Павел Виноградов - Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

• Название: Россия на распутье: Историко-публицистические статьи
• Автор: Павел Виноградов
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-91129-006-5

В книге собраны избранные историко-публицистические статьи известного российского историка Павла Гавриловича Виноградова, выходившие в отечественных и зарубежных изданиях в конце XIX – начале XX вв. В них выразилось своеобразное видение исторического прошлого страны и важнейших проблем России того времени. В статьях известного своими либеральными взглядами историка даны оригинальные оценки славянофилов и западников, реформаторской деятельности Александра II и ее последствий, университетского вопроса на рубеже столетий, причин и «предметных уроков» русских революций начала XX в. и гражданской войны. Значительная часть статей переведена с английского и норвежского языков и впервые публикуется на родине всемирно признанного ученого. Книга будет интересна и полезна историкам и политологам, всем, кто интересуется историей России.

---

Образование особых «государственных» комиссий для производства окончательных испытаний заключало в себе унижение университета еще и в другом смысле. Соловьев и его товарищи рассеяли поверхностное сближение с германским порядком, при помощи которого сторонники нового устава старались прикрыть свои начинания авторитетом высокой немецкой культуры. Они доказали, что комиссионные экзамены не будут штатс-экзаменами ни в немецком смысле – так как в Германии существует свобода преподавания и с прохождением университетского курса не связаны никакие экзамены, – ни в том ограниченном смысле, в каком практикуются у нас испытания при поступлении на службу например, на службу дипломатическую. «Штатс-экзамены не унижают университета, ибо штатс-экзамен есть экзамен на должность… Испытуемому говорят: вы, может быть, знаете очень много, но мы желаем увериться, знаете ли вы именно то, что нам нужно. Но совершенно отдельная комиссия, без значения штатс-экзамена, а прямо для испытания кончившего курс в университете, прямо, следовательно, для проверки его познаний, здесь приобретенных, уничтожает университет, отнимает у него право, которого не отнимают ни у какой казенной школы». Действительность в некотором смысле даже превзошла опасения, так как в 1875 году еще предполагали, что комиссионные экзамены будут введены действительно в связи со свободой слушания, что придавало бы им известный смысл, с точки зрения ограждения государства от дурных последствий произвольных комбинаций, подсказанных интересами отдельных слушателей. Но на деле получилось совершенно своеобразное соединение обязательного слушания с отделенным от преподавания экзаменом. При этом истинный смысл меры – выражение недоверия преподавателям, хотя бы под условием унижения университета – раскрывался ясно. Но в таком случае оставалось заметить вместе с большинством Государственного совета: «Нельзя не обратить внимание на ту необъяснимую двойственность воззрений, которую обнаружило бы правительство, оказывая профессору величайшее доверие разрешением самостоятельно преподавать науку целым поколениям и тем самым влиять на умственное их развитие, и в то же время не доверяя ему экзаменовать, т. е. контролировать результат своего преподавания».

Двенадцатилетняя практика государственных комиссий вполне оправдала все указанные опасения и, кроме того, раскрыла недостатки, которые при обсуждении нового устава не предусматривались или предусматривались не в достаточной степени. Было бы достаточно говорено о том, что по целому ряду пунктов предположенную систему не удалось осуществить, так что ныне действующий порядок представляет не обдуманное и законченное целое, а неорганический компромисс. Но в других отношениях система комиссионных испытаний, несомненно, оказывает влияние на занятия, едва ли только благоприятное. Влияние это сводится главным образом к следующим условиям:

1) выработанные министерством однообразные программы обезличивают преподавание;

2) стремление вместить в программу предмет в полном его объеме влияет на выработку элементарных и поверхностных курсов;

3) накопление материала на окончательных испытаниях обращает их в пробу памяти;

4) отделение экзаменационной процедуры от текущего преподавания усиливает все неизбежные неудобства экзаменационной оценки познаний и умений и уменьшает значение реальной подготовки;

5) исключительная важность комиссионных экзаменов для приобретения прав расстраивает ход учебных занятий высших курсов, сосредотачивая внимание студентов на приготовлении к приближающемуся искусу

Каждое из этих наблюдений требует несколько более обстоятельного обсуждения.

В истории выработки устава одною из самых поразительных черт является невозмутимость, с которой его виновники одновременно ратовали против принудительной школьной системы наших университетских занятий и за принудительное однообразие программ окончательного испытания, которые должны дать тон всему преподаванию. Каким-то фокусом разнообразие и свобода обращались в принудительность и шаблон; то, что считалось вредным, когда исходило от факультетов и университетов, становилось панацеей, когда исходило от министерства и его ученого комитета. При этом не принималось во внимание ни разнородность местных условий и сил, ни личные взгляды преподавателей, ни движение наук, ни трудность формулировать в короткой программе научные требования, ни странность роли профессора, которую принимало на себя министерство. Тяготение бюрократии к централизации было слишком велико, и русская университетская наука получила определенные указания из подлежащих канцелярий.

