Дмитрий Иванов - Коллекционер (сборник)

• Название: Коллекционер (сборник)
• Автор: Дмитрий Иванов
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-409-6

«Но всё это скоро уже будет в прошлом… не далее, как сегодня ночью…

И только одинокий бронзовый орёл над филармонией Пятигорска останется на месте с тем, чтобы гордо и величественно обозревать все памятники Лермонтову. В том числе и этот. Орлу же не объяснишь, что такое революция, и отчего вождей возносят на постамент рядом с их антиподами».

«Театр закрыл занавес. Собственно, не сам театр, а его служащие. Всё кончилось благополучно. Мир не рухнул…Ещё одной коллекцией стало меньше, коллекцией самоедских заблуждений. Думаю, не жалко…»

---

А, впрочем, какое сейчас это имеет значение… Двадцать первый век на дворе.

Как всегда! Держит в памяти множество ненужных событий. Живет в них. Бесконечно мусолит рассуждения об абстрактных ценностях. Но то, что серебряный рубль принадлежал нам обоим, ему невдомек. Что я имела и имею права, хоть и не предъявляю, – не приходит в его седую голову. Где его воспоминания обо мне, о нашем? Я двадцать три года делила постель с мужчиной, а он не заметил моего присутствия…

Когда я впервые увидела Вадима, он вертел серебряный рубль между пальцами правой руки. Монета скользила, точно живая, – нырнет под фалангу и тут же вынырнет, забавно поблёскивая. Мне представилось: это плоский круглый выдрёныш, побывавший под катком и выживший, заигрывает со мной. Не могла оторвать глаз и, сама не поняв как, приблизилась к незнакомцу.

– Любезная фрейлейн, вам нравятся фокусы? – спросил он с улыбкой. – И не зовут ли вас, по стечению обстоятельств, Екатериной?

– Катей… – удивленно согласилась я.

– Вот так сюрприз! – он перестал вертеть монету и нахмурился. – Вы верите в знаки?

Я ничего не ответила – не поняла вопроса. Рассматривала костыль, прислоненный к дворовой ярко-зеленой скамье, и пыльный, в разводах гипс – как смешно контрастирует с ним подвязанная веревкой аспидного цвета галоша.

– Похоже, судьба благосклонна к вам, – церемонно произнес он, протянул серебряный рубль и продолжил обычным тоном. – Возьми – станешь Екатериной Великой.

– Не хочу быть великой, – спрятала руки за спину и сделала шаг назад. – В великих Екатерин не влюбляются…

– Ну, ты и скромняга! – засмеялся Вадим, опустил монету в нагрудный карман и потянулся за костылем. – Да, ты правильно показываешь глазами: пока я травмированный спортсмен, но потом… – голос его стал напевным, как у сказителя. – Останешься до совершеннолетия тихоней, получишь подарок: звезду с неба в обертке из перистых облаков!

– Мне мама не позволит звезду дома держать, – на полном серьезе испугалась я. – Она большая и горячая – испортит мебель…

Мне было двенадцать, ему четырнадцать. С невеликого пригорка моего возраста он виделся взрослым и ответственным – я ему бесповоротно поверила. Сама удивляюсь своей глупости! Понимала, что больше его не увижу, но позволила себе фантазировать без оглядки. А он возьми через пять лет и возникни вновь в моей жизни…

Ловушка-фантом захлопнулась. Серебряный рубль нас соединил.

И всё-таки, как к нему попала эта монета? Очень любопытно. Попробуй, вспомни…

И он попробовал…

Наверное, ему пожаловал эту монету соседский соплюн Вовка в обмен на защиту от таких же, как он сам, небольших, но крайне коварных пацанов детсадовского возраста – подготовительная группа, Советский Союз. Да. Скорее всего, именно так и было.

Рубль не мог не понравиться. Он не просто очаровывал или, иначе говоря, приводил в неистовство своей древней родословной. Монета будто перевернула всю его жизнь, до того момента не имеющую, по большому счёту, никакой иной ценности, кроме невзрачного номинала среднего школьного возраста.

А тут вдруг! Он, которому уже почти тринадцать и который в курсе дела, как себя вести, чтобы дядя Жора из соседнего подъезда не докапывался, на каком берегу Иордана родилась большая часть твоих родственников…

Дядя Жора… Папа звал его Егорием, небожьим человеком. Сей странный до невероятности представитель класса люмпенов со стажем. Этакий неаккуратно побритый халдей и сатрап по складу характера, состоящий на прикорме у органов слуха и зрения «нашей родной партии», от которого, казалось, нет никакого избавления, кроме тихой затрапезной почтительности…

И вот…

Прошло время, и никому не интересны твои вторичные религиозные признаки, которые в конечном итоге являются вовсе и не религиозными… Обычные приметы социалистических атавизмов. Как? Вам незнакомы подобные термины? Не стану делать удивлённое лицо, хотя очень хочется. Мы – это мы, и никто не в силах убедить меня в обратном… Казалось, не слишком веская сентенция. И что с того?

