Сергей Чухлеб - Лекции по истории западной философии Нового времени

• Название: Лекции по истории западной философии Нового времени
• Автор: Сергей Чухлеб
• Жанр: Философия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-98604-421-7

Издание содержит: Новое время: новая культура, новая философия; философия XVII века; философия XVIII века; философия XIX века и т. д.

---

Бэкон понимает эту проблему и прекрасно видит опасность подобных перспектив. Но, при этом, он остается человеком XVI века. Он не хочет отказываться от своего проекта новой науки, но, при этом, боится и не желает конфликтовать с религией. И, к сожалению, он не первый и не последний в длинной веренице нововременных ученых, одолеваемых этой дилеммой.

В итоге, Бэкон надеется обмануть себя, а, самое главное, бдительных и строгих ревнителей религии следующими заявлениями: «Иные опасаются, как бы движения и изменения философии не стали примером для религии и не положили бы ей конец…Однако если здраво обдумать дело, то после слова Бога естественная философия есть вернейшее лекарство против суеверия и тем самым достойнейшая пища для веры. Поэтому ее справедливо считают вернейшей служанкой религии: если одна являет волю Бога, то другая – его могущество. Ибо не ошибся тот, кто сказал: “Вы блуждаете, не зная Писания и могущества Бога”, соединив и сочетав, таким образом, нерушимой связью осведомление о воле и размышление о могуществе. Поэтому неудивительно, что естественная философия была задержана в росте, так как религия, которая имеет величайшую власть над душами людей, вследствие невежества и неосмотрительного рвения некоторых была уведена от естественной философии и перешла на противоположную сторону. (1. Т. 2. С. 52–53).

Более того, в эссе «О безбожии», философ обрушивается на атеистов и клеймит их:

«То, что безбожие скорее на устах, чем в сердце человека, более всего видно из того, что безбожники постоянно говорят об этом, как будто их уверенность в правильности своего мнения постоянно слабеет и поэтому они были бы рады, если бы оно было подкреплено одобрением других. И более того, заметьте, что безбожники стремятся иметь учеников, как это принято и в других сектах, и, что самое важное, среди них есть такие, которые и пострадают за безбожие, и не отрекутся; в то время как если бы они действительно думали, что такого явления, как бог, не существует, то чего ради им беспокоиться?». (1. Т. 2. С. 387) «…как безбожие ненавистно во всех отношениях, так и в этом: оно лишает человеческую натуру средства возвыситься над человеческой бренностью». (1. Т. 2. С. 388).

Но в том же эссе он пишет: «Я скорее поверил бы всем сказкам Легенды (скорее всего, речь идет о «Золотой Легенде», составленной в XIII веке доминиканским монахом и повествующей о житиях и чудесах святых; то есть Бэкон атакует и католиков – С. Ч.), Талмуда и Корана, чем тому, что это устройство Вселенной лишено разума. И следовательно, бог никогда не творил чудес, чтобы убедить атеистов в своем существовании, потому что в этом их убеждают его обычные деяния. Поистине, поверхностная философия склоняет ум человека к безбожию, глубины же философии обращают умы людей к религии». (1. Т. 2. С. 386).

Прочтя это, очень многие просвещенные люди согласятся с Бэконом, что католические тексты, Талмуд и Коран полны сказок; эти тексты сами по себе являются большими и серьезными сказками. Но, при этом, просвещенные люди будут удивлены тому обстоятельству, что философ не считает сказкой Библию в ее англиканской интерпретации. Если мы встаем на точку зрения какой-либо одной религии, то в этом случае тексты иных религий предстают заблуждениями, инспирированными демонами. Но если мы занимаем позицию науки и признаем мифами Талмуд и Коран, то у нас нет никаких разумных оснований исключать из этого списка Библию или какой-либо другой сакральный текст.

Это убедительно продемонстрировал Ричард Докинз: «Мы не считаем себя обязанными тратить время на опровержение мириад вымыслов, порожденных богатством фантазии. Когда меня спрашивают о моих атеистических убеждениях, я всегда с удовольствием отвечаю, что собеседник сам является атеистом в отношении Зевса, Аполлона, Амона Ра, Митры, Ваала, Тора, Одина, Золотого тельца и Летающего Макаронного Чудища. Просто я добавил в этот список еще одного бога».(47. С. 79).

Отношение Френсиса Бэкона к религии тем более выглядит проблематичным, если учитывать то, как философ относился к суеверию. Под суеверием он понимал не только нелепые выдумки невежественной толпы, но и, как мы удостоверились выше, «ложные» религии.

