Николай Каптерев - Собрание сочинений. Том 1

• Название: Собрание сочинений. Том 1
• Автор: Николай Каптерев
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-485-00182-7

Впервые в России выходит собрание сочинений выдающегося историка и общественного деятеля члена-корреспондента Российской Академии Наук, профессора Николая Федоровича Каптерева (1847–1917). Его труды составили эпоху в изучении русской истории и еще при жизни исследователя неоднократно отмечались премиями и наградами. Представляемые в настоящем издании работы посвящены русско-греческим церковно-государственным связям и написаны на основе изучения обширных архивных материалов, многие из которых автор впервые ввел в научный оборот. Труды Николая Федоровича Каптерева сохраняют актуальность и до настоящего времени остаются непревзойденными.

---

Таким образом, русские государи в течение двух столетий расходовали на благотворительность Востоку громадные суммы, сколько именно, не знали и они сами. Каких-либо раз определенных сумм на раздачу милостыни не существовало, затрачивали каждый год столько, сколько [С. 145] требовалось обстоятельствами, т. е. количество дачи на милостыню в тот или другой год определялось единственно количеством приезжавших просителей и их иерархическим рангом. До самого конца XVII столетия мы не встречаем ни одной попытки со стороны правительства определить, сколько приблизительно израсходовано на просителей за какой-либо год или за несколько лет. Благотворя без счета, правительство наше не интересовалось и тем, куда и как расходуется просителями получаемая ими, иногда очень немалая, милостыня. Никаких обязательств на получающего милостыню не возлагалось; от него требовалось только, чтобы он написал жалобную челобитную, в которой бы ярко были выставлены страдания от безбожных агарян, разорение или ограбление ими святой обители, а также личные беды и напасти за твердость в вере, напыщенное и льстивое восхваление милосердного царствующего государя, обычное сравнение его с Константином и Феодосием и в заключение одно обещание, за выполнением которого могла наблюдать только совесть обещавшегося, – вечно молиться за государя день и ночь. Получив милостыню, проситель расходовал ее по своему личному усмотрению, так как никакого контроля над этим со стороны нашего правительства вовсе не существовало. Оно благотворило православному Востоку, как вообще благотворит большая часть русских, – не справляясь о том, идет ли подаваемая просителю лепта на удовлетворение действительной гнетущей нужды или же она сейчас же расходуется самым непроизводительным и даже предосудительным образом. Мысль о контроле над употреблением жертвуемых на милостыню сумм всегда казалась большей части русских как бы греховною, как бы унижающею самую милостыню, которая уже спасительна сама по себе, безотносительно к тому употреблению, какое из нее делается получающим. Поэтому, благотворя Востоку, наше правительство в течение XVI и XVII столетий ни разу даже не поинтересовалось узнать, приносят ли какую-либо действительную пользу Православию те миллионы, которые оно в течение столетий затратило в видах поддержания Православия на Востоке, или эти миллионы к положению там Православия не имели [С. 146] никакого отношения, а в большинстве случаев шли только на личные нужды и потребности тех, кто получал русскую милостыню. Оно в этом случае вполне верило заявлениям самих просителей, которые постоянно и настойчиво твердили в Москве, что только одна царская милостыня и поддерживает еще Православие на Востоке, что, не будь этой милостыни, Православие там окончательно погибло бы[173]. Благодаря этим уверениям самих просителей наше правительство искренне было убеждено, что, раздавая всем и повсюду милостыню, оно тем самым спасает от конечной гибели Православие на Востоке, которое теперь держится там единственно благодаря русской милостыне. В этом убеждении оно находило для себя полное удовлетворение за свои материальные жертвы, а просители пользовались им в видах наживы на счет русской благотворительности и со своей стороны тоже как нельзя более были довольны подобным характером русского покровительства православному Востоку. Понятно отсюда также и то, почему православный Восток так решительно и единодушно признал московского царя опорою и покровителем всего Православия, царем всех православных народов: с этим признанием соединена была постоянная возможность получать более или менее щедрую русскую милостыню, которую каждый получивший мог свободно израсходовать на свои личные нужды и потребности.

б) Разные иерархи и другие лица, приезжавшие с Востока и остававшиеся в России на вечное житье.