Его интересовали сатрапы, органы, религиозные признаки и прочая чепуха, но не девочка, которой он обещал подарить чудо. А я со дня знакомства думала о нем по любому поводу – отвлекая себя от обид, забавляясь в минуты отдыха, мечтая перед сном о том, как повзрослею. Вадим стал для меня чем-то вроде сказочного ключа от волшебной дверцы. С мелодичным звуком провернётся в скважине ключ, щелкнет замок – и мир предстанет в совершенно ином обличье…

Не то, чтобы мне нравились глаза или голос Вадима и я в него втюрилась. Честно говоря, через месяц уже не помнила его лица. Не забылись только костыль и смешная аспидного цвета галоша, пьедесталом поддерживающая гипсовую ногу. Они были такими необычными, – точно скипетр короля, акцентировали избранность своего хозяина, его принадлежность к исключительному и неведомому. Парень с монетой-выдрёнышем, резвящимся между фалангами пальцев, казался мне особой более царственной, чем сам король, его величество. Анемичному подростку Вадим представлялся ангелом будущего, обещанием праздника, который прежде обходил меня стороной.

Родителям не до меня. Мама – медсестра, отец – военный. Существование на чемоданах, в мелькании городов, домов, равнодушных чужих лиц. И вдруг это неожиданное: «На совершеннолетие подарю звезду с неба в обертке из перистых облаков!»

И дал обещание не кто-нибудь – почти взрослый Вадим, встреченный в бабушкином раю: разве может не быть раем уголок Вселенной, где тебя всегда ждут и всегда тебе рады? Где из года в год ничего не меняется и не страшно ждать наступления завтрашнего дня?..

Бабушка сидит на скамеечке, довязывая свитер. Дедушка возится с деревцем, бывшим саженцем, купленным на собственные деньги для украшения общей дворовой территории. Я в ожидании не скорого совершеннолетия прыгаю через скакалку, задрав к небу голову, – любуюсь вязью рассеянных по бело-голубым просторам перистых облаков. Ни в одном другом городе я не видела такого высокого неба…

Как больно, что Вадим тогда шутил и запамятовал свое обещание, а я была серьезна и до сих пор его помню… То самое, о звезде…

Серебряный рубль. Много ли в нём соединилось такого, от чего хотелось бы жить лет до ста, не обращая внимания на дежурные недомогания и хронический гастрит?

Его нет давно, отменного ощущения детства, от которого свежесть взгляда радует твоё существо до самых затаённых глубин, где по показаниям философски настроенных теологов ютится бессмертная душа.

Нет его давно, ощущения беспричинного и бессистемного счастья «за бесплатно». Осталось лишь послевкусие. Этот странный, еле уловимый признак того, что неправильно живёшь… сейчас. А тогда жил правильно? Если верить воспоминаниям – да. Боже, благослови воспоминания вчерашнего дня… тоже.

Нет, правда, стабильно же, вроде, всё. И добился этого сам: что называется – именно собственным трудом. Именно твоими усилиями, твоё всё. Без вопросов твоё, так ведь – нет. Что-то гложет, не даёт уснуть. Или даёт, но не тебе. И не твоим безумным друзьям, которым «всегда больше всех надо». Точно ты частичка единого европейского или иного механизма… а они – те, кто станут тебе пенять относительно твоих же странных преференций, они – эти тени сомнений, коих всегда найдётся в избытке на твою облысевшую головушку.

Серебряный рубль с профилем Екатерины Великой позвал в детство чувством нереального ощущения близкого счастья…

А ты? Кто же ты, в конце-то концов? Тебе вовсе не так грустно, ты совсем не потерян для нового мироустройства. Ты – это тот самый ты, который давно уже устал быть человеком общества презрения, кому нельзя стать новым индивидом в силу изрядной изношенности ходовой части и механизмов поворота «подслеповатой башни»…

Ушла, отзвенела молодость, и нет причин поминать трагическое. Ты удовлетворён, старый?

«Старый» – именно так мы звали друг друга тогда, и ещё «крендель», «лопух» или «кошелёк», а однокурсницы – поголовно «кошёлки» (кроме той, единственной)! Да мало ли как ещё…

Вопреки нежеланию, – уж очень тяжело продираться сквозь текст в прошлое, – просматриваю заметки дальше. Почерк неровный: то мелкий, то покрупнее, острия букв торчат, как иголки из головы мягкотелого Страшилы, – обожаемого дочерью пугала. Такой была и его речь: формулировки задиристые, а смысл округлый.

Подруги считали мужа занудой и за спиной перешёптывались, жалели, а мне было приятно следовать кругами его мыслей. Как тогда, с выдрёнышем… Будто в голове его ныряет и выныривает серебряная монета, и меня тянет, тянет погрузиться в таинство мелькания смыслов. Только говорил он всегда сам с собой – я была наблюдателем, а не участником его размышлений. Так сложилось с самого начала. Кто виноват?