Анатолий Викторов - Процесс

• Название: Процесс
• Автор: Анатолий Викторов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905016-19-6

В ХХ веке на Земле произошла катастрофа. Сотни миллионов человек погибли от рук своих собратьев в России, Германии, Китае, Японии, США и в других странах в ходе социальных и расовых войн. Найти причину этого парадоксального явления столь же важно, как открытие законов фундаментальных наук: физики, химии, математики. Тогда мы сможем определить своё будущее. Попробуем с этой целью исследовать Россию, самую близкую нам страну.

---

Насилие над социальной эволюцией (революция, форсированная индустриализация) похоже на насилие над человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить жизнеспособный организм дает в любом случае мертворожденный результат. Тем не менее, насильственным путем были созданы коллективные крестьянские хозяйства, куда согнали только тех, кому нечего было терять, – бедняков и лодырей. Огромный класс (десятки миллионов человек) работящих крестьян, доказавших после голода в начале 20-х гг. свою жизнестойкость, был под конвоем ОГПУ (советское гестапо) выселен с семьями на Крайний Север без средств существования и орудий производства. Это был смертный приговор как переселенным, так и оставшимся в деревнях.

Согласно исследованиям известного историка Р. Конквеста, там в самые короткие сроки умерло около 14,5 млн. человек. Другие миллионы погибли до этого от голода, будучи выброшены из их домов и хозяйств с изъятием посевных запасов. Такое произошло на Украине, в черноземной России и в Казахстане. Это было не только экономической, но и политической мерой, Хлеб шел на Запад в обмен на станки и технологию, а крестьянское поколение погибало как ненужный политический и экономический балласт. Погибало безмолвно.

Жестокость своих не полагалось «выносить из избы», а то, что из изб изгонялись целые семьи, переживалось как горе, несчастье, но редко вызывало активное сопротивление, тем более в союзе с другими семьями. Традиционная разрозненность российского крестьянского существования давала о себе знать и в этом эпизоде истории.

Удивительно совпадение этих действий с гитлеровскими планами. Розенберг и Геринг с одобрения фюрера собирались после падения СССР вывести все продовольствие из оккупированных областей и обречь их население на массовую голодную смерть. Геринг добавлял: «Надо уяснить это со всей отчетливостью» (У. Ширер «Взлет и падение третьего рейха»). Такова была родственность природы двух режимов.

Непонятно при всем при этом, почему нынешние исследователи принимают во внимание только те жертвы, которых расстреливали и губили в лагерях, и тем самым умалчивают о масштабах исторической катастрофы русского, украинского и казахского народов, ограничивая ее к тому же только 1937–38 годами, забывая при этом о гибели крестьян 30-х – 32-х годах.

Академик И. Павлов еще в 1930 г. писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, – несознательное противодействие нежелательному режиму, а последствия упадка энергии и интереса».

Компенсируя нехватку рабочих рук для промышленности, Сталин пошел не только на обездоливание работоспособного крестьянства, вынужденного пойти работать на новые заводы, но и на создание огромной сети каторжных лагерей, наполнив их рядовыми городскими и сельскими жителями, под лживым предлогом их, якобы, виновности в антисоветской деятельности. Если бы такое обвинение было правдивым, то его можно рассматривать как результат массового голосования против советской власти, при котором число «против» было бы в абсолютном большинстве.

Но в каторжные лагеря шли люди, не понимающие причин их осуждения и не признающие вмененной им вины. Лагеря воспитывали людей в рабском духе, средствами крайней жестокости и садистского насилия. Они были лишены нацистских газовых печей, но смертность от издевательств и непосильного труда в них была выше, чем в гитлеровских лагерях смерти Безвинно репрессированные люди, а также остававшиеся еще на свободе, истощенные после революционного взрыва и радикальных реформ, даже не помышляли открыто критиковать власть. Поэтому находящиеся под жестким военным конвоем гигантские каторжные армии представляли собой весьма послушную и дешевую рабочую силу. Кормили их пищевыми отходами, калорийность которых была много ниже затрачиваемых узниками усилий: 1,6 килокалорий за трудовой день, в Освенциме – 1,3 килокалорий без трудовых усилий. Это был расчет на быструю смертность. Руководство сознательно шло на него, зная, что для пополнения трудовых армий в стране достаточно людских резервов. А когда военная мощь будет достигнута и враждебные государства будут покорены, то они дадут новую рабочую силу для принудительного труда. Глобальная политическая стратегия оправдывала быстрые темпы индустриализации. Близко к этому рассуждал Гитлер, заимствуя опыт у Сталина.