В Москву с православного Востока приезжали различные лица не только за получением обычной милостыни, но иногда и для вечного поселения в России, так как они [С. 147] не находили для себя более возможным по каким-либо причинам оставаться под властью неверных. Такие выезды в Россию разных лиц с Востока сделались нередки собственно с XVII века. В Москве их принимали очень радушно, награждали особенно щедрою милостынею и оказывали им всякое участие и благоволение. Когда в 1641 г. выехал, по тогдашнему выражению, «на государево имя» сербский Скопийский митрополит Симеон, Михаил Феодорович говорил ему: «Ты приехал к нам на вечное житье от гонения турских людей, и мы, великий государь, тебя, митрополита Симеона, пожаловали, велели тебе видеть наши царские очи и быть при нашей государевой милости, а как тебе в нашем царском жалованьи быти вперед, и о том тебе наш указ будет, а ты бы на наше царское жалованье был надежен»[174]. Такое радушное отношение наших государей к выходцам с Востока, стремившимся найти в России «тихое по обуревании пристанище», поощряло их к переселениям в Россию. Между ними мы встречаем как духовных лиц, начиная с самых высших иерархических рангов и кончая простыми чернецами, так и бельцов, служилых людей и купцов. Мы уже выше говорили, что сам Вселенский патриарх Иеремия, приезжавший за милостынею, усиленно стремился остаться в Москве в качестве Московского патриарха, и только недоверие русского правительства к патриарху-греку, опасение, что вместе с греками, которых необходимо привлечет в Москву поселение там патриарха, на Руси укоренятся и греческие религиозные новшества, воспрепятствовало исполниться желанию Иеремии. В мае 1654 года прибыл в Москву на вечное житье Сербский патриарх Гавриил, который в феврале 1656 г. был отпущен из Москвы на поклонение святым местам и более на Русь не возвращался[175]. Из других автокефальных восточных иерархов у нас не раз находили приют охридские архиепископы, из которых Нектарий, приехавший еще при Годунове, в 1613 г. получил в свое управление Вологодскую [С. 148] епархию[176]. В 1686 г. приезжал в Москву Охридский архиепископ Мелетий, который, по его показанию, 6 лет жил в Нежине при церкви архистратига Михаила[177]. В 1722 году был определен на смоленскую епархию Охридский архиепископ Филофей, который, однако, потом был уволен от занимаемой им кафедры[178]. Приезжали к нам на имя государя и митрополиты разных восточных кафедр, а также архиепископы и епископы. Так, в 1628 году приехал в Москву на вечное житье веррийский митрополит Аверкий, в 1629 г. селунский Паисий, в 1630 г. севастийский Иосиф, в том же году зихновский Неофит, в 1641 г. скопийский Симеон, в 1652 г. колоссийский Михаил, в 1662 г. вершатский Феодосий, в том же году газский Паисий, в 1688 г. скопийский Евфимий. Из архиепископов и епископов к нам приезжали на вечное житье: Арсений Элассонский, прибывший в Москву с Константинопольским патриархом Иеремиею; в 1662 г. приехал погоянинский архиепископ Нектарий, в 1664 г. города Крыжевца сербо-словунский епископ Иоаким, в 1670 г. лидорикийский епископ Панкратий и др. Поселялись в России [С. 149] и выходцы архимандриты, иеромонахи, диаконы и простые старцы[179]. В 1632 г. жил в московском Андроньевском монастыре грек архимандрит Никифор, называемый «затворник»; в 1644 г. переселился в Москву архимандрит Павловского афонского монастыря Никодим и др. Кроме собственно духовных особ к нам выселялось с Востока немало мирян – служилых людей, тортовцев, ремесленников[180], а также толмачей, или переводчиков. Последние служили в Посольском приказе, и на их выбор обращалось особое внимание[181].

