Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

• Название: Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки
• Автор: Василий Молодяков
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9265-0565-5

На основании документов известный историк, доктор политических наук Василий Молодяков восстановил картину одного из самых интригующих и малоизученных сюжетов российской и мировой истории первой половины ХХ века – подготовки военного союза СССР, Германии и Японии, направленного против Англии и США. Лишь случайно Вторая мировая война не стала войной «евразийских» и «атлантистких» держав. Книга сочетает популярное изложение, рассчитанное на широкого читателя, со строгой научной достоверностью.

---

Беседа с представителями печати в Берлине, 6 декабря 1926 г.

«Узы дружбы между Германией и нами настолько уже прочны, что я полностью на них полагаюсь… Наши отношения с Германией и наше международное положение упрочились, несмотря на усилия враждебного лагеря».

Это евразийская геополитика в действии.

В анонимной статье «Японские летчики – вестники сближения», опубликованной в «Известиях» 30 августа 1925 г., Чичерин вернулся к теме японско-английского и японско-американского противостояния. Ссылаясь на только что опубликованные документы американского аналитика Томаса Милларда (известного своей антияпонской и прокитайской ориентацией), которые тот готовил для Вашингтонской конференции, нарком делал совершенно четкий вывод: «Для Америки выгодно продолжение враждебных отношений между Россией и Японией (выделено мной. – В.М.), ибо это делает Японию более уступчивой по отношению к Америке и ослабляет силу ее сопротивления… Отсюда исключительное значение для Японии ставки на СССР… Попытки прикрытия глубокого антагонизма между Америкой и Японией формулами временных соглашений в области китайской политