Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том V. Преступления против государственной власти. Преступления против военной службы. Преступления против мира и безопасности человечества. Международное уголовное право

• Название: Полный курс уголовного права. Том V. Преступления против государственной власти. Преступления против военной службы. Преступления против мира и безопасности человечества. Международное уголовное право
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94201-546-6, 978-5-94201-542-8

Курс подготовлен известными российскими учеными в области уголовного права. В V томе рассматриваются понятие, система и виды преступлений против государственной власти, военной службы, мира и безопасности человечества, анализируются особенности их квалификации, исследуются приемы и способы отграничения от смежных составов. Изучаются вопросы Общей и Особенной части международного уголовного права.

Для преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов и факультетов, работников правоохранительных органов и судов.

---

Одной из удачных признается классификация, где все преступления против правосудия подразделяются на три группы: 1) преступления, совершаемые должностными лицами и работниками правоохранительных органов, органов правосудия (ст. 299–303, 304, 311 УК РФ); 2) преступления, совершаемые частными и должностными лицами, привлекаемыми к отправлению правосудия или связанными с отправлением правосудия (ст. 294–298, 304, 306, 308, 310, 312, 316 УК); 3) преступления, совершаемые лицами, в отношении которых правосудие осуществилось, либо лицами, обязанными исполнять судебные акты (ст. 313–315 УК)[255].

Вместе с тем и эта классификация не может быть признана безупречной. С одной стороны, свою «лепту» внес законодатель, предусмотрев в качестве субъектов принуждения к даче показаний (ст. 302 УК) не только представителей правоохранительных органов (следователя, дознавателя), но и любых других лиц, которые действуют с их ведома или молчаливого согласия. Таким образом, данный состав преступления по субъекту попадает сразу в обе категории. В то же время названный критерий классификации не всегда используется последовательно и в него не всегда включается один и тот же смысл, поэтому единства в классификации достигнуто не было.

Оценивая такого рода классификации, А. В. Федоров и Т. К Агузаров, по нашему мнению, излишне категоричны, когда заявляют, что, основываясь на субъекте как классификационном признаке преступлений против правосудия, вообще нельзя дать научно обоснованную классификацию указанных деяний. Этот путь, по их мнению, представляется теоретически необоснованным[256]. При всей видимой неотразимости приведенных авторами аргументов нельзя забывать о том, что законодатель исходил из самого главного – подчинения своей законодательной конструкции чисто практическим целям. Критически оценивая классификацию преступлений против правосудия по непосредственному объекту, А. В. Наумов как раз и предлагает, исходя из сугубо прагматических целей, вернуться к прежнему подходу, может быть, в известной мере нарушающему «чистоту» теоретических (доктринальных) помыслов, но оправданному в практическом плане, в том числе и в аспекте правоприменения, – к классификации преступлений против правосудия не по непосредственному объекту, а по субъекту преступления[257].

В связи с этим представляет несомненный интерес одна из последних классификаций преступлений против правосудия по субъекту, которая дана в работе А. С. Горелика и Л. В. Лобановой. Первоначально все преступления они подразделяют на две группы по признаку специального и общего субъектов. Причем в последнюю группу попадает незначительное количество составов (ч. 1 и 2 ст. 294, ст. 295–296, 304 и 309 УК и ст. 315 УК в части воспрепятствования исполнению судебного акта).

Преступления против правосудия со специальным субъектом подвергаются дальнейшей классификации с учетом тех особых качеств, которыми наделены их исполнители:

1) совершаемые лицами, использующими свои служебные полномочия (ч. 3 ст. 294, ст. 299–302, ч. 2 и 3 ст. 303, 305, ст. 311, ч. 1 ст. 312 в части осуществления банковских операций с денежными средствами, на которые наложен арест, ст. 315 УК в части злостного неисполнения судебного акта);

2) совершаемые иными лицами (иные преступления со специальным субъектом за исключением укрывательства). Укрывательство, по мнению авторов, может быть обособлено от других посягательств против правосудия, совершаемых специальными субъектами, так как для него (субъекта укрывательства) необходимо только отсутствие признаков близкого родства или супружеских отношений. В то время как иные специальные субъекты обладают дополнительными обязанностями или полномочиями.