Социальный состав репрессированных можно видеть в изданных в наши дни толстых томах расстрельных списков. Раскрывая наугад их страницы, мы видим профессии обреченных: «портной, токарь, парикмахер, бухгалтер, вагоновожатый, заводской мастер, рабочий, кустарь, машинист, продавец, сторож, артист, крестьянин» и так далее. Аресты, каторжные приговоры и массовые расстрелы совершались согласно численным заданиям Кремля – в сотни тысяч человек по каждому административному региону. Конкретный отбор репрессируемых лиц предоставлялся местным карательным органам. Естественно, что они творили полный произвол. Общее количество по каждому региону утверждал персонально Сталин и его соратники по Политбюро. Их подписи под этими документами найдены в архивах.

Чем можно объяснить политику столь массового уничтожения собственного народа?

Прежде всего тем, что большевистская верхушка, несмотря на более чем 15 лет своего владычества, не чувствовала себя уверенно для дальнейшего властвования. Сталин считал, что начало массового террора осуществил Ленин, как необходимое средства политической стратегии. Этим он укрепил большевистскую власть и дал ориентир на будущее. Либерализм НЭП’а ее несколько ослабил. Последующий террор в городах осуществлялся одновременно с истерическим возвеличиванием Сталина. Его имя ставилось выше Бога. Несмотря на то, что документы XVII съезда партии, якобы, подтвердили такую необходимость, благодаря подтасовке голосов, опасения за свое личное лидерство у него оставались. И немудрено. За его место в должности генсека (диктатора) голосовало на самом деле только три депутата. Остальные голосовали за Кирова. С помощью Кагановича Сталин цинично переставил местами результаты. И никто из депутатов не шевельнулся для протеста. Их парализовал партийный гипноз и страх, уже нажитый партийной массой. Она имела для этого основания. Сталин не простил съезду столь неслыханное сопротивление его первенству и вскоре уничтожил почти весь состав его участников. Помимо циничной жестокости, с которой был нарушен устав партии, такое преступление еще раз говорило о безыдейности вождя, абсолютизации его личной власти и его лютой враждебности к романтически вдохновленным коммунистам.

Идейность понималась им как проявление опасной интеллигентности. Большевистский фанатизм приобрел к тому времени обрядовый характер, подобно немецкому приветствию «Хайль Гитлер!» Романтическая чистота была ему органически враждебна. Это заметил еще Свердлов, находившийся вместе с ним в царской ссылке. Сталин предпочитал общаться тогда только с соседями-уголовниками. Такую же черту – нетерпимость к свободомыслию проявил и Ленин, введя массовый террор и высылку за границу цвета российской интеллигенции в 1922 году.

Кроме того, террор, будь то расстрелы или умерщвление в лагерях, преследовал цель родить в стране страх, как атмосферу жизни и подавления им всякой свободной мысли. Накладывалось особый запрет («табу») на выход за пределы произносимого вождями.

Будь Сталин дальновиднее и честнее, он понял бы, что неслыханное уничтожение народа остается в глубинной памяти потомков и станет тормозом для коммунистического развития. На первом этапе люди будут шарахаться от этих фактов. На втором, когда они осмыслят происшедшее, официальная идея коммунизма станет для них ложной и даже кощунственной. Политически преступной.

А пока утвердился ведущий принцип большевистского государства – постоянное насилие над человеком во всех его видах. Человеческое естество противится насилию, как и всякому другому злу. Значит, злу надлежит справиться с природой, изменить ее так, чтобы у человека не осталось мыслей, чувств и даже инстинктов, противоречащих правящей воле. Согласно ей, человеческая индивидуальность должна быть поставлена в столь узкие рамки, что в них она не будет по существу отличаться от особи животного. Поэтому большевики так нервно реагировали на разговоры о моральности своих действий. «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем», – заявил Ленин на III съезде РКСМ, не обратив внимания на то, как хлестко разоблачил он свою идею романтического коммунизма и заложил основы гитлеровской «морали». Сталин в 1939 году согласно этому правилу заключил договор с нацистским режимом, также придерживающемуся ленинского аморального принципа. Он понял, что тоталитарная власть любого толка будет воевать со всеми странами, независимо от их политического режима. Результатом стала военная катастрофа 1941-42 голов.