«Лучше вообще не иметь никакого мнения о боге, чем иметь такое, которое его недостойно. Ибо первое есть неверие, второе же – оскорбление, и, разумеется, суеверие есть оскорбление божества» (1. Т. 2. С. 388–389) «Ничем не прикрытое суеверие уродливо; ведь, чем больше обезьяна похожа на человека, тем больше это увеличивает ее уродство; так и сходство суеверия с религией делает его более уродливым» (1. Т. 2. С. 389–390).

«Безбожие не отнимает у человека разума, философии, естественных чувств, законов, репутации; все они могут быть путями достижения внешней моральной добродетели, хотя и не религии; но суеверие все это уничтожает, воздвигая в душах людей абсолютную монархию. Поэтому безбожие никогда не потрясало государства: ведь оно заставляет людей быть осторожными по отношению к самим себе и не смотреть никуда больше; и мы видим, что времена, склонные к безбожию (как, например, времена Цезаря Августа), были спокойными временами. Суеверие же явилось причиной смуты во многих государствах…». (1. Т. 2. С. 389).

Говоря о том, что суеверие с неизбежностью является причиной смуты в государстве, Бэкон не мог не помнить, что при жизни предыдущего поколения отказ от католичества и утверждение англиканской церкви потрясли основы английского общества. Так мог ли философ считать суеверием католицизм и при этом относиться к англиканству как к истинной религии? И насколько Бэкон был искренен в своем убеждении, что наука и религия не противоречат друг другу и в своем желании их согласовать? Об этом трудно судить – мы не можем заглянуть в душу давно скончавшегося человека. Судя по всему, он был искренен в своих заявлениях на этот счет. Но эта искренность проблематична, поскольку мы знаем, что атеизм и отказ от англиканства означал бы для философа гонения и, возможно, смерть. Проблематично говорить об искренности принятия чего-либо под давлением страха. Это не означает, что Бэкон чего-то боялся осознанно – в обществах, где идеология навязывается грубой физической силой, страх очень быстро уходит в подсознание и замещается на уровне сознания искренней любовью и принятием.

Здесь важно другое. Дилемма – наука или религия – осознавалась Бэконом и доставляла ему много беспокойства. И в этом он вновь выступает провозвестником тех ситуаций и личностных конфликтов, которые столь характерны для Нового и Новейшего времен.

Основой новой науки является эмпирическое знание. Соответственно, Бэкон детально и подробно исследует это знание. И, в частности, особое внимание он обращает на метод индукции. Философ указывает, что при индуктивном обобщении необходимо постепенно восходить от частных случаев, познаваемых нами эмпирическим путем, к общим суждениям. При этом ученый должен систематизировать все известные случаи проявления исследуемого свойства вещи посредством составления обзоров трех видов: обзор, фиксирующий присутствие интересующего нас свойства у различных вещей; обзор, фиксирующий отсутствие этого свойства у вещей, сходных с исследуемым предметом; и обзор, устанавливающий сходство вещей с исследуемым предметом, у которых данное свойство не проявляется.

В логике существует несколько видов умозаключений. Важнейшие из них – дедуктивный и индуктивный. Дедукция – это движение от общего к частному. Вот пример простейшей дедукции: посылка первая – все люди смертны; посылка вспомогательная – Сократ человек; вывод – Сократ смертен.

Индукция – это движение (восхождение) от частного к общему. Если использовать в качестве примера предыдущее умозаключение, то выглядеть (в упрощенном виде) это будет так: посылка первая – X умер, Z умер, Y умер и так далее; посылка вторая – X, Z, Y и т. д. – люди; вывод – все люди смертны.

Этот пример, при всей его простоте, прекрасно демонстрирует неразрывную связь эмпирического, опытного знания и индукции. В опыте мы всегда сталкиваемся с частными явлениями, и, лишь изучив их, делаем общее умозаключение. И этот же пример прекрасно иллюстрирует фундаментальную проблему индуктивного метода. Именно эта проблема породила альтернативное эмпиризму течение рационализм, и именно эта проблема, в итоге, погубила эмпиризм, превратив поздних эмпиристов в скептиков, то есть людей, сомневающихся в познании.

В самом деле, как видно из вышеприведенного примера, мы исследовали лишь ограниченное количество случаев – мы констатировали смертность лишь некоторого количества людей. Но вывод мы делаем относительно всех людей. Такая индукция называется неполной. Это неизбежно: у нас нет возможности констатировать смертность всех представителей рода человеческого. Нет возможности хотя бы потому, что для окончательной и полной констатации необходима смерть констатирующего, если, конечно, констатирующий не является инопланетянином или искусственным разумом. Следовательно, наш вывод о том, что все люди смертны, является достаточно смелым прыжком от ограниченного набора случаев к всеобщему правилу. С точки зрения строгого доказательства, мы не имеем права делать этот прыжок, поскольку мы не можем поручиться, что нет исключений.