Алекс Маркман - Пути Голгофы

• Название: Пути Голгофы
• Автор: Алекс Маркман
• Жанр: Историческая проза

Роман «Пути Голгофы» повествует о том мрачном времени, когда Римской империей правил обезумевший император Тиберий, в Иудее бесчинствовал его ставленник Понтий Пилат, и странствовал по земле Израиля Иисус Христос. Тогда появились, как ядовитые и могучие сорняки, крайне противоположные и одинаково губительные идеи, которые и привели к гибели Иудейское государство. История скрывает правду о событиях тех лет в тайниках тысячелетий, и оставляет людям только легенды, далекие от правды. В книге автор, основываясь на не-религиозных источниках и исторических фактах, попытался восстановить события того далекого прошлого, под влиянием которого до сих пор находится значительная часть человечества.

---

– Откуда ты знаешь? – спросила женщина с благоговением в голосе.

– У него чуть-чуть помят череп. Это не опасно, пройдет, не волнуйся. У него головные боли, вот потому он и плачет, ждет от тебя помощи.

– Что же я могу сделать, рэбэ? – с надеждой на его магическую силу проговорила она.

– Ничего. Я сейчас исправлю повреждения. У него иногда будут возвращаться головные боли, но вскоре это пройдет.

Женщина опустила глаза, с любовью рассматривая своего мальчика, и вдруг тихо вскрикнула:

– Он открыл глаза! Он улыбается! Первый раз с тех пор, как родился.

Люди вскочили и стали толкать друг друга, пытаясь пробиться к ребенку, но это удалось сделать только тем, кто был поблизости.

– Сядьте, – скомандовал Ешуа, и снова во двор вернулись порядок и тишина.

– У нас много больных, рэбэ, – обратился к нему мужской голос из гущи собравшихся. – Никого нет, однако, кто может лечить. Помоги нам, если можешь.

Ешуа терпеливо выслушал, но не ответил сразу, а вначале рассмотрел говорившего. Коротко подстриженная поросль на лице и аккуратная прическа на эллинский манер выдавала в нем человека, не отягощенного обрядами. Набрякшие, распухшие полукругом складки под глазами свидетельствовали о серьезной болезни. Ешуа заметил, что он подолгу останавливал свой тяжелый взгляд на Мирьям, а она глаз не отводила. Впрочем, Мирьям смело встречала взгляд любого, будь то мужчина или женщина.

– Как зовут тебя? – спросил Ешуа.

– Симон, – ответил мужчина, произнеся свое имя Шимон на арамейский манер.

– Я могу лечить тело, – ответил Ешуа строго, – но меня Бог послал в этот мир лечить души. Сначала очистите души свои от помыслов нечистых, и тогда вам легче будет очистить тело.

– Но ведь ты лечишь ребенка? – настаивал Симон.

– Да. Потому что младенцы чисты душой. У них нет и не может быть дурных мыслей. Потому заслуживают они другое обращение. Кто уходит из жизни младенцем, тому уготовано Царство Божие, ибо придут они к судному дню, не совершив греха и не тая дурных мыслей и чувств.

Когда он говорил, быстро сгустилась темнота. Мирьям вынесла из дома два подсвечника, поставила их на выступ в стене за спиной Ешуа и зажгла свечи. Их пламя осветило пространство вокруг головы его и отбросило странную, мечущуюся тень на слушателей. Ешуа выставил вперед ладони, как будто давал знак остановиться идущим на него; ставшие неподвижными глаза его заворожили собравшихся; они благоговейно замолчали, не отрываясь смотрели на него, как будто ожидая чуда. Ешуа начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, и все последовали его примеру.

– Барух ата адонай элоэйну мелех аоляям (Благословен ты, Господи наш, Царь всего мира), – начал он молитву, а после этого стал говорить слова, которых ни в одной молитве не было. Господи наш, Отец на небесах, хлеб наш насущный дашь нам днесь(От Матфея. Гл. 6, п. 11. Днесь – на сей день).

– Собравшиеся послушно повторили эти слова. – Придет скоро Царство Божие к нам, мессия уже в пути, – продолжал он. – Готовьтесь к пришествию его, ибо строго судить будет он нечистых в делах и помыслах.

Когда молитва была закончена, Ешуа хлопнул в ладони и сел на лавку. Толпа вздохнула, как будто возвратилась в реальный мир из глубокого сна.

– В своих молитвах вы все должны каяться в своих грехах и просить у Бога прощения, – торжественно заговорил Ешуа. – Бог прощает даже самых больших грешников, если они признают грехи свои.

– Я не грешил, – заявил Симон. – Но я часто прошу у Бога…

– Грешил, – уверенно перебил его Ешуа. – Если не грешил в поступках, то грешил в мыслях. А нужно быть чистым не только в поступках, но и в помыслах. Смотрел ли ты с вожделением на женщину, Симон? – И не дожидаясь ответа, уверенно сказал: – Смотрел. А кто смотрит с вожделением на женщину, тот в мыслях прелюбодействует с ней.

– Он развелся с женой, почему же ему не смотреть на женщин? – донесся голос из темноты.

Ешуа напряг зрение, пытаясь рассмотреть говорящего.

– Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. А кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее. И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует она.

– Что же делать, если жена и муж не любят друг друга? – спросил Симон. – Должны они продолжать жить вместе, без любви?

– Повторить только могу тебе, заблудший душой человек: что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Не для сластолюбия Бог создал мужчину и женщину, а для продолжения рода.

Спокойствие и порядок собравшихся нарушился при этих словах. Они стали ожесточенно спорить между собой. Ешуа привык к раздорам, возникавшим во время его проповедей, и часто не вмешивался в них. Он был уверен, что истины, которые несет миру настоящий пророк, не каждый может постигнуть, и уж подавно не каждый может принять. Для иудейского народа, плотью от плоти и кровью от крови которого он был, истина была не менее важной, чем хлеб насущный: вся жизнь иудея основана на том, как он понимает завещанную ему Книгу и указания Господа.

Из темноты к нему протиснулся местный рэбэ: его можно было отличить по длинным струйкам волос, свисающим на висках.

– Не слушайте языческих проповедей, – громко сказал он, тыча в Ешуа пальцем. – Он принесет нам раздор, а не истину. Он читает молитвы, которых мы не знаем.

Ешуа хотел было вступить в спор, но, встретившись со взглядом Мирьям, решил не делать этого и зашел в дом. Через несколько минут во дворе стихло, и Мирьям появилась на пороге.

– Симон недавно разошелся со своей женой, – оживленно заговорила она, садясь напротив. – Они ругались много, да она и бесплодной оказалась. Он хочет меня взять в жены, да я не хочу, хоть мать меня все время уговаривает, потому что тяжело нам жить без мужчины. Но я привыкла так, и мне нравится. Не хочу никому подчиняться, никому быть послушной, как бы трудно ни было. А ты как считаешь, Ешу, это правильно?

Она не называла его «рэбэ», как все, а обращалась по имени, как будто между ними была близость, оправдывающая более интимное общение.

– Иди путем спасения души, а не подчинения зову плоти, – сказал Ешуа.

– Кто укажет мне этот путь?

– Я укажу. А сейчас пора тебе спать. Я пойду во двор и буду молиться. Я каждую ночь говорю с Богом, и Он дает мне знания и совет. Лайла тов (доброй ночи).

Ешуа молился долго, далеко за полночь, а потом у него было видение, что Бог спустился к нему с небес и благословил на путь тяжкий. Ешуа заснул во дворе на лавке, несмотря на то что Мирьям постелила ему в избе, возле загончика, где находились две овцы. Проснулся он с рассветом и стал молиться, не обращая внимания на Мирьям и ее мать, которые разжигали огонь в печи и готовили хлеб. Когда завтрак был готов, во двор без стука зашли трое: местный рэбэ, Симон и еще один, по виду или судебный исполнитель, или служитель порядка. Рэбэ сразу приступил к делу.

– Уходи отсюда, Ешуа. Уходи и не смущай народ. Не хотим мы слушать такого пророка.

– Почему ты говоришь за всех? – спросил Ешуа. – Много вчера было таких, кто слушал меня и верил мне.

– Это на них действует твоя сатанинская сила, – ответил рэбэ. – Уходи.

Мирьям и ее мать прекратили суетиться по хозяйству и остановились у колодца, с опаской наблюдая происходящее. За забором уже начинался новый день, с ярким солнцем, окриками пастухов, стуком каменных молотилок и перекличками соседей. Ешуа медленно перевел взгляд с одного посетителя на другого. Рэбэ сверлил его горящими гневом глазами; служитель порядка смотрел поверх его головы, готовый скрутить ему руки и вышвырнуть на улицу; Симон старался не встречаться с ним взглядом и переглядывался с Мирьям. Отеки под его глазами увеличились, стали гладкими и отдавали синевой. Ешуа обратился к нему:

– Тебя мучат боли в спине, Симон. Перед тем как уйти, я хочу облегчить твои страдания. Подойди ко мне.

– Как ты можешь это сделать? – Симон поднял брови, скривившись от боли и удивления. – Какой силой? Не сатана ли дал ее тебе?

– Сатана не творит добрые дела. Иди сюда. А теперь сядь на лавку и закрой глаза. Я приложу к твоей спине ладони, а ты мне будешь говорить, что чувствуешь.

Ешуа прикоснулся к спине больного пониже лопаток и уставился вдаль широко раскрытыми неподвижными глазами. Двор обволокла нервозная тишина. С улицы донеслись крики детей, а у соседей возмущенно закричал осел. Рэбэ и охранник переглянулись, как будто советуясь, что делать. Мирьям замерла, уставившись на Ешуа в страхе и восторге, а мать ее села на камни колодца, бросая опасливые взгляды на пришедших.

– Печет мне от ладоней твоих, – нарушил тишину Симон. Ешуа ничего не ответил. Пот крупными каплями стекал у него со лба на глаза, мертвенно бледные щеки и бороду. – Сейчас отпустило. Совсем прошла боль.

Ешуа продолжал молчать, но пот вскоре высох на его лице, и глаза приобрели осмысленное выражение. Он сел на лавку рядом с Симоном, сгорбленный, с выражением усталого безразличия на лице.