Роллан Сейсенбаев - Мертвые бродят в песках

• Название: Мертвые бродят в песках
• Автор: Роллан Сейсенбаев
• Жанр: Зарубежное современное

Имя видного казахстанского писателя Роллана Сейсенбаева известно далеко за пределами нашей страны. Писатель, общественный деятель, личность и гражданин – Роллан Сейсенбаев популярен среди читателей.

Роман писателя «Мертвые бродят в песках» – один из самых ярких романов XX века. Это – народный эпос. Роман-панорама бытия. И главный персонаж тут не Личность, а Народ. В спектре художественного осмысления бытия казахского народа его глубоко трагические романы стали ярким явлением в современной литературе. Он поистине является Мастером прозы XXI века.

---

НАСТОЯЩИМ БЕДСТВИЕМ ДЛЯ МОРСКИХ МЛЕКОПИТАЮЩИХ И ПТИЦ стали пласт массовые отходы, попадающие в море. Пытаясь проглотить кусок пластмассы или запутавшись в пластмассовых сетях, животные погибают.

41-ЛЕТНИЙ ШВЕД, НАХОДЯЩИЙСЯ ПОД СЛЕДСТВИЕМ ПО ОБВИНЕНИЮ в убийстве премьер-министра Швеции Улофа Пальме, будет находиться в тюрьме до 20 марта.

НА ГРАНИ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ КАТАСТРОФЫ. ПОЧВА БЫЛА НАСТОЛЬКО сухой, что напоминала пудру и не давала надежды, что семена прорастут и дадут урожай. Это было сказано не о песках Сахары и не о солончаках Средней Азии. Так фиксировали специалисты состояние почвы в плодороднейших зерновых житницах Америки – в штатах Канзас, Айова.

В АФРИКЕ ХОТЕЛИ УНИЧТОЖИТЬ МУХУ ЦЕЦЕ, ПОЭТОМУ ПОЙМЕННЫЕ леса были обработаны дельтаметрином и перметрином в очень малых дозах – 1 грамм на гектар. В итоге: исчезло 55 видов пресноводных рыб, а муха ЦЕЦЕ осталась.

ВЕСЬ МИР ГОВОРИТ О КИСЛОТНЫХ ДОЖДЯХ. ВО МНОГИХ ЗАПАДНЫХ странах есть карты с обозначением районов, где часто выпадают кислотные дожди. А в нашей стране таких карт нет.

СТИХИЯ НАРУШИЛА ГРАФИК ДВИЖЕНИЯ БОЛЕЕ 200 ПАССАЖИРСКИХ и грузовых составов, следовавших из Средней Азии и Казахстана в центр страны. Ураганный ветер, бушевавший почти пять суток, намел из песка сугробы высотой до шести метров, которые преградили путь поездам у Мугаджарского перевала.

В СПЫШКУ КИШЕЧНЫХ ИНФЕКЦИОННЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ ЗАФИКСИРОВАЛИ нынешним летом в Киргизстане и Казахстане. Вода, взятая прямо из арыков, недоброкачественные мясные, молочные продукты и овощи, теснота в лечебных учреждениях – так создалась благодатная почва для болезней.

7 ДЕКАБРЯ В 10 ЧАСОВ 41 МИНУТУ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ произошло сильное землетрясение в северных районах Армении. Сила толчков в эпицентре составила свыше 8 баллов по двенадцатибалльной шкале. Это – наиболее мощное землетрясение на Кавказе за последние 80 лет. В ряде районов Армении имеются значительные разрушения, человеческие жертвы и раненые. Особенно пострадали города Ленинакан, Кировакан, а также Спитакский, Степанаванский, Амасийский, Гугарский районы.

В 14 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ В СОВЕТСКОМ Союзе на полигоне в районе Семипалатинска произведен подземный ядерный взрыв мощностью до 150 килотонн. Указанное испытание произведено в целях совершенствования военной техники.

«ЕСЛИ БЫ ВСЕ ЖИВОТНЫЕ ИСЧЕЗЛИ, ЛЮДИ ТОЖЕ УМЕРЛИ БЫ ОТ невыносимого одиночества души, ибо то, что случается с животными, неминуемо происходит и с человеком. Все взаимосвязано. То, что суждено переживать Земле, суждено и детям Земли», писал в 1885 году индейский вождь Сеатл в письме президенту США.

С тяжелым сердцем Насыр отправился в обратную дорогу. Ничем Фузули не мог утешить друга, что мог предпринять он – обычный человек? Он, стоя у калитки, долго смотрел отъезжающему Насыру вслед.

«Куда ты там пропал? – позвала его жена. – Чего ты там делаешь?»

«Чего я делаю? – взорвался вдруг Фузули. – А ты там без меня что – умираешь?»

Через полмесяца вернулся Кахарман, был он в Алма-Ате и в Москве. Вернулся он оттуда недовольный, злой. И хоть не особенно рассказывал он про поездку, но Насыр все понял и так. Кахарман сокрушался: «Если все это будет продолжаться, наши траулеры скоро сядут на мель: просто останутся на песках». – «Люди видят: твоей вины в этом нет, сынок», – как мог успокаивал его Насыр. – «Что моя вина, отец, – я про море говорю!» – «Государство видит все, оно не даст погибнуть морю…» – «Я много раз говорил в Москве и Алма-Ате со всякими чиновниками – лбом об стенку…» Отчаяние сына передалось отцу: – «Так что же – прощай, море?» И Кахарман после долгого молчания задумчиво покачал головой: – «Как знать, отец, как знать…»

Акбалак подслеповато вглядывался в лицо Корлан. И когда та, охая и вздыхая, грузно села за стол и стала поливать горячим бульоном нарезанную рыбу, он спросил:

– Не могу разглядеть, невестушка, не хвораешь ли ты?

