Александр Петров - Восхождение

• Название: Восхождение
• Автор: Александр Петров
• Жанр: Религия

В романе «Восхождение» переплетаются две сюжетные линии. Одна – обычная трудовая жизнь со слезами и улыбками. Вторая – духовное возрождение, без которого жизнь бессмысленна. И только в духовном возрождении возможна победа слабого человека, на которого направлена огромная мощь разрушения.

Читатель познакомится с обычными на вид людьми, которые на своих плечах несут жизнь вселенной. Они – соль земли, они – созидатели.

Дмитрий, преуспевающий чиновник министерства, внезапно уходит с престижной работы. Он окунается в штормовую стихию стройки. Её суровые волны одних швыряют в грязь, других поднимают в Небеса. Дмитрий сумел выстоять, и с самого дна взойти на Небо. Такие как он – строители в высоком смысле этого слова. Они созидают новую жизнь. Они поднимают из руин не только Россию, но и собственные души. Это очень нелегко, но так радостно!

---

– Так и говорил старик Спиридоныч: «Ум у тебя, Фомич, с искоркой!..»

– Фомич, открой секрет, как тебе удалось так уютно обосноваться?

– А это, Дмитсергеич, одна из особенностей моего искристого ума. Как гласит закон Фомича, прежде чем начать выполнять план, обустрой свой быт. Или, опираясь на народную мудрость, данную нам в поговорках, прежде чем сажать огород, надо его огородить. Запиши, а то забуду, – он встает и тянет меня за рукав. – Пойдем, мил друг, я тебе свой офис в лунном свете покажу.

Пока Фомич заглядывает за ближайший куст сирени, я стою на крыльце вагончика и любуюсь окрестностями. Среди навала бетонных панелей, громадных куч развороченной земли, среди траншейного «свинороя» – офис Фомича производит впечатление оазиса чистоты и уюта. Его персональная бытовка стоит вплотную к частному домику в окружении сада, огорода и новенького штакетника. Густая сирень и развесистые яблони отгораживают оазис от окружающего «рабочего беспорядка».

Внутри офиса имеется все необходимое для долгих заседаний: холодильник, телевизор, радиола, шкафы, диваны и, разумеется, большой стол. Ноги утопают в шерстяной упругости ковров, а натруженные тела – в мягких креслах. Даже люстра над головой переливается многопудовым «русским хрусталем» и в настоящее время для придания застолью должного интима мягко освещает только небольшой круг на столе. Все остальное погружено в уютный полумрак.

Фомич занимает свое место и совершает дежурный глоток, затем прислушивается к тишине и пророчески произносит:

– Чует мое надорванное выполнением плана сердце, что эта тишина ненадолго. Ты, Дмитсергеич, не сочти за труд, подрежь закусочки. Пригодится.

Не успеваю закрыть холодильник, как в офис с треском вламываются трое мужчин. Они уже переоделись «в чистое» и собираются домой. Люди эти не «из наших», а субподрядчики. Разумеется, ведут себя они без должной учтивости, не обременяя себя правилами приличия и изысканностью речи. Улучив момент, когда они что-то увлеченно обсуждают между собой, активно наливая и закусывая, Фомич склоняет ко мне большую голову и шепчет: «Пусть все вокруг горит и воет, а мы в спокойствии с тобой. Запиши, а то забуду».

Пожалуй, это свойство куратора самое ценное. Он умеет подняться над суетой и не дать ей проникнуть внутрь. Вот и сейчас у меня в душе закипает раздражение от наглости непрошенных гостей. Фомич же глядит на них, как добрый папаша на шаловливых детей и даже вставляет в бурный поток их сквернословия свои глубокомысленные «ну, надо же», «это они не правы», «не бери близко к сердцу», «все будет хорошо». В такие минуты и я себя чувствую дитём неразумным и восхищенно взираю на мудрого Фомича.

После удаления шумной ватаги снова наступает тишина. Видя мою усталость, хозяин звонит «на женскую половину» и вызывает «стюардессу» Тоню. Входит девушка необычайной южнорусской красоты и, мягко ступая, наводит порядок вокруг нас. За считанные минуты она успевает пропылесосить ковер, навести порядок на столе, а также выстрелить в меня обойму бронебойных взглядов своими карими сверкающими очами. Хозяин удовлетворенно кивает и указует на одно из свободных кресел. Девушка безропотно садится. К ней на колени запрыгивает Джеймс Бонд и принимается громко мурлыкать.

– Ты не боись, при Тонечке можно говорить обо всем, – хрипит куратор. – Моя школа. Она – мой последний шанс уладить трудное дело. Думаю, ты абсолютно уверен, что Тонечка уже втюрилась в тебя и готова закрутить с тобой роман. Как не так! Вот сейчас прикажу тебя под бульдозер сунуть – рука ее не дрогнет.

– А ты что, пробовал уже? – спрашиваю хозяина, отодвигаясь от Тони. – Ну, приказывать?

– Я что дурно воспитан? Скажешь тоже, срам слышать такое! Я просто человека, в данном случае легкотрудницу эту, насквозь читаю. Опыт! Вот. Запиши, а то забуду. Я сейчас…

Голова его снова медленно опускается на согнутую руку. Следующие двадцать минут мне предстоит провести наедине с этой суровой дамой. Повисает мертвая тишина. Девушка исподлобья насмешливо поглядывает на меня. Я сосредоточенно изучаю масляное пятно на своем колене, пытаясь унять неприличное для моего возраста сердцебиение и забытую дрожь правой нижней конечности.

