинете главврача. Заходит главврач).

Главврач: Вы видели, как полыхнуло?

Медсестра: Видела, Виктор Семёнович. Большая гроза идёт.

Главврач: Нужно будет проконтролировать, чтобы закрыли все окна и форточки. Со стихией шутки плохи.

Медсестра: Стихия не любит шуток. Это только на первый взгляд природа прекрасна и восхитительна. Но если повнимательней к ней приглядеться, как становится понятно, что она слепа и жестока.

Главврач: Я начал замечать в последнее время, как у вас, Зинаида Аркадьевна, всё ниже и ниже падает настроение. А мыслями вы начинаете понемногу улетать от нашего дома. Я прав?

Медсестра: Да, это так. Несколько дней назад я уже начала чувствовать некое приближение какого-то большого магнита. Меня начинает тянуть всё больше и больше куда-то вверх. А сегодня я услышала явственный голос. Он говорил мне.

Главврач: Может быть, это был кто-то из пациентов? Или сторож дядя Гриша? Как-то раз под пьяную лавочку он проговорился мне, что тоже видит всех моих помощников в этом доме. Может быть, решил подшутить над вами?

Медсестра: Нет, это был совсем другой голос. Я даже узнала его. Его трудно спутать с каким-нибудь другим голосом. Всю свою жизнь мы словно не догадываемся о его существовании, но наступает момент, и мы его сразу же узнаём. Это он. Это его голос.

Главврач: Ну, хорошо, пусть это будет его голос. И что же он вам сказал?

Медсестра: Он сказал мне всего лишь одно слово. Но мне было его достаточно, чтобы всё понять.

Главврач: У всех это происходит по-разному. И некоторые ваши предшественницы попросту уходили. А с вами ещё и говорят. Голос сказал «Аминь»?

Медсестра: Нет. Он просто сказал «Пора!». Сегодня я должна вас покинуть. Всё, что я могла сделать для вас и ваших пациентов, я сделала. Много или мало, полезного или бесполезного, – судить не нам с вами. Значит, это просто кому-то было нужно. И вот ещё что. Мне известно то, о чём вы хотели бы попросить меня перед тем, как я покину вас.

Главврач: Но как это возможно?

Медсестра: Если бы я знала, как вообще это всё возможно… Вы просите этого у всех, таких же, как я, которые появляются рядом с вами и затем исчезают бесследно. У всех, кто отправляется вслед за ней, которая была рядом с вами самой первой.

Главврач: Откуда вы это знаете?

Медсестра: Не плачьте. Я не знаю. Можете сказать мне это, а можете не говорить. Каким-то образом ваши слова уже звучат в моей голове. Я обязательно выполню вашу просьбу, если это окажется в моих силах.

Главврач: Самой первой моей помощницей, моей медсестрой, была моя супруга, которая умерла к тому времени уже как два года. И когда я уехал из города, решив связать свою дальнейшую врачебную практику с новой частной спецлечебницей, через неделю появилась она, моя Рая. Её видел только я и некоторые пациенты, но не все. Я запирался в кабинете, и мы часами разговаривали с ней. Она никак не могла вспомнить свою прошлую жизнь. Впрочем, как и все последующие мои помощницы.

Медсестра: Я тоже не исключение.

Главврач: Это была настоящая пытка вперемешку с чувством огромного счастья от одной только мысли, что любимый человек снова рядом. Что он смог вернуться оттуда, откуда, казалось бы, возвращения нет. Два месяца сладких иллюзий. Пока в один прекрасный день, вернее, ужасный день, примерно такой же, как этот, моя Рая не произнесла мне слова прощания.

Медсестра: Она сказала вам, что её время вышло, ей необходимо вернуться.

Главврач: Да. Просто, необходимо вернуться. Куда? Зачем? Для чего нужен был этот спектакль? Этот фарс? Я чувствовал себя препарированной лягушкой под Божьим микроскопом, только вместо внутренностей он пытался разглядеть мою душу. Что там у него внутри? Ну-ка, как оно работает, то, что я ему вдохнул? Всё ли в порядке с его шестерёнками и звёздочками? А у меня этот весь механизм так гудел, натянутыми тросами, готовыми вот-вот лопнуть… Я целый месяц с дядей Гришей не просыхал. Меня в котельной на носилках от посторонних глаз прятали…

Медсестра: Потом была вторая, третья, четвёртая… Вот и моя очередь подошла.

Главврач: Самое удивительное для меня это то, что никто из вас не помнил своего прошлого.

Медсестра: Очень часто прошлое для человека является непосильной ношей. А так как мы почти или уже не люди, а скорее духи, призраки, нам, видимо, разрешено не таскать за своими плечами этот груз прожитых лет… А к нашей смене вы уже попривыкли?

Главврач: Как тут попривыкнешь? Удивительно, что вы ещё имя своё помните.