– В затылке все тянет и тянет, – пожаловалась Корлан. – Не дают покоя мысли о детях. Разъехались кто куда…

– Не зря говорят, думы могут и воскресить, и погубить человеческую душу. Что тебя, Корлан, терзает? Вырастила такого сына, как Кахарман! Обидно только, что не нашлось ему дел в своем краю, помыслить даже трудно!

Так говорил Акбалак и тяжело вздыхал.

III

Возвращаясь от Фузули, Насыр не стал заезжать к тем родственникам и знакомым, которые знали, что ездил он к Фузули держать с ним совет. Все, конечно, обидятся. Это тревожило Насыра, и он досадовал на себя: «Старый дурак! Кто тебя тянул за язык? Держать совет – это ж надо придумать такое, прямо как Наполеон… Теперь стыдно им в глаза смотреть».

В общем, нерадостно было у него на душе. Знакомые места, по которым он ехал, стали склонять Насыра к думам о времени, которое он прожил на этой земле. Справа тянулся остров Жасылбел – теперь бывший, теперь вокруг него не было воды. Вскоре он стал подъезжать к Казанколю, но и здесь была безрадостная картина, ушла вода, остался лишь толстый слой солончака. Да, знакомые это были места Насыру. Некогда были разбросаны в этих местах аулы, не раз приходилось бывать в этих аулах ему. И хоть крепко сбивали в этих местах дома, а стены их размыло дождем, время подернуло бурьяном дворы и подворья – и пусто кругом. За следующим перевалом белело солью дно Шумгена. По его берегам были некогда густые, высокие заросли камыша. Не то, что пешему было трудно пройти – всаднику не проехать. Много здесь птиц пело по утрам – самых причудливых, на самые разные голоса. Потому, может, были люди Шумгена особенно жизнерадостными, много звучало песен в их аулах, много слагалось стихов.

То было время самой славы шумгенского жырау – певца и акына Акбалака. Какие это были песни! Часто они пели вместе с Карашаш – у нее тоже был неповторимый голос. Разве могло кого-нибудь оставить равнодушным их пение: плакали люди, слушая их печальные песни, просветлялись лица у людей, когда слушали они их веселые песни. Подражая Карашаш, женщины, выходившие в море, тоже пели. Может быть, пением этим они чуть скрашивали тяжелую свою долю – рыбацкий труд, упавший на их плечи. Ведь мужья их были на фронте. Карашаш часто говорила людям, что семь лет, которые она прожила с дорогим Акбалаком, она не променяла бы и на семьдесят лет другого счастья – вот как любили друг друга Акбалак и Карашаш. Но месть безжалостного ее отца оборвала это счастье.

В те дни Акбалак был в Алма-Ате, на празднике народных акынов. Мергенбай подобрал четырых ловких джигитов и отправил их в Шумген – они должны были выкрасть Карашаш. Когда джигиты везли ее в лодке, один из них стал бесстыже распускать свои руки – может быть, это-то обстоятельство и подвигнуло Карашаш на последний, отчаянный шаг. Она выбросилась из лодки, увлекая за собой того, кто задел ее женскую честь. Узнав о гибели красавицы Карашаш, аул погрузился в горестное молчание. Не было, наверно, в ауле человека, который бы не проклял Мергенбая. Немедленно была отправлена телеграмма Акбалаку.

Старейшины Шумгена тем временем собрались на совет. Вот что они сказали: «Немало горя и бед причинил нам Мергенбай, а теперь по его вине свершилось такое несчастье. Разве он не злодей? Разве этот поступок его не зверский? Собственными руками он погубил родное дитя. Пусть кто-нибудь отправится к Мергенбаю и передаст наши слова: он должен немедленно покинуть эти места. Жить с ним на одном берегу, мы не желаем!»

Решили старейшины отправить к Мергенбаю молчаливого, но смелого, решительного джигита Насыра. Вечером, когда садилось солнце, Насыр сел на коня. Мергенбая он застал у дома: тот, не стесняясь в выражениях, поносил трех наемников из Каракалпакии. В лице Мергенбая был только гнев – ни тени горя.

«Мергенбай ага, люди требуют, чтобы вы немедленно покинули эти места», – холодно сообщил Насыр, не слезая с коня.

«Люди?! – Мергенбай вскинулся и осмотрел Насыра злым взглядом. – Эти провонявшие рыбаки называются людьми? И давно? Я из Караоя не уеду никуда, так и передай им. А тебе тоже несдобровать! Ты ведь один из дружков этого вонючего пса Акбалака? Пошел пока вон!»

Насыр с трудом сдерживался.

«Просили передать: если к завтрашнему утру вас застанут здесь – пеняйте на себя…» – Насыр повернул коня.

«Эй, – крикнул ему в ответ беснующийся Мергенбай. – Передай своим аксакалам и карасакалам, что, если кто-нибудь из них хотя бы пальцем тронет моих близких, весь аул перестреляю! Так и передай! А теперь убирайся!» Насыр ничего не стал отвечать.

Глаза Мергенбая налились кровью. Он не тронулся с места. Утром, разгневанные люди со всего аула сошлись во дворе его дома. Обнаружилось вот что. Кулия – жена Мергенбая, оказывается, не приходила в себя со вчерашнего дня: лишилась чувств с той самой минуты, когда узнала о смерти единственной дочери. Пятеро взрослых сыновей Мергенбая бестолково метались по двору в поисках Мергенбая.