Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

• Название: Жак Лакан. Фигура философа
• Автор: Александр Дьяков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91129-055-9

Жак Лакан (1901-1981) – ключевая фигура французского психоанализа, создатель оригинальной версии фрейдизма. В его творчестве сплелись воедино достижения лингвистики XX века, философия и психиатрия. Книга представляет собой творческую биографию этого известнейшего представителя постструктурализма. Становление его основных концепций прослеживается в связи с фактами его биографии и историей психоаналитического движения во Франции. А контекстуализация лаканизма в пространстве философии последнего столетия предлагает взгляд на Лакана как на самобытного философа, продолжающего основные идейные линии западноевропейской мысли.

Книга предназначается философам, психологам, психоаналитикам, психиатрам и всем, кто интересуется современным состоянием философской мысли.

---

Борьба с «отцовским имаго» и заявления о крахе семьи, поражавшие читателей энциклопедической статьи Лакана, были в значительной мере выражением личных переживаний автора. В 1938 г. Лакан снова влюбился, на сей раз – в Сильвию Батай, которая разошлась со своим супругом Жоржем Батаем, но официального развода еще не получила.

Батай живо интересовался психоанализом и побывал на кушетке у А. Бореля, одного из основателей Парижского психоаналитического общества. Как раз во время прохождения анализа он познакомился с Сильвией Макле. Встреча произошла в мастерской Раймона Кено. Сильвия оказалась там благодаря знакомству с Теодором Френкелем, который был женат на сестре Сильвии Бьянке.

Сильвия Макле была румынской еврейкой; ее отец был коммивояжером, но из-за своего увлечения искусством и богемности едва сводил концы с концами. Сильвия была младшей из четырех дочерей; единственный мальчик, Карл, во всем походил на отца. Бьянка изучала медицину, и именно здесь, на медицинском факультете, познакомилась с Бретоном, Арагоном и Френкелем. Из этой троицы лишь последний избрал карьеру врача. В 1922 г. Бьянка и Теодор поженились, и этот брак заставил молодую женщину отказаться от мечты об актерском ремесле. В 1931 г. она умерла, упав с высокого обрыва. Мать, Наталья Шохан, винила в ее смерти Френкеля: по ее версии, неуравновешенный молодой человек в приступе безумия сбросил ее со скалы. Сильвия, которая намеревалась стать актрисой, жила вместе с Френкелем и Бьянкой, и молодой сюрреалист не замедлил влюбиться в младшую из сестер. Однако 20 марта 1928 г. она вышла замуж за Батая.

Отец Батая был парализованным сифилитиком и в момент зачатия Жоржа уже совершенно ослеп. Его мать страдала депрессией и была склонна к самоубийству. Сам Жорж много пил и поражал своей развращенностью даже видавшую виды парижскую богему. После женитьбы он не оставил свою привычку к посещению домов терпимости и оргиям. М. Сюрья высказывает убежденность в том, что Сильвия, так же как и все подруги Батая, принимала участие в этих развлечениях[106]. Должно быть, именно о ней Лакан говорил в 1958 г.: «Настоящие женщины – в них всегда есть что-то шальное»[107]. Три месяца спустя после заключения этого брака Сильвия присутствовала на премьере фильма Ж. Ренуара «Lu Petite Marchande d’allumettes» и предложила свои услуги режиссеру. Тот отвечал неопределенно. 10 июня 1930 г. Сильвия родила дочь Лоранс (которая позже станет психоаналитиком) – единственного своего ребенка от Батая.

Батай в это время совместно с Мишелем Лейрисом, Карлом Эйнштейном и Жоржем-Анри Ривьером затеял журнал «Document», направленный против сюрреалистов и лично против Бретона. Сильвия же познакомилась с поэтом Жаком Превером, который также порвал с сюрреалистами. Вместе с Р. Бюсье и Л. Муссинаком они образовали группу «Октябрь», стремившуюся к созданию пролетарского театра и страстно увлеченную идеями большевизма. В 1933 г. группа представила в Москве и в Ленинграде свою пьесу «Битва при Фонтенуа». Двадцатичетырехлетняя Сильвия тем временем получила главную роль в фильме Ренуара «Le Crime de М. Lange», а затем в его же «Une partie de campagne» (по новелле Мопассана). В этом последнем Батай сыграл эпизодическую роль семинариста. В это же время произошел ее разрыв с Батаем, который тот описал в рассказе «Синева неба» (Сильвия здесь фигурирует под именем Эдит). Френкель по-прежнему не мог простить Батаю женитьбы на Сильвии и в 1939 г. как-то подкараулил того у Национальной библиотеки – несмотря на то что Френкель держал в руке револьвер, все закончилось шуткой.