По вопросу о необходимости требовать на окончательных экзаменах знания предметов «в их полном объеме» как-то мало было разногласий между защитниками нового устава и противниками его. Между тем представление, что можно и следует стремиться к изложению наук в полном объеме, отзывается некоторою наивностью. Дело, очевидно, сведется на практике к весьма поверхностным обзорам, так как для научной постановки таких курсов потребовалось бы время, которым ни один преподаватель не располагает, и способности усвоения, которыми не располагает ни один студент. Всеобъемлющие требования программ приводили поэтому в действительности к различным более или менее нежелательным исходам. Одни профессора стремятся к рекомендованной энциклопедичности и разжижают для этой цели свои курсы до такой степени, что они теряют университетский характер. Другие сосредоточивают чтения на известных отделах, избранных по степени их важности или типичности, опуская остальные, или касаются их лишь слегка; в таком случае приходится устраивать разные фикции на окончательном экзамене. Третьи, наконец, предоставляют студентам приготовляться не по курсам, а по сокращенным учебникам, и в этом случае окончательный экзамен не имеет никакого значения «окончательности», а лишь отвлекает от университетских занятий. Помимо всего сказанного, возникает вопрос, тесно связанный с уже рассмотренным первым: какое есть разумное основание понуждать всех и каждого профессора читать общие и даже всеобъемлющие курсы, когда многие вполне достойные профессора ни по взглядам, ни по способностям не считают эти курсы для себя подходящими? Как смотреть, например, с точки зрения положений, получивших официальное признание, на курсы покойного знатока византийской истории в России, который всегда и по принципу читал так называемые специальные курсы?[111]199 Повторяю, известное смягчение требований было внесено жизнью, но зачем ставить требования, которые придется обходить?

Особенно вопиющим злом современных окончательных испытаний является подавляющая масса материала, по которому предстоит дать отчет перед экзаменаторами. Правила составлялись с видимою боязнью пропустить хоть какую-нибудь часть важнейших предметов, как будто таким пропуском будет определено, что испытуемый никогда к соответствующей части науки не обратится, или что она получит в университете нежелательную, с точки зрения правительства, постановку. В результате это окончательный экзамен, это испытание взрослых людей в усвоении ими высшего образования обращается в самую ребяческую передачу затверженных уроков, в пробу памяти и нервов, несказанно мучительную для экзаменующихся, но тяжелую и для экзаменаторов. Как оценивать подобные познания? Как определить уровень физических требований, которые могут быть предъявлены различным пациентам? Во всех этих отношениях окончательное испытание в государственной комиссии поставлено несравненно хуже, чем были поставлены те действительно довольно жалкие курсовые экзамены, над которыми иронизировали составители нового устава, как над испытаниями памяти, как над проверкой затверженных чужих слов.

Основное начало современных окончательных испытаний – отделение их от текущего преподавания – не выдерживает критики с педагогической точки зрения и порождает множество затруднений. Уже в комиссии 1875 года была установлена большинством правильная точка зрения на этот предмет. «Высшая правительственная комиссия 1874 года под председательством статс-секретаря Валуева, обсуждая недостатки организации учебных заведений, в пункте 1-м своих соображений указывает на необходимость упрочить органическую связь между учащими и учащимися; в пункте 5-м в ряду способов влияния преподавателей на учащихся – ставить оценку преподавателями умственного развития учащихся; в пунктах 6-м и 7-м не одобряет стремления учащихся к утилитарным целям, когда работы учащихся направлены не столько к самостоятельным научным занятиям, сколько к выдержанию экзамена для практических целей, так что экзамен становился для учащихся вопросом первой важности». Между тем как раз в комиссии Валуева гр. Д. А. Толстой провел положение о необходимости отделения окончательных испытаний от текущего преподавания. Это отделение совершилось, как мы знаем, не вполне, потому что экзаменуют все-таки профессора и экзаменуют в значительной степени по своим курсам, но оно совершилось в том смысле, что обзор элементарных сведений по предметам выдвинулся, безусловно, на первый план и своей количественной тяжестью задавил все остальное, всю самостоятельную работу, которую ведут студенты в университете. Единственный сколько-нибудь реальный остаток этой работы, подлежащий оценке комиссии, это сочинение. Затем все идут ответы устные и письменные – ответы по затверженному материалу. Какое понятие может дать такое испытание навыков к работе, знакомства с методами и умения пользоваться ими?! А между тем самостоятельное чтение и исполнение практических работ признавались существенными средствами обучения самими инициаторами новых экзаменных порядков, вводились в курсы университетов задолго до преобразования 1884 года, и с каждым годом развиваются в университетской практике. Когда же дело доходит до окончательного испытания, все это приходится отбросить по «однородной» программе. Сторонний председатель комиссии не имеет понятия об этих самостоятельных занятиях и не имеет времени в четыре-пять недель пересмотреть и оценить рефераты и семинарские работы, если таковые представлены. Члены комиссии, надо надеяться, имели время и возможность познакомиться с испытуемыми и сблизиться с ними, но оценку свою они принуждены давать на основании совершенно других данных, которые далеко не всегда приводят к одинаковым результатам с указаниями, подчеркнутыми из близкого будничного знакомства с студентами. Всякий профессор из своей практики приведет множество случаев, когда лучшие студенты оказываются мало способными держать окончательные испытания с их калейдоскопом ответов по самым различным частям университетского курса. Бывает и обратно: беспристрастный член экзаменационной комиссии скрепя сердце принужден писать: «весьма удовлетворительно» и присуждать диплом первой степени молодым людям, про которых, как профессор, отлично знает, что они ничем толком не занимались и не интересовались, а «приналегли» к экзамену и с успехом отрапортовали по билетам «однородной программы». Оговорки экзаменных требований относительно оценки специальных работ студентов не вносят действительной поправки в это зло, потому что специальные или, лучше сказать, самостоятельные занятия нельзя оценивать в полчаса и у экзаменного стола: цена им обнаруживается в аудиториях и лабораториях в течение самого хода занятий. Итак, отделение окончательного испытания от текущего преподавания осуждает себя по самой своей постановке и во всяком случае стоит в полном противоречии с желанием поднять интенсивность и значение самостоятельных занятий студентов.