Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков

• Название: История российского конституционализма IX–XX веков
• Автор: Юрий Пуздрач
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2004
• ISBN: 5-94201-336-5

Книга посвящена одной из наименее изученных проблем отечественной истории – становлению конституционализма в России. Читатель не только проследит историю Российского государства через призму анализа усиления самодержавия и попыток его ограничения, но, может быть, и согласится с автором в том, что общество так и не сумело позитивно для себя изменить порядок и режимы взаимоотношений с государством. А это значит, что Россия, к сожалению, до сих пор не может выйти из монархического периода своей истории, несмотря на то, что формально самодержавие в нашей стране не существует уже много лет.

Для преподавателей, аспирантов и студентов, а также всех интересующихся правовыми и историческими аспектами развития отечественной государственности.

The book is devoted to one of the least studied problems of history of our country – the formation of constitutionalism in Russia. The reader will not only retrace the history of the Russian State in the light of the analysis of strengthening the autocracy and attempts to restrict it, but, may agree with the author that society failed to change the order and regimes of relations with the State positively for itself. It means that, unfortunately, so far Russia has been unable to leave the monarchist period of its history despite the fact that formally the autocracy does not exist in our country for many years.

The book is addressed to professors, post-graduates, and students as well as to everybody who is interested in legal and historical aspects of the development of statehood of our country.

---

В то же время необходимо сказать, что Михаил интуитивно понял, что морально и материально разоренной Смутой стране необходимы покой и доброта, и поэтому старался не обострять противоречий в боярской среде, а напротив, примирить всех, объединить русский народ. Он стремился к стабильности как в политике, так и в жизни. Во времена Михаила значение Соборов усиливается,[516] в первой половине XVII в Соборная деятельность является постоянной.[517]

После Смуты серьезной задачей стало укрепление государственного аппарата, в связи с чем произошло увеличение количества приказов, возросло число дьяков и их значение. Кроме того, Смута смела аристократические пережитки и выдвинула вперед простого дворянина и «лучшего» посадского человека. Они стали реальной силой в обществе и успешно конкурировали с боярством. Словом, постепенно происходила смена господствующего класса, исчезали остатки старого социального режима.[518]

Н. И. Костомаров, ссылаясь на мнение Беляева, пишет, что Собор, избравший Михаила Романова, оставался при царе до конца 1615 г. или даже до начала 1616 г. Это утверждение основано на том, что, во-первых, известна практика перерывов в работе Земских соборов, и, во-вторых, царские грамоты этого периода издавались от имени Земского собора.[519] Действительно, Земский собор нужен был царю как фактор сдерживания боярского влияния.[520] Костомаров также указывает на Псковскую летопись, где зафиксировано, что бояре, пользуясь молодостью Михаила, взяли у него под присягой грамоту, в которой царь обязывался никого из людей знатного происхождения не казнить смертью, а в случае преступлений ссылать виновных в заточение. В ней предусматривалась процедура и сроки ходатайства за сановных преступников.[521] Летописец также пишет, что бояре высокомерно обращались с молодым царем, не слушались, не покорялись ему и не боялись его.[522]

В подтверждение особой роли Земского собора в период начала царствования Михаила Романова есть достаточное количество источников. Во всяком случае, до нас дошли известия о том, что после избрания Михаила Земский собор направил во все города-государства грамоты о том, чтобы все принесли присягу новому царю об отказе Владиславу в московском престоле. Грамоты эти были соответствующим образом оформлены, что свидетельствовало о том, что данное собрание земцев считало себя правильным государственным учреждением. Кроме того, в 1613–1614 гг. акты по таким серьезным государственным делам, как налоги и сборы денег, издавались не только от имени царя, но и от имени и «по приговору духовных и мирских всяких чинов людей».[523]

Во время царствования Михаила Федоровича (1613–1645) деятельность Земских соборов была наиболее интенсивной за всю их историю. Созывались Земские соборы, в которых или преобладали выборные люди с мест («дети боярские всех городов», «из городов всякие выборные люди», «торговые люди всех городов» и т. д.), или предпочтение было отдано исключительно представителям находившихся в Москве служилых людей (дворянам-воинам) и московским посадским верхам.[524] В это время Соборы, по крайней мере по многим внешним признакам, продолжали традиции народных собраний, возобновившихся в годы Смуты и польской интервенции. Действительно, в общественном сознании постепенно сложилось представление о Земских соборах как о государственных органах, деятельность которых основана на соучастии в управлении дворянства и верхов посадского населения. И некая доля справедливости в этом суждении есть, особенно когда речь идет о правлении Михаила Романова, при котором правительством использовалась популярная в народе форма правления, сочетающая в себе как элементы царского абсолютизма, так и определенный демократизм Собора. Этот демократизм основывался на традициях, неизвестных в XVI в.: подаче коллективных челобитных, что воспринималось в обществе как инициатива созыва Собора; постепенно складывающейся практике выборов на местах представителей для участия в работе Земских соборов; расширении представительства и обязательности участия в работе Соборов третьего сословия и т. д. О силе и значении института Земского собора во времена Михаила Романова говорит и тот факт, что по восшествии на престол Алексея Михайловича, законного наследника Михаила Федоровича, созывался Земский собор, который и избрал на царство сына умершего государя.[525]

Рассуждая о Земских соборах, все время находишь определенные аналогии с западноевропейскими представительными учреждениями. Известно, что в XVI в. в западноевропейских странах развитие парламентаризма сопутствовало развитию абсолютистских начал в государственном правлении и что путь этот был неровным, с зигзагами и отступлениями. Это же наблюдается и в России, где в середине XVI в. первые сословные учреждения и в центре, и в провинции оформляются тогда же, когда становятся заметными первые признаки российского абсолютизма.[526]

В своей борьбе с боярством московские государи опирались на содействие земли.[527] Инструментом этой опоры были Соборы. Отсюда обширные избирательные права местных общин, и возложение на них определенных финансовых и полицейских обязанностей.[528] И в дальнейшем, уже в XVII в., правительство укрепляло абсолютизм посредством Земских соборов.[529]

История Соборов говорит о том, что они развивались как инструмент царской власти: слаба она, не уверена в своих силах – Соборы признавались нужными и полезными институтами, у них появлялось влияние; крепчает власть, сама может справиться с внутренними врагами и соперниками и взять на себя ответственность за последствия тех или иных решений – Соборы представлялись неким пережитком старины. Во всяком случае, последние Соборы (например, Азовский или Собор кануна царствования Михаила Федоровича) показательны с точки зрения упадка соборного устройства. Своей совещательной формой, разрозненностью податных мнений, они напоминают времена, предшествующие междуцарствию, отсутствием политической мысли, наивно высказанными эгоистическими стремлениями сословий не делают чести тогдашнему обществу.[530] Или, скажем, Собор по поводу присоединения Малороссии показал, что явление соборности вымерло, осталась одна форма, которую сочли нужным исполнить из уважения к обычаю предшествующего царствования.[531]

Появление пренебрежения к Соборам и степень усиления абсолютизма можно проследить на примере обряда освящения власти, совершенствование которого свидетельствовало об изменении самого принципа взаимоотношений власти и народа. Если раньше в процедуре акта получения власти принимал участие народ, который вместе с вновь избранным князем приносил присягу (целовал крест), то теперь присягать стали только подданные. При этом формулировка присяги была различной для случаев законного преемства (наследия) и избрания. Поскольку сам факт избрания еще не давал полноты власти, представлявшейся ненадежной и шаткой, в тексте присяги подробно перечислялись возможные действия подданных, коих мог опасаться вновь избранный государь.[532]

Таким образом, В. О. Ключевский совершенно прав, когда говорит, что различие между российской и западноевропейской формами сословных представительств состоит в том, что сословные собрания в Западной Европе возникали в результате политической борьбы, в то время как в России они явились следствием чисто административных нужд центральной власти. Действительно, на Западе государство постоянно сталкивалось с организованными «самородными» силами, подчиняя их себе, оно вынуждено было входить с ними в сделки, позволять участие в общих делах. Общество в России не играло в управлении государством столь важной роли, как это было, скажем, в Англии или других странах Западной Европы. Российское общество, его жизнь и развитие было полностью обусловлено настроем государства. Более того, в России все общественное здание должно было воздвигаться рукою власти; недостаток самодеятельности в народе восполнялся избытком деятельности правительства.[533]

В Московском государстве никакой борьбы не существовало; власть царя объединяла вся и все. Все сословия были прикреплены к государству службой или тяглом. Человек свободной профессии был явлением немыслимым в Москве (если не считать разбойников). Все посадские люди были обязаны государству натуральными повинностями, жили в принудительной организации, перебрасываемые с места на место в зависимости от государственных нужд.[534] Таким образом, за государством неуклонно и беспрекословно шло население страны, отдельные слои которого борьбы между собой не вели: не за что было бороться в западно-европейском понимании этого слова.[535]

Можно ли усмотреть в подобной ситуации какое-либо соответствие Соборов и сословно-представительных учреждений запада? Наверно, нет.[536] В связи с этим любопытную точку зрения высказывает А. Н. Филиппов. Он сравнивает Соборы и их западноевропейские аналоги не столько по формальным признакам, сколько с точки зрения причин, способствующих их появлению, учитывая при этом состояние государственности на Западе и в России и анализируя идейную готовность общества воспринять новации государственного управления, использовать вытекающие из них возможности и извлечь для себя пользу. Так, А. Н. Филиппов пишет, что Земские соборы не были враждебны монархическому принципу, как, например, французские генеральные штаты XIV–XV вв., стремившиеся расширить свою власть за счет королевской власти, как и не было ничего похожего на западную борьбу за политические гарантии. Российские Соборы никогда не были политической силой, с которой должны были юридически считаться представители власти.[537] Более того, в России сословное представительство не могло выработаться жизнью – оно возникло по призыву правительства.[538]