Уильям Манчестер - Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965

• Название: Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965
• Автор: Уильям Манчестер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06283-3

Сэр Уинстон Спенсер Черчилль – британский государственный и политический деятель, премьер-министр Великобритании в 1940–1945 и 1951–1955 годах, военный, журналист, писатель, почетный член Британской академии, лауреат Нобелевской премии, по данным опроса, проведенного в 2002 году компанией Би-би-си, величайший британец в истории.

Черчилль, представленный Уильямом Манчестером и Полом Ридом, – это человек несгибаемого мужества, острого ума и невероятного стремления к действию. Эта книга – блистательный рассказ о том, как Черчилль организовал свою нацию для обороны и военного отпора нацистской Германии, вынудив Рузвельта оказать поддержку Британии поставками вооружения. Именно он настоял на оказании помощи Советскому Союзу, что не мешало ему оставаться его убежденным идейным врагом В Старике, как называли его сотрудники, уживалось несколько, иногда противоречащих друг другу личностей. Он непозволительно много работал, был эгоистичен, придирчив, вспыльчив, груб, невнимателен к людям и в то же время преисполнен сострадания к тем, кто попал в трудное положение. Но что бы ни происходило с ним и с его страной, которой он был бесконечно предан, он всегда поступал в соответствии со своим девизом: «Никогда не сдавайся!»

---

На Вэггон-Хилл сражались люди XIX века в условиях XIX века. Для разведки и корректировки артиллерийского огня использовались воздушные шары. Из орудийных окопов раздавался грохот нарезных орудий. Сообщения передавали с помощью гелиографов. Оружие и все происходящее на поле боя было знакомо ветеранам сражений при Энтитеме, Колд-Харборе и Балаклаве[656].

Однако Вэггон-Хилл считается одним из первых сражений XX века, не только в силу временного фактора, но и потому, что использовались пулеметы с водяным охлаждением, обложенные мешками с песком огневые точки и ряды стальной проржавевшей колючей проволоки, на которой висели тела молодых англичан и буров. В тот день вместе с ними умерла эпоха, на которую пришелся период их возмужания. Спустя четыре десятилетия об их сражении давно забыли, кроме тех немногих, еще живущих, кто сражался вместе с ними, и тех, кто, подобно Уинстону Черчиллю, жалел, что их нет рядом.

Боевой подвиг, о котором написал Черчилль Гамильтону, – взятие Бардии – незначительная операция против итальянцев на ливийском побережье, которая не шла ни в какое сравнение с операцией по снятию осады с Ледисмита. Когда Черчилль рассказывал невероятные истории Колвиллу, Франклин Рузвельт готовился выступить с посланием «О положении страны» перед членами конгресса США, тем самым давая Черчиллю еще одну причину вспоминать 6 января. В 14:03 по восточному стандартному времени Рузвельт начал свое выступление. В течение пятнадцати минут в выражениях, которые, несомненно, вдохновили Черчилля и привели в бешенство Гитлера и изоляционистов, он пообещал поддержку странам, борющимся против оси, и более того: «Я также буду просить нынешний конгресс утвердить полномочия и ассигнования, достаточные для производства дополнительного вооружения и боеприпасов различных видов для передачи тем государствам, которые находятся в состоянии настоящей войны с государствами-агрессорами. Сегодня наша наиболее полезная и важная роль состоит в том, чтобы служить как их, так и нашим собственным арсеналом. Они не нуждаются в живой силе, но им для обороны нужно оружие стоимостью в миллиарды долларов. Настает время, когда они не смогут оплатить его полностью наличными. Мы не можем сказать им и не скажем, что им следует капитулировать по причине их неспособности заплатить за оружие, которое, как мы знаем, им необходимо. Я не рекомендую выделять им заем в долларах, которыми они будут расплачиваться за оружие, заем, который надо будет возвращать в долларах. Я рекомендую, чтобы мы создали для этих государств возможность продолжать получать военное имущество в Соединенных Штатах, включив их заказы в наши собственные программы. И практически все их военное имущество может, если настанет такое время, оказаться полезным для нашей собственной обороны. Прислушиваясь к советам влиятельных военных и военно-морских экспертов, решая, что именно представляется наилучшим для нашей собственной безопасности, мы свободны решать, какая часть произведенного имущества должна быть оставлена здесь и какая часть направлена нашим зарубежным друзьям, своим решительным и героическим сопротивлением предоставляющим нам время для подготовки нашей собственной обороны. То, что мы посылаем за рубеж, должно быть оплачено, причем оплачено в разумные сроки после завершения военных действий, оплачено аналогичным имуществом или же, по нашему выбору, различными товарами, которые они могут произвести и в которых мы нуждаемся. Давайте скажем этим демократическим странам: «Мы, американцы, жизненно заинтересованы в защите вашей свободы. Мы предлагаем вам нашу энергию, наши ресурсы и нашу организационную мощь для придания вам силы в восстановлении и сохранении свободного мира. Мы будем направлять вам во все возрастающем количестве корабли, самолеты, танки, пушки. В этом заключаются наша цель и наши обязательства»[657].

