Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида. Стихотворения

• Название: Хризалида. Стихотворения
• Автор: Варвара Малахиева-Мирович
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91763-131-8

Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович (1869, Киев – 1954, Москва) – автор почти четырех тысяч стихотворений. Первые ее сохранившиеся стихи датируются 1883-м годом, последние написаны за год до смерти. Подруга Льва Шестова и Елены Гуро, Даниила Андреева и Игоря Ильинского, переводчица Бернарда Шоу и «Многообразия религиозной жизни» Уильяма Джеймса, Малахиева-Мирович – старейший автор неофициальной литературы, оставшийся до конца дней верным символизму, но открывший внутри символистской системы возможности иронически отстраненного реалистического письма.

Основу издания составил свод избранных стихотворений поэта, никогда не появлявшихся в печати, а также единственная изданная при жизни книга стихотворений «Монастырское» (1923) и немногочисленные прижизненные публикации.

---

6. «Небеса нынче синие, синие…»

Небеса нынче синие, синие,
Как вишневый цвет облака,
Георгина моя на куртине
Вся в серебряной паутине,
Осенняя пряжа тонка, легка.

Веретенце мое кружится, кружится,
Но все тоньше – тоньше нить,
У колодца замерзла лужица.
Скоро сердце с небесным сдружится,
О земном перестанет тужить.

7. «Такая лежит она пригожая…»

Такая лежит она пригожая[62]
В глазетовом белом гробу,
С Богоматерью личиком схожая,
Царский венчик на лбу.

Тень от ресниц колыхается —
Пламя свечи высоко —
И как будто уста усмехаются,
Что стало сердцу легко.

В облаках голубого ладана
Сокрылся земной рубеж…
Радуйся, радостью обрадованная,
Блажен путь, в он же грядешь.

IV. СТАРИЦЫ

1. «Глаша и Луша – такие насмешницы…»

Глаша и Луша – такие насмешницы —
Всё меня на смех поднять норовят.
Прости меня, Господи, великую грешницу,
Думаю давеча: «Пусть егозят,

Всё за ограду да за ограду —
Будет обители срам через вас».
Мысли такие подальше бы надо.
Сирин Ефрем, упаси от проказ

Эту глазастую Глашку глумливую.
Душеньку Божия Матерь блюдет.
Ангельский голос, как ангел красивая,
Впрочем, и светские песни поет.

Молодость – глупость. Прости меня, Господи,
Тоже и я ведь была молода,
В роще гуляла невенчаной с Костею,
Очень смешлива была и горда.

Старой вороной осмелились девушки
Вслед меня нынче назвать.
Господи, дай мне вперед не прогневаться,
Если услышу ворону опять.

2. «Ходила я, старица недостойная…»

Ходила я, старица недостойная,
К старцу юродивому Гордиану.
– Отче, – говорю я, – душа неспокойная,
Сердце многими скорбями пьяно.

Он же в ответ мне: будет похмелие,
Будет и вечный покой.
Жди терпеливее дня новоселия,
Скоро придут за тобой.

– Батюшка, смерть моя близко, у входа,
Как же мне черной пред Богом предстать?
– Плачешь? И плачь. Это Божья забота
Грех твой слезой отмывать.

Дал на прощанье просвирку мне черствую.
– Скинь, – говорит, – полдесяточка гирь.
Стало легко – на девятую версту
Шла, как летела, к себе в монастырь.

3. «Есть у нас могилка безымянная…»

Есть у нас могилка безымянная,
Меньше всех, и крестик победней.
Но такая мне она желанная,
Точно внучек или внучка в ней.

Крошки хлеба к ней ношу с обеда я,
Рассыпаю птицам дар святой.
Как иду ко всенощной, проведаю,
Навещу и с утренней зарей.

Раз она приснилась мне в сиянии,
Как в росе, в бурмицких жемчугах,
И над нею в белом одеянии
Ангелочек в золотых кудрях.

И сказал он так приветно: бабушка,
Ты ко мне ходи, не отставай,
И мою гробовую палатушку
В жемчуга пред Богом убирай.

4. «Золотые маковки обители…»

Золотые маковки обители[63]
По-над ельничком мелькнули и пропали.
По крутым холмам к ней до ночи дойти ли мне?
Что-то ноженьки мои гудут, пристали.

Птичьи гласы правят повечерие.
Засинели дремы по кустам.
Дай мне, Господи, по вере и усердию
Крепость духу, силушку ногам.

Отзвонили звоны колокольные,
Отгорела в небе зорька алая.
Вы, луга, леса мои привольные,
Вы, былинки и букашки малые!

Новым слухом дух мой наполняется,
Тайнопевный слышу ваш канон,
Сердце песнью вашей причащается,
Как пасхальным хлебом и вином.

5. «Расписала Аннушка игуменье писанку…»

Расписала Аннушка игуменье писанку[64]
Черною глаголицей: Христос воскрес!
По красному полю золотые листья,
Золотые гвозди, и копье, и крест.

Всё-то мы хлопочем, всё-то украшаемся,
Писанки да венчики, пасхи, куличи,
В этих куличах-то всё и забывается.
В сердце Божьей Матери стрелы и мечи.