Сестра Сильвии Роза в 1934 г. вышла замуж за художника Андре Массона, водившего дружбу с хирургом Полем Фуко, отцом Мишеля Фуко. Четвертая из сестер Макле, Симон, сочеталась браком с Жаном Пье, который после Освобождения стал помощником комиссара Республики. Пока Сильвия занималась кинематографической карьерой, Батай сошелся с некой Колет Пеньо, в которую был влюблен Б. Суварин. Этот последний поверял свои печали Олесе Сенкевич, которая сама в это время переживала разрыв с Лаканом.

Кинематографической карьере Сильвии не было суждено состояться. Фильм «Загородная прогулка» был скомкан, отчасти из-за дождей, не позволивших Ренуару снять все задуманные сцены, отчасти из-за ссор с Сильвией. На экраны он вышел только в 1946 г. Группа «Октябрь» в 1936 г. развалилась из-за недостатка финансирования. Сильвия сыграла небольшую роль в первом фильме Марселя Карне «Жени», но это тоже не принесло ей славы. Поскольку ей приходилось обеспечивать своих многочисленных родственников, она много времени уделяла второстепенным ролям в театре.

Лакан познакомился с Батаем в 1934 г., и с тех пор двух великих людей связывала дружба. Конечно, они были очень разными людьми и по-разному смотрели на мир. Но их объединяло очень многое: прежде всего увлечение гегелевской философией. Оба были близки к кружку сюрреалистов, но если Батай вскоре вышел из него, то Лакан долгие годы сохранял интеллектуальную связь с Кревелем и Дали. Первые собрания группы «Контратака» происходили в квартире Лакана на бульваре Малешерб. Там же сложился кружок, вскоре получивший название «Коллеж социологии».

В конце февраля 1934 г., возвращаясь из свадебного путешествия, Лакан познакомился с супругой Батая Сильвией. Она пришла на ужин к Лакану и нашла, что молодой доктор и его жена – люди чрезвычайно чопорные и в высшей степени буржуазные. Два года спустя они встретились у Батая – Лакан пытался ухаживать за ней, уверял, что пришел исключительно ради нее, но не добился взаимности. Наконец, в ноябре 1938 г. они снова случайно встретились, и теперь любовь оказалась взаимной. У Лакана тогда была другая любовница, а его жена опять была беременна.

Благодаря Сильвии Лакан отвернулся от мира крупной буржуазии, в котором жил до сих пор. Его существование стало более богемным и космополитичным, что, впрочем, никоим образом не означало отказа от каких-либо буржуазных привычек. Лакан стал вхож в художественные салоны и артистические клубы. В 1939 г. он познакомился с А. Массоном и приобрел его картину «Le Fil d’Ariane». Так к его страсти коллекционера-библиофила прибавилась страсть к коллекционированию живописи. Вскоре в его доме появились полотна Пикассо, Балтуса и других.

ГЛАВА 4 ЛЮБОВЬ И ВОЙНА

Война оставила у меня ощущение ирреальности, в которой французское общество провело все это время.