Так и было. Американские крейсеры не отправлялись в Кейптаун, чтобы вывезти оттуда британское золото. Рузвельт хотел принять участие в качестве черчиллевского секунданта в этой дуэли. В Грецию, Китай и в первую очередь в Великобританию отправились танки, одежда, продовольствие, оружие, боеприпасы и топливо на сумму в несколько миллиардов долларов. Сырая нефть, по цене приблизительно 1,15 доллара за баррель; автоматы Томпсона, примерно по 200 долларов; недавно прошедшие испытания полутонные разведывательные джипы – порядка 800 долларов за машину, и новые бомбардировщики В-17 по цене 276 тысяч долларов за каждый – эти американские поставки действительно имели большое значение[658].

Президентские слова – будучи реализованы конгрессом – облегчали острейшую финансовую проблему: отсрочка платежей за поставки давала Черчиллю выигрыш во времени. Но речь шла не просто о выигрыше времени для Великобритании. Рузвельт говорил о будущем Америки, которое будет иметь глубокие последствия для Черчилля и Британской империи. Свою речь, вошедшую в историю как речь о «четырех свободах», он закончил ссылкой на четыре основополагающих нравственных закона. Его речь была демонстрацией американского благородства и идеалов американской демократии. В ней не упоминалось о Черчилле и, за исключением двух ссылок на британский военно-морской флот, о Британской империи. Тем, кто, возможно, искал моральное основание для оказания помощи странам, выступающим против Японии и Германии, тем, кто спрашивал, к чему подобная щедрость, Рузвельт предложил свои «четыре свободы»:

«В будущем, которое стремимся сделать безопасным, мы надеемся создать мир, основанный на четырех основополагающих человеческих свободах.

Первая – это свобода слова и высказываний – повсюду в мире.

Вторая – это свобода каждого человека поклоняться Богу тем способом, который он сам избирает, – повсюду в мире.

Третья – это свобода от нужды, что в переводе на понятный всем язык означает экономические договоренности, которые обеспечат населению всех государств здоровую мирную жизнь, – повсюду в мире.

Четвертая – это свобода от страха, что в переводе на понятный всем язык означает такое основательное сокращение вооружений во всем мире, чтобы ни одно государство не было способно совершить акт физической агрессии против кого-либо из своих соседей, – повсюду в мире.

Свобода означает господство прав человека повсюду. Hаша поддержка предназначена тем, кто борется за завоевание этих прав и их сохранение. Наша сила заключается в единстве наших целей.

Осуществление этой великой концепции может продолжаться бесконечно, вплоть до достижения победы».

Франклин Рузвельт открыл внушительную дверь, которую Америка не будет и не сможет закрыть. Он не стал сразу делать резких движений. Они с Америкой еще были не готовы. Но он объявил о своем намерении переделать мир по американскому образу и подобию. «Hаша поддержка предназначена тем, кто борется за завоевание этих прав и их сохранение» – четкое заявление, не признающее морального релятивизма. Обычно Рузвельт одобрял создание коалиций, но в данном случае сделал исключение для распространения свободы в одностороннем порядке.

Он объяснил, что диктаторам не будет места в этом новом мировом порядке. Он определил, что эти четыре свободы будут «повсюду в мире». Тем не менее он обещал поддержать Грецию, которой правил диктатор, и Китай, во главе с коррумпированным Чан Кайши. А как насчет демократических, либеральных империй типа Британской? Это Рузвельт обошел молчанием. В мире Черчилля «империя» и «свобода» были равноценными понятиями, если речь шла о Британской империи. Но не так было в мире Рузвельта, как, к огромному ужасу, узнал Черчилль в ближайшие месяцы и годы. Рузвельт объявил о своем намерении поддержать тех, кто получит и сохранит права: «Hаша поддержка предназначена тем, кто борется за завоевание этих прав и их сохранение». Но в Британской империи такие права предоставляло правительство его величества. В Британской империи некоторые из тех, кто стремился обрести эти права, – Луис Бота, Майкл Коллинз, Махатма Ганди[659] – считались террористами.

Реакцию на речь Рузвельта можно было предвидеть. Влиятельная немецкая газета Deutsche Aligemeine Zeitung назвала ее «эксцентричными аргументами в пользу проигранного дела». Chicago Tribune заняла почти такую же позицию, мрачно заявив, что билль о ленд-лизе – «это законопроект разрушения Американской республики. Это инструкция по установлению неограниченной диктатуры, наделенной властью распоряжаться имуществом и жизнями американцев, постоянно вести войны и вступать в альянсы».

Ожидание Черчилля почти закончилось. Он еще не читал закон о ленд-лизе, но уже достаточно слышал, чтобы 9 января выразить свою благодарность Рузвельту в речи по случаю отъезда лорда Галифакса в Вашингтон в качестве нового посла его величества: «Я приветствую как счастливое событие тот факт, что в нынешний момент жесточайшего международного кризиса во главе Американской республики стоит знаменитый государственный деятель, обладающий многолетним опытом правительственной и административной деятельности, в чьем сердце горит пламя сопротивления агрессии и угнетению, чьи симпатии и характер делают его искренним и несомненным защитником справедливости, свободы и жертв зла, где бы они ни находились»[660].