Божий Сын во гробе, ангелы в смятении,
По церквям рыдальные гласы похорон,
Славят страсти Господа и Его терпение.
А у нас-то скалок, мисок перезвон.

6. «Гроздия белого инея…»

Гроздия белого инея[65]
Алеют рассветным лучом.
С тобою, Господи, ныне я,
Во свете Твоем.

Гроздия белого инея
Истают при свете дня.
Покину я Твою скинию,
Но Ты не покинь меня.

Гроздия белого инея
Стекают на землю с высот.
Но из праха земного уныния
Твой луч меня воззовет.

7. «Вот и кончилось мое послушание…»

Вот и кончилось мое послушание.
Отжала полосыньку до конца.
Приими, Господи, мое покаяние,
Не отжени от Твоего лица.

Призри на долгое мое смирение!
А если гореть повелишь в аду,
Пошли мне для адовых мук терпение:
С именем Твоим во Ад сойду.

Глашенька, свечку зажги мне отходную,
Стань в головах, отпускную прочти —
Девичьи молитвы до Бога доходные,
Дурость мою и гневливость прости.

8. «Кладбищенской тропкой мать Феодора…»

Кладбищенской тропкой мать Феодора
Идет меж сугробных холмов,
Провожают ее лампадные взоры
Изумрудных, рубинных глазков.

Прилежной рукой подливает
Неугасимый елей,
Всех усопших по имени знает,
Крестит их на ночь, как малых детей.

«Здесь упокоилась мать Неонила».
– Многоболезненная была.
С ангельским терпением нéдуг сносила,
Отболелась и к Богу ушла. —

Тут приютилась сиротка Малаша,
Детский мор ее скосил.
Тут – Божья свечечка, радость наша,
Юродивенькой Луши прах опочил.

Вот – слепая старица Леонада,
Зрячая в Боге давно.
Ярче всех полыхает ее лампада,
Больше всех ей видеть дано.

Спите, могилки, белые, пушистые,
Отгоняет лампадный свет
Далеко от вас сны нечистые,
Суету сует.

ЭПИЛОГ

Вокруг пустыня снежная,
Сугробная волна.
Бездумная, безбрежная
Забвенья пелена.

Во благостном успении
Почиет жизни даль —
Земное устремление,
Греховная печаль.

Проснулись звезды млечные,
Сияют и горят.
За аркой их – Предвечного
Воздвигся Новый Град.

1915

Воронеж, Киев, Москва

[ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ 1928 г., ОТНЕСЕННЫЕ К КНИГЕ «МОНАСТЫРСКОЕ»][66]

«Матушка Сепфора стоит у плиты…»

Матушка Сепфора стоит у плиты.
Щи со снетком кипят, раскипаются.
Батюшка намедни: «Знаешь ли ты,
Как Моисея жена прозывается?»

– Где уж нам, – краской лицо залилось, —
Батюшка, простите, я ведь не начетчица.
Батюшка премудрый: Библию насквозь
Всю оттрубит и назад воротится.

«Ты, – говорит он, – Сепфора, и есть
Жена Моисея, ты, несуразная».
Сел и велел мне страничку прочесть,
Где про меня с Моисеем рассказано.

Надвое море он палкой рассéк.
Воды как стены стоят нерушимые.
Господи, был же такой человек,
И жена у него, Сепфора. Любимая.

– …Ой, покатилась волна по плите…
Снеток за снетком разбегаются.
…Чуть позабудешься в грешной мечте,
На кухне беда приключается.

1 октября 1928

«Рассыпала четки черница…»

Рассыпала четки черница.
Смутилась, не знает, как быть.
«Начни-ка без четок молиться,
Вражонок того натворит…

Пока перенижешь все бусы,
Чего не нашепчет тут бес.
О, Господи мой, Иисусе,
Надену из Киева крест,

Почаевским ладаном буду
Анчутке курить на беду.
Успел, бедокур, напрокудить,
Трех бусин никак не найду».

10 октября 1928

СТИХИ 1916–1930

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Молнии с неба слетают[67].
Молнии землю пронзают
Синим, лиловым огнем.
В пламени сад твой и дом.

Не спасти колыбельку твою.
Баю-баюшки, баю-баю.

Тихая встала могила,
Крест над сыпучим холмом.
В мире почило, что было
Бурей, мечом и огнем,

Что сожгло колыбельку твою,
Баю-баюшки, баю-баю.

1916

Москва

«Зачем душа боится муки…»

Л. Шестову

Если мы дети Бога, значит, можно ничего не бояться и ни о чем не жалеть.

Л. Шестов

Зачем душа боится муки[68],
К столбу костра пригвождена?
Вся жизнь минувшая порукой,
Что пытку вынесет она.

В былых мистериях страданья
Уже открылось ей давно,
Что нету врат иных познанья,
Чем те, где сердце сожжено.

Страшиться ль призраков утраты
Того, что звали мы своим,
Когда огнем костра объята
Сама душа – огонь и дым.

А если вечное в ней было,
Она, отвеяв прах земной,
Из почерневшего горнила
Блеснет, как слиток золотой.

1916