Основой для классификации по смешанному критерию (объект и субъект преступления) является высказанное в середине XX в. мнение о том, что кроме объекта посягательства для построения Особенной части УК возможно использовать и иные признаки, например субъект преступления или другие элементы состава (М. Д. Шаргородский). Поэтому при классификации преступлений против правосудия выделяются группы преступлений не только по объекту, но и субъекту посягательства. Например, в качестве основы для классификации преступлений, посягающих на самостоятельность судебной власти, ее авторитет и безопасную деятельность судей и иных лиц, содействующих осуществлению правосудия (ст. 294–298 УК), используется объект посягательства. В то же время следующая группа выделяется по субъекту – это преступления против правосудия, совершаемые судьями и иными должностными лицами органов предварительного расследования и сторонами по гражданскому (арбитражному) делу (ст. 299–305 УК).

Против использования двойного критерия высказалась М. А. Гаранина, указывая, что система не может строиться единовременно на нескольких критериях, так как такие предложения переносят критерий систематизации норм Особенной части из объективной в субъективную область. Однако впоследствии, при построении собственной системы преступлений против правосудия, автор тоже оказалась непоследовательна, утверждая, что целесообразнее составы расположить по субъекту в зависимости от ценности объекта, что сделает систему более четкой[258].

В научных публикациях последних лет преобладает подход к систематизации преступлений против правосудия, основанный на учете непосредственного объекта этих преступлений. Родоначальниками такой классификации были И. С. Власов и И. М. Тяжкова, которые одними из первых подробно проанализировали непосредственный объект посягательства и заложили его в основу предлагаемой системы преступлений против правосудия[259].

Современные исследования отличаются значительным разнообразием количества выделяемых подгрупп, а также расположением в них конкретных составов преступлений против правосудия.

Наиболее детализированную систему преступлений против правосудия предложила Л. В. Лобанова, представив структуру правосудия как объекта уголовно-правовой охраны с разных позиций: а) сферы судопроизводства, где могут быть совершены общественно опасные деяния; б) этапов осуществления процессуальной и постпроцессуальной деятельности, на которых развиваются отношения, которым причиняется вред совершающимися преступлениями; в) существенных качеств правосудия (отражение которых лежит и на вспомогательной для правосудия деятельности), которые игнорируются с учетом задач, поставленных перед правосудием государством, и условий, созданных для их решения. В своей классификации Л. В. Лобанова использовала последний из предложенных ею критериев и подразделила все преступления против правосудия на две большие подгруппы: 1) преступления, нарушающие условия, необходимые для успешного осуществления процессуальных и постпроцессуальных функций (ст. 294, 295–298, 309, 315 УК) – в части воспрепятствования исполнению судебного акта; 2) преступления, посягающие на общественные отношения, обеспечивающие развитие процессуальной и постпроцессуальной деятельности в соответствии со стоящими перед правосудием задачами (ст. 299–303, 304, 305, 307–308, 312, 315 УК). В дальнейшем эти подгруппы были раздроблены на еще более мелкие подгруппы с учетом других критериев, в том числе в связи с характеристикой процессуальной и постпроцессуальной деятельности как охранительной, познавательно-правоприменительной и процессуально-упорядоченной[260].

Несомненно, подобная классификация имеет право на «жизнь», поскольку пытается объяснить, каким именно интересам в сфере процессуальной и постпроцессуальной деятельности (в сфере правосудия в широком смысле) общественно опасными посягательствами причиняется ущерб. Но также бесспорно, что она чрезмерно усложнена и неоправданно громоздка, что вызывает сомнения в ее практической значимости.

При классификации преступлений против правосудия по характеру непосредственного объекта посягательства предлагались и иные группы. Более совершенными в этом плане признаются классификации, предложенные А. И. Чучаевым и Л. В. Иногамовой-Хегай[261].

Однако даже в лучших образцах систематизации рассматриваемых преступлений по непосредственному объекту выявляются те или иные недостатки. Указывая на изначальную причину отсутствия безупречной классификации преступлений против правосудия, А. В. Наумов справедливо отмечает, что непосредственные объекты рассматриваемых преступлений настолько переплетены друг с другом, что едва ли не любая классификация по этому признаку становится слишком условной, так как многие преступления из предполагаемых группировок «заслуживают» вхождения не только в «свою», но и в другую группировку[262].

Суммируя сказанное, можно сделать следующие выводы: во-первых, всякая классификация преступлений против правосудия на подгруппы носит относительно условный характер и зависит от выбранного критерия; во-вторых, построение односложной классификации вряд ли может быть успешным; в-третьих, избранная законодателем модель системы норм преступлений против правосудия пока не оптимальна, и поэтому сущее отнюдь не соответствует должному.