Ж. Лакан. Английская психиатрия и война

Война стала тяжелым испытанием для психоанализа. В Германии, как и предрекал Политцер, имела место попытка его нацификации. Под давлением Матиаса Геринга, кузена маршала Германа Геринга и бывшего ассистента Крепелина, была создана Германская ассоциация психиатров и психоаналитиков. М. Геринг, убежденный нацист и пламенный антисемит, стремился создать институт психотерапии, в котором не было места евреям и фрейдистской терминологии. В Немецком психоаналитическом обществе (Deutsche Psychoanalytische Gesellschaft), основанном К. Абрахамом, нашлись два немца, Феликс Бем и Карл Мюллер-Брауншвейг, воспользовавшихся столь удачным случаем, чтобы устранить своих коллег-евреев и сделать карьеру. Немецкие психоаналитики, стремясь избежать запрета на психоанализ, исключили из своих рядов всех евреев и вышли из Международной психоаналитической ассоциации, а в июле 1936 г. попытались примкнуть к Арийскому центру психотерапии в Берлине. Э. Джонс поддержал эту «спасательную операцию», и психоаналитики-немцы, как фрейдисты, так и юнгианцы, присоединились к проекту М. Геринга. Фрейд по вполне понятным причинам не принял их политику и, когда Бем прибыл для беседы с ним в Вену, вышел, хлопнув дверью.

13 марта 1938 г. Фрейд и его ближайшие соратники собрались на последнее заседание, где было объявлено о роспуске венской ассоциации. Фрейд сравнил ситуацию с той, в которой оказались евреи после разрушения Иерусалимского храма императором Титом – теперь, сказал он, предстоит открыть школы по изучению Торы. 3 июня он отбыл из Вены. Утром 5 июня на вокзале в Париже его встретила М. Бонапарт. Вечером того же дня в отеле, где остановился Фрейд, состоялась встреча с французскими психоаналитиками. Лакана на ней не было. Позже он говорил, что не пожелал оказать такую честь принцессе, но, по всей видимости, его просто не пригласили. Впрочем, ему не о чем было говорить с Фрейдом. Все необходимые для построения собственного учения инструменты он уже нашел в текстах венского старца. Кроме того, многое из венского учения его уже не устраивало. Так, во время дискуссии, последовавшей за докладом Левенштейна «Происхождение мазохизма и теория влечений», он заявил:

Крайняя запутанность этой дискуссии о мазохизме происходит из своего рода диплопии, которая захватывает всех нас всякий раз, когда в дело вступает это основание инстинкта смерти. Я полагаю, трудно устранить из аналитической доктрины фрейдовскую интуицию инстинкта смерти. Интуицию, поскольку с доктринальной точки зрения на нее следует опираться – и наша дискуссия это доказывает; но несомненно и то, – думаю, некоторые скажут, что это чересчур, – что в отношении инстинкта смерти Фрейд предложил спекулятивную конструкцию и был далек от фактов. Он весьма спекулятивно стремился всему, с чем мы имеем дело в своей области, придать биологический смысл, вывести из конкретного человеческого опыта – а больше, чем у Фрейда, такового в его веке не было – это ублюдочное (bâtarde) и ошеломляющее понятие. Немногое задевает меня так, как оставленная им биологическая загадка; он уверен, что в биологическом отношении человек отличается тем, что он – существо, которое совершает самоубийство, у которого есть сверх-Я (surmoi). Нечто подобное наблюдается в животном мире, и, разумеется, не стоит исключать человека из ранга животных; и тем не менее можно заметить, что то, что больше всего походит на человеческое сверх-Я, появляется у животных лишь в соседстве с человеком, когда они одомашнены. В отношении других животных сообществ в какой-то момент появилась критика, ставящая под сомнение малоубедительные сходства, устанавливающие так называемую аналогию между сообществом муравьев и человеческим сообществом; таким образом, мы не можем придавать большого значения их сверх-Я. Человек – тоже жертвенное животное, и мы, исследователи, не можем недооценивать возникающие в этом последнем пункте двусмысленности. Это подчеркнутое нами совпадение преодоления принципа реальности, овеществления (objectalité) и жертвенности не так-то просто объяснить указанной теорией. Это не просто вызревание существа, но нечто куда более загадочное. Существует конвергенция между двумя совершенно различными дистинкциями: между преодолением реальности и тем, что, как кажется, является высшим проявлением этой связи между человеком и смертью, феноменологически, впрочем, совершенно прозрачной. Если смысл человеческой жизни переживается как связь со смертью, на что указывает связь человека с инстинктом смерти, это значит, что человек – животное, знающее, что оно умрет, смертное животное.