Побуждения, заставлявшие разных восточных иерархов выселяться в Россию, заключались обыкновенно в том, [С. 150] что им плохо жилось дома, приходилось по разным причинам окончательно терять свои кафедры и искать себе приюта где-либо в другом месте, а иногда и просто бежать от суда или кредиторов. На Россию они смотрели как на страну, где ловкий, бывалый и оборотливый иностранец, пользуясь своим культурным превосходством, искусно разыгрывая роль гонимого агарянами страдальца, с успехом может занять видное влиятельное положение, быстро составить себе состояние и при посредстве московского двора поправить свое пошатнувшееся положение на Востоке. Именно перспектива быстрой и значительной наживы, перспектива почета и влияния даже и на Востоке, через свою близость к московскому правительству, привлекла к нам немало честолюбцев, которым на родине уже не было ходу, разных искателей легкой и быстрой наживы, которые дома не находили подходящего для себя поприща. Но зато между выходцами очень мало было таких лиц, которые бы переселялись в Россию с целью принести какую-либо действительную пользу приютившей их стране, особенно нуждавшейся в лицах ученых, образованных. О невысоких побуждениях, заставлявших восточных иерархов переселяться в Россию, иногда говорят и они сами. Севастийский, например, митрополит Иосиф так объясняет причину своего выезда в Россию на вечное житье: «Слышал я, нищей твой государев богомолец, твою государскую и отца твоего государева… неизреченную милость и жалованье ко всем страннопришельцам и сего ради, оставя отечество мое и всех сродников и искренних ближних приятелей, выбрел есми на твое государево… имя»[182]. В 1670 году приехал «на государево имя» епископ Лидорикийский Панкратий. О побуждениях к выезду в Россию он заявил: «Слышал-де он про его царского величества премногую милость к их братии архиереом, которые из их стран приезжают к Москве для милостыни, и великий-де государь жалует их своим государским жалованьем довольною милостынею, такожде и он, архиепископ, надеясь на его царское жалованье, приехал к [С. 151] Москве на его царского величества пресветлое имя и должен-де за его царское и его царских чад многолетнее здоровье Бога молить»[183]. О побуждениях, заставивших выехать в Россию на вечное житье Охридского архиепископа Филофея, русский константинопольский резидент Неплюев, которому было поручено разведать о нем, доносил: «Оной архиепископ сперва был богат и накупился на тое Ахриданскую епархию во архиепископы или патриархи, а потом прибавил на него Константинопольский патриарх дани, а он, архиепископ, расположил тое дань на митрополитов тое епархии, на епископов и прочих. И потом выискался один из его подкомандных духовного чина человек и просил, дабы ему быть в Ахридоне архиепископом, в каком случае он положенную дань будет платить без прибавку на подчиненных. И оной архиепископ Филофей имел с соперником своим ссору и, по тамошнему варварскому обычаю, хотя ево победить, истощил все свое имение и конечно того своего неприятеля победил и потом наложил на епархию свою вящие тягости, что снести не могли. Потом били челом на него прихожане у турецкого суда и начли на него тех лишних сборов 7000 левков, почему он, Филофей, и обвинен и посажен был у турецкого суда в тюрьму, и в таком случае занял он у голланской посолыни денег 7000 левков и тот долг заплатил и освободился и дал ей, посолыне, заемную крепость. Потом поехал в Россию»[184]. Приманкою для разных просителей милостыни оставаться на вечное житье в России служило и то обстоятельство, что им давалась за самый «выход» особая плата сверх обычной дачи. Так, веррийский митрополит Аверкий, оставшийся на государево имя, сразу получил от государя подарок на 235 рублей, да в то же время от Филарета Никитича на 124 рубля, на 8 алтына и 2 деньги[185]; селунекий митрополит Паисий [С. 152] от государя получил на 245 рублей, от Филарета Никитича на 180 рублей[186]. Архимандритам и игуменам, остававшимся на житье в России, давали за выход: по камке адамашке, по сороку соболей по 20 и по 15 рублей сорок, денег по 15 и по 12 рублей человеку; черным попам и дьяконам сорок куниц и 8 рублей денег, а иным по тафте и 6 рублей денег человеку[187]. Крылошанам и простым чернцам за выход давали: от царя по 5 рублей, от патриарха по 4 рубля, а иным по 3 рубля; или от царя по 4 рубля да по сукну, от патриарха по сукну да по 3 рубля; а так как их брали «под начал» «для исправления их христианской веры», то и за это исправление им выдавалась особая плата: старцам первой статьи по 4 рубля, второй статьи простым чернцам по 3 рубля[188]. Выезжим торговым и служилым гречанам за выход в Россию давали по трем статьям: первой —15 рублей денег, сорок куниц, тафта, сукно; второй— 13 рублей денег, сорок куниц, тафта, сукно; третьей—10 рублей денег, тафта, сукно[189]. Получив плату «за выход» и поселившись в Москве, выходцы-иерархи обращались теперь к государю с постоянными челобитными, чтобы он пожаловал их тем-то и тем-то. В 1631 году севастийский митрополит Иосиф просит государя и патриарха: «Пожалуйте, великие государи, меня богомольца своего манатеею да шубою, чтобы мне, богомольцу вашему, зимним временем не озябнути», и обещает за это до скончания живота своего молить Бога о государях; соболья шуба ему была дана[190]. Сербский патриарх Гавриил в челобитной царю заявляет: «И по се время твоего царского жалованья никакого не бывало и саккоса, и митры, и посоха, и книг никаких мне не давано, как бывало прежь сего вашего царского величества [С. 153] жалованье иным патриархам, которые приезжали к твоей царской милости», почему и просит пожаловать его всем этим[191]. Вершатский митрополит Феодосий и погоянинский архиепископ Нектарий просят государя сверх полученной уже милостыни еще пожаловать им на окуп их долгов и получают: первый соболями на 350, а второй на 300 рублей; или, например, тот же вершатский митрополит Феодосий просит государя пожаловать ему сани, лошадей, конюха, так как ходить пешком ему зазорно от людей и т. п.[192] Кроме всевозможных получек от государя, жившие в Москве иерархи-выходцы занимались или сами непосредственно, или при посредстве доверенных людей – «племянников» – торговлею, отправляя за границу меха, а оттуда привозя другие товары. Точно так же они входили, пользуясь своим влиянием при московском дворе, в сделки с приезжавшими просителями милостыни, обещая им выхлопотать, конечно за приличное вознаграждение, большую дачу у государя, словом, пользовались всяким случаем зашибить себе копейку, что им и удавалось, тем более что кормы, питье и все вообще содержание им полагалось казенное. К этой возможности хорошей наживы присоединялась еще возможность стать в близкие отношения к московскому двору и тем создать себе видное и почетное положение на самом Востоке, играя роль влиятельного посредника между московским правительством и всеми обращавшимися к нему за милостынею просителями.