Татьяна Григорьева - Япония: путь сердца

• Название: Япония: путь сердца
• Автор: Татьяна Григорьева
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901650-15-8

Удивительная и без сомнения знаковая книга, названная «Япония: путь сердца», окажется важной не только для тех, кто интересуется культурой, традициями, историей Японии. Ибо она, наверное, не столько о Японии, сколько о Пути. Вопрос о Пути связывает воедино размышления автора об удивительных параллелях между мировоззрением Японии и России, о судьбах мира, запертого сейчас в узких рамках рационализма. Тем актуальнее и значимее звучат слова автора: «Несвобода претит Пути богов, – вне свободы ничто не станет самим собой… Лишь следуя своему Пути, достигаешь Единого». Сердце, человек и вселенная, мир, в котором живут не только люди, но и боги… Прикоснувшись к этому, хочется остановиться и осмыслить собственный путь. Читая о неуловимой душе Японии, понимаешь душу свою – что большего может найти читатель?

---

Идея изначального Небытия предопределила тип мышления японцев, законы искусства, таинственно-прекрасного. Небольшое эссе Нисида «О Красоте», идеи которой отражены в книге «Искусство и Мораль» (1925), позволяет ощутить разницу с западным мышлением[104]. Под красотой западные эстетики понимают то, что может доставить человеку удовольствие, но это лишь отчасти так. Удовольствие могут вызывать и сомнительные вещи, например слава, богатство, которые вряд ли можно назвать эстетическими. Истинное чувство прекрасного доступно лишь тому, кто преодолел вожделение, – чистой душе, ушедшей от эго, устремленного к выгоде. Добро и Красота едины с Истиной и в ней воплощаются. Красота недоступна рациональному уму, когда с одной стороны субъект, с другой – объект. Лишь в состоянии «не-я» (муга), возвращения к себе истинному, можно испытать чувство прекрасного. Даже одаренный художник, продолжает Нисида, не станет великим мастером, если у него недоброе сердце. Самоотрешенность рождает удовольствие: грусть превращается в радость, большое и малое вызывают чувство прекрасного. Говорят, что само «место, куда направляется добродетельный человек, излучает радость». Там забывает человек себя и там приходит к нему «божественное вдохновение». Но почему? Многие понимают, что Красота есть Истина, но не в том смысле, как думает Александр Готлиб Баумгартен – представитель школы Лейбница[105]. Они не мыслят прекрасное вне логической истины. Однако если следовать подобной логике, то на высшей ступени искусства окажется анатомический рисунок, что само по себе вызывает улыбку.

Истина, пребывающая в Красоте, не постижима рациональным умом. Истина интуитивна, является внезапно, из глубин сердца. Истина, которую Гете назвал «явленной тайной», не выразима человеческим языком, но открыта тому, кто, забыв себя, стал един с другими. Можно сказать, что это – Истина глазами Бога. Интуитивная Истина проникает в тайны вселенной, в отличие от логической истины обыденного сознания. Возможно, настанет время, когда ученый мир потеряет интерес к великой философии Канта и Гегеля, но не к Шекспиру и Гете – зеркалу человеческих сердец.

Итак, заканчивает Нисида свое эссе, – приобщиться к прекрасному может тот, кто свободен от эго. Красота или интуитивная Истина освобождают человека от бремени забот. Возвышенная Красота отбрасывает мир различий, выводит на Великий Путь, как и религия. Различие в том, что самоотрешение (муга) в прекрасном есть муга момента, а муга религии – вечна. По сути, и Мораль вытекает из Великого Пути самоотрешения. Мирское же царство с его различиями, с его идеей долга – разделяет одно с другим, отделяет добро от зла. И когда господствует такая мораль, теряется величие и религии, и искусства. Но если неустанно следовать Морали, можно достичь наслаждения, о котором говорил Конфуций: «Пойти искупаться на реку И, послушать, как свистит ветер у алтаря дождей. А потом вернуться домой, читая нараспев стихи» (Луньюй, 11, 26). И нет разницы между моралью и религией!

На трех страницах философ изложил концепцию Истины как Красоты и Красоты как Истины – основу японского искусства. Понять, почему искусство для японцев есть религия, помогает глубина таинственно-прекрасного, скрытого в Небытии. От ощущения Небытия – манера недосказанности, незавершенности художественного стиля и тайна его притяжения. Все соприкасается в невидимом мире, и ничто ничему не мешает. Нет раздвоения на абстрактное и конкретное, вечное и временное: все «здесь и сейчас». Конкретное абсолютно, потому неисчерпаемо. На Красоту можно лишь намекнуть, пережить в состоянии «не-я» (муга), «не-мыслия» (мусин). «Если хочешь узнать, что такое истинное Не-Я, опусти руки над бездной», – говорит поэт Хакуин. А на языке Бердяева: «Всякое знание абсолютного бытия есть акт самоотречения отпавшего индивидуального разума во имя Разума универсального, и благодать интуиции дается этим смирением»[106].

И согласно Веданте, освобождение – это соединение индивидуума со всем Космосом. Каждый человек божественен. Истина не познается расчетами – лишь язык сердца знает, где живет великая Правда, которая, несмотря ни на что, ведет человечество к восхождению, – скажет Николай Рерих. А француз Ромен Роллан поведает об этом на языке адвайты. Существует одна Реальность – Брахман, который присутствует в каждом. В потоке призрачных «я» есть Я настоящее. Писатель сравнивает идеи веданты с досократиками, «беспредельным» Анаксимандра, из которого вышло все; с Единым вне множественности Ксенофана.

Рамакришна утверждал, что все течения мысли, пережившие время, дополняют друг друга. «Вы ищете Бога? Ну так ищите его в человеке! Божественность проявляется в человеке больше, чем в чем-либо другом». Единый Атман пребывает в каждом существе: «Он представляется одним или во множестве, словно (отражение) месяца в воде» (Брахмабинду упанишада, 12). И еще в упанишадах сказано: «Кто непонятлив, неразумен, всегда нечист, // Тот не достигает того места и возвращается в круговорот бытия. // Кто же понятлив, разумен, всегда чист, // Тот достигает того места, откуда он больше не рождается» (Катха упанишада, 3, 7–8).

В этом смысл буддизма и индуизма. Будда есть Сознание, сказано в сутрах, сознание пробужденное, открытое Любви. Оборотной стороной Мудрости – Праджни является Сострадание – Каруна, а их единство – Путь в Нирвану. Об этой зависимости разума от состояния души самое время подумать: «сон разума рождает чудовищ». Страшный грех – убить в себе душу, потерять связь с Единым. «[Мирами] асуров называют те миры, покрытые слепою тьмой; // В них после смерти идут люди, убившие в себе Атмана. // …Поистине, кто видит всех существ в Атмане // И Атмана – во всех существах, тот больше не страшится» (Иша упанишада, 3–6). Убить Атмана – значит убить свою душу.

Итак, внутреннее Я открывается, когда преодолено внешнее эго, в состоянии анатмана (муга). Знаток Японии Лафкадио Хэрн называет это «божественным в каждом существе. По-японски оно называется „Муга-но тайга“ – „великая личность" без себялюбия. Иной истинной „личности" не существует»[107]. Известна верность японцев общим интересам, долгу перед группой, что позволяет их логику называть групповой. Однако это разные уровни одного и того же Я. Каждый истинный мастер Дзэн не только внутренне свободен, но независим от веяний века, установок сознания, от воли сюзерена. Испокон веку следует он не себе, а повинуется «кисти» или внутреннему Я.

Илл. 37. Симомура Канзан. Ёробоси (история о слепом)

Когда дзэнский наставник Дайто увидел императора Годайго, практиковавшего Дзэн, он сказал: «Мы расстались много тысяч кальп назад, и все же мы не покидали друг друга ни на мгновение. Мы стоим лицом друг к другу весь день, но никогда не встречались». Это и есть логика Небытия или нашедшего себя человека. Исследователи Японии говорят, что человеческая природа (нингэнсэй) для японцев и есть первичная Реальность, она лежит в основе их культуры: «закон по ту сторону закона», «слово по ту сторону слова», «разум по ту сторону разума»[108]. Явленное Дао не есть истинное: невидимое и неслышимое можно лишь пережить. Нисида не случайно говорит о мгновенности Красоты: Небытие ниспадает в одну единственную точку, о чем поведал Кавабата Ясунари, говоря о незатейливом хайку Басе:

Об уходящей весне
Сожалею
Вместе с жителями Оми.

Это хайку может показаться примитивным, если не принять во внимание, что речь идет о соответствующем месте – Оми и о соответствующем времени года – уходящей весне. А потому можно говорить об открытии и переживании Красоты, увиденной Басе. Если бы речь шла о другом месте, скажем, Тамба, или о другом времени, например, о конце года, то исчезла бы сокровенная суть хайку. Мукай Керай, ученик Басе, добавил: «Прекрасное родится само, в соответствующий момент. Важно уловить этот момент». В словах «Прекрасное родится само, в соответствующий момент» поистине, размышляет Кавабата, важнее всего понять, что значит «в соответствующий момент» и как «уловить этот момент», или – благоволение Неба. Если удалось «уловить этот момент», значит, тебя облагодетельствовал бог Красоты[109].

Илл. 38. Икэбана в стиле сёка (сэйка)

В этих, казалось бы, незамысловатых словах – вся тайна японского искусства. «Одно во всем, и все в Одном» переживают в мгновении. Если мастер нарушил закон Соответствия – значит, он отошел от Истины. Отошел от Истины – отошел от Красоты. Не нужно ничего придумывать, не нужно ничего искусственного – все есть в самой Природе. Углубившись в Природу, услышишь ее беззвучный голос, увидишь таинственный образ. Тогда и передашь его на картине или в слове, когда ощутишь его всей душой, в сердечном отклике (киин). В естественности, в доверии Природе – суть японской эстетики, которую и эстетикой трудно назвать, настолько она близка Природе, живет в ритме времен года: весна – лето – осень – зима. Можно сказать, японцы сосредоточены не на себе, не на своих заботах: их сердце принадлежит Природе. Потому их искусство как бы вне времени. По крайней мере, нет у них такой зависимости от житейского времени, все более набирающего скорость, подчиняя себе человека по закону количества: достигая критической массы, оно становится агрессивным.