– Да не бойтесь вы, Дмитрий Сергеевич, – звучит контральто девушки, – бульдозер сегодня увезли на третий участок.

– Это, безусловно, радует, – выдавливаю из горла словесный сгусток.

– А можно спросить кое о чем?

– Ну, да… – пытаюсь всеми силами бороться со ступором.

– А чего это вам в главке не сиделось? Или сотрудницы съели?

Говорить о подробностях сейчас не очень хочется. А внести какую-то ясность нужно. Поэтому пытаюсь облечь свое появление на линии ореолом романтики.

– Представьте себе, Тонечка, – вещаю, как с трибуны, – приходишь на работу, садишься в кресло и планируешь рабочий день. И вдруг понимаешь, что каждый день у тебя одно и тоже: они тебе – дай, а ты им – не положено. Они – чем тебя купить, а ты им – не продаюсь. Они смотрят на тебя, как на идиота, а ты мысленно соглашаешься. И так каждый день…

– И что же, ничего интересного не случалось? – спрашивает девушка.

Конечно, случалось! Такие вещи случались, что и в страшных снах не привидится… Только вспоминать об этом – ужас как неохота. Так что лучше умолчим. Вслух отвечаю:

– Интересного? А как же! Выходные, например.

Тоня задумчиво качает ножкой. Вполне допускаю, что делает она это не нарочно, но мне от этого не легче, потому что покоя нет.

– А раньше вы на линии работали?

– Приходилось. Только было это в другие времена, как будто и не со мной.

– Тяжело вам сейчас, Дмитрий Сергеевич? – сочувственно произносит эта чуткая девушка. Именно этого мне так не достает. О, женское сердце не проведешь. В этом вопросе. Она уже знает, что я к ней неравнодушен. Только не знает, бедная, насколько ей со мной невыгодно общаться. А то бы давно бросила это непутевое занятие.

– Да ничего, терпимо, – бросаю небрежно. – В конце концов, знал, на что шел.

– А вы женаты? – вполголоса выдыхает девушка.

– Женат, Тонька!.. В том-то и дело, что вдрызг женат твой воздыхатель! – хрипит, поднимая голову, Фомич, озирая мутными глазами свои владения.

– Ну тебя, Фомич!.. – пытается встать легкотрудница. Но длинная цепкая рука начальника возвращает ее на прежнее место.

– Команды покидать рабочее место не было. Ты вот что… Сейчас опять кто-нибудь нагрянет, я это нутром чую. Так ты, Тончик, в случае чего помоги быстрей от досужего народа избавиться. Старость – она покой любит. Запиши, а то забуду.

И точно, дверь с грохотом открывается, и бочком, как цирковой медведь во время кувырка, вваливается начальник моего участка. Участковый. По правде сказать, с начальником мне повезло. В этом человеке всего много, хватило бы на двух нормальных людей. Без малого двухметрового роста. Плечи шириной – как я в длину (если меня положить). Шея – как у меня, скажем, грудь, а лицо… в общем, пропорциональное остальному. Короткая стрижка сделала бы его похожим на громилу, если бы не добрейшая улыбка, в которой читается самоирония: простите, мол, меня, такого большого.

Но самое главное – это его умение держать удары судьбы, как-то: выговоры начальства, насмешки подчиненных, многодневную нервотрёпку, большой спиртовой литраж… Однажды прораб нашего участка Тихон, рассказал, как участковый взялся за порванный высоковольтный кабель под напряжением. Искры, вспышки, фейерверк! – а тот лишь побледнел – и хоть бы что… На ладони осталась пара легких подпалин, и все.

…Итак, входит мой начальник, и сразу становится тесно, и вовсе не потому что бытовка мала.

– Хватит, ребятки, третий день водку дуть и разговоры разговаривать. Отбираю у тебя бесплатные уши, Фомич. Завтра едем с Димой принимать новый объект.

– Василий Иваныч, такое событие требуется обмыть, – обстоятельно поясняет тонкости протокола Фомич, солидно кивая головой.

– Это можно… – покорно соглашается начальник и бережно садится на стул. Когда он убеждается, что стул, хоть со скрипом, но держит его супертяжелый вес, оборачивается ко мне. – Чтоб не забыть, Сергеич, завтра утром сиди в диспетчерской и жди меня до упора. Будут на объект выгонять – сиди насмерть, говори всем, что я приказал. – Потом Фомичу: – Поехали, аксакал…

Когда встречаются начальник с куратором, все остальное становится как бы не в счет. Поэтому мне вскорости удается сбежать.

Дома, то есть в комнате общежития треста, переодевшись, сажусь на стул и погружаюсь в тяжкую думу. То, что со мною творится в последнее время, напоминает сползание в пропасть. А самое страшное, что я даже не пытаюсь остановиться. Вот и сегодня: выпил немало водки, наслушался и мысленно повторил за говорящими целый поток сквернословия, флиртовал с женщиной… Но какова! Красавица чистейших казачьих кровей! «А она такова, какова она есть, и больше никакова».