Владислав Броневский - Два голоса, или поминовение

• Название: Два голоса, или поминовение
• Автор: Владислав Броневский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-480-00222-5, 978-83-7549-114-2

Избранные произведения Владислава Броневского (1897—1962) – выдающегося польского поэта XX века. Большинство текстов впервые на русском языке.

---

Мавзолей Тамерлана

Вроде бы люди добры и спокойны,
вроде бы им ненавистны разом
беснования, казни и войны.
В людях – вроде бы – творческий разум...

Тихо стою средь резьбы и глазури.
Как я попал через дальние страны,
тюрьмы, скитанья да всякие бури
в этот последний дворец Тамерлана?

...Мчались по Персии конные орды,
мечеть за мечетью, за домом дом —
рушили, рушили, рушили к черту —
так же, как нынче: огнем и мечом!

Силы монгольской всё больше и больше —
рвы или стены – всё нипочем!
Русь и Багдад, Украину и Польшу —
так же, как нынче: огнем и мечом!

Смерть оборвет победные громы.
В память об огненной круговерти —
возведут мертвецу хоромы.
Жалобы жизни – спишутся смертью.

Гибнут народы, гибнут поверья,
гибнут империи и твердыни,
гибнут завоеватели-звери
вместе с воинствами своими.

Как всё закручено в человеке!
Немощна память, немощно слово!
В землю уходят кровавые реки,
кости становятся зеленью новой.

Хочется верить: добры и спокойны, —
люди придут на пахоту жизни,
чтобы отбросить казни и войны.
Чтобы поверить себе... И Отчизне.

Персия

Строй кипарисов,
а ниже – олив трепетанье.
Горы волшебные вижу
и солнца сиянье.

Светятся жидким топазом
в долине потоки,
с гор устремились и сразу —
к сказкам далеким.

Мчатся дорогой истории
несытые войны...
Бешено мчатся моторы
по нивам спокойным.

Орды нахлынут злые,
растопчут границы,
в эти пласты нефтяные
кровь просочится.

Персия! Мирные песни
несутся еще над тобою...
Ты, как Польша, чудесна
перед сентябрьской грозою.

Дамаск

В Дамаске – как в Завихосте
или как в Вышегроде.
Смотрю с моста,
гляжусь в воду,

носит меня по свету
с пустым, как всегда, карманом
в battle dress[6] одетым
Polish Forces[7] – капитаном.

Фиалки цветут в Дамаске —
весна. Мне очень жалко,
что я, словно черт из сказки,
в шапку не вдел фиалку!

Город белый, белый,
легкий, словно пушинка,
день слагаю целый
лирическую чепушинку,

и видится все яснее
время свиданий нежных,
когда в Уяздовской аллее
дарил я милой подснежники.

У рек Вавилонских

Мы строить башню свою
у рек Вавилонских не станем,
мы в Польшу – солдаты в строю —
маршем идти не устанем.

Не верь аравийской звезде,
и верить гаданьям не нужно.
С тобой карабин везде —
служба.

Здесь нефть устремилась ввысь
без посоха Моисея.
Крылатая стая, несись,
на Вислу несись быстрее.

Самолетов и танков строй,
бешеный от бензина,
мы поведем с тобой
с песней про Буковину.

И не услышим сквозь дым
труб иерихонских пенье,
когда врага разбомбим
во имя освобожденья.

И мы по руинам пройдем,
насмерть будем бороться,
и польское эхо кругом
на выстрелы отзовется.

Европу и Африку мы
пересечем на марше,
без шума и кутерьмы
вернутся солдаты наши.

И мирная встанет заря
над крышей родного дома,
тогда штыки сентября
на плуги перекуем мы.

Когда я буду умирать

Я в час последний свой
сам распрощусь со светом,
ты надо мной не стой,
не докучай советом!

Хочу лежать один
с открытыми глазами,
сжимать свой карабин
спокойными руками.

Ловить жужжанье пчел
хочу на смертном ложе
и видеть Вислы дол,
где молодость я прожил.

А если нужен плач,
пусть лучший друг заплачет,
когда в солдатский плащ
остывший труп мой спрячет.

Похоронивши, пусть
друзья мои, родные
солдата вспомнят путь
и песни боевые,

потом пусть кровь прольют,
отчизну защищая.
Я песню им свою
и меч свой завещаю.

Ничего больше

Ах, что там осталось? Разрушенный дом,
невзрачная жизнь, промелькнувшая сном,
погост, где моя похоронена мать,
земля, что дарила свою благодать, —
холмы и долины земли Мазовецкой,
я слышу ваш стон под пятою немецкой, —
и шум тополей, и над Вислой закаты,
где счастье на миг улыбнулось когда-то,
где сердце с любовью впервые спозналось...
Там больше уже ничего не осталось!

А мне что осталось? Скитаться, грустить,
как лист, унесенный ветрами, кружить,
и слушать волну у библейской реки,
и видеть над Вислой во сне огоньки,
и знать: не во сне, наяву надо биться
за землю, с которой пришлось разлучиться,
за дом, превращенный врагом в пепелище,
за гроб материнский на старом кладбище,
за то, чтоб с любовью вновь сердце спозналось...
Да, больше уж мне ничего не осталось!

Стена Плача

Камни серого цвета
и плач – сквозь тысячи лет.
Я променял бы все это
на Вербную и Новый Свет,

посидел бы в «Земянской», в «ИПСе»,
слез не пряча под веками,
а во мне Апокалипсисом
и Вавилонскими реками

рыдало бы, колыхаясь,
Иеремиевой песней горя,
сердце Варшавы – хаос,
страшного сентября.

Кровоточить умея,
стихи ничего не значат.
Я плакать пришел, евреи,
к Стене Плача.

Via Dolorosa[8]

Иерусалимские стены,
камни снесённого храма...
Этой космической сцены
встарь здесь разыграна драма.

Было, и сгинуло снова
в действах, в потоке столетий
преображённое слово,
то, что за совесть в ответе.

Сколько здесь улиц, но длится
эта дорога, и что же? —
на перекрёстках таблицы.
Мороз по коже.

Здесь он упал... Здесь взвалили
крест на него лиходеи...
Снова упал, снова били...
«Скажешь, кто царь Иудеи?»

Кровь на челе из-под терний,
вот он – гонимых союзник,
жертва разнузданной черни
и политический узник.

Что ж моя память кровава,
словно голгофские пики?
Что в ней таится? —
Варшава,
плат Вероники.

Я здесь не в поисках Бога,
я лишь солдат, и не больше.
Но ведь мой крест и дорога —
это дорога до Польши.

Роза Сарона

Белые контуры Ерусалима.
Ветер ливни пронес,
и серебрятся, едва различимы,
капельки в чашках роз.

В этом краю, в былое влюбленном,
столько библейских слов...
Что же такое «Роза Сарона»? —
Отзвук забытых снов?

Роза Сарона... Пыль Иудеи...
Боль порушенных гнезд...
Или – в ночи, в плену у халдеев —
сплетение южных звезд?

Или же – в тайнах древних мелодий
есть и ответ иной:
канула роза в темный колодец,
был нестерпимый зной,

тонкие, крепкие девичьи пальцы
подняли ввысь кувшин,
к девушке грустно склонялись пальмы,
кривые стволы маслин.

Бедра плывут. Жара истомила.
Тихо браслет звенит.
В мареве жарком – отблески Нила,
Дальняя синь пирамид.

Кедры Ливана, горы Синая...
Много искал я роз.
Только вот Розы Сарона – не знаю.
Не отыскал. Не принес.

Белые розы в красных вазонах,
быстрые взоры в окне...
Есть ли взаправду Роза Сарона?
Или – приснилась мне?

Моя комната

Я живу в стране паслёнов,
и в любые окна перцы
нежнонежно и влюбленно
тянут листья в форме сердца,

как непрошеное счастье
в суете сует безбрежной…
Но душа, душа всё чаще
и «влюбленно» ждет, и «нежно» —

как не знать ей Палестины
весноватой и зеленой?..
Пусть тебе расскажет стих мой,
что живу в стране паслёнов.

Советы туристке в Иерусалиме

Сядешь в «девятку», и до конечной —
на гору Скопус.
Там ты под солнцем палящим и вечным
встанешь, как над потопом,
радугой скоротечной.

Над мертвыми берегами
стоит керубим меднолицый.
Над Иорданом кругами —
орел, белая птица.

По белым холмам пророки
древними бродят путями.
Ангел простер свои руки
Лоту с дочерями.

Смотришь умиротворенно
на белого камня до́мы.
Помни огни Содома,
трубы Иерихона.

Ведет сынов вереницей
Иаков лугом зеленым.
Вот Старый Город: по склонам
древних царей гробницы.

Гонится за тобою,
за счастьем твоим могила:
в небе варшавском «юнкерсов» воя
не позабыла?

Глянь: «Семь сестер» у берега моря —
кто обратил их в плачущий камень?
Так предстают изваянием горя
люди со сжатыми ртами.

Дальше на север – лазурная мгла,
мир нереальный, весь из стекла,
и видно, какой кровавый.
Там – дорога тебе легла
до Варшавы.

Как Висла, сотнями брызг
мой взор тебя снова омоет.
Радуга – вдрызг.
В сумерках на Катамон вернёмся с тобою.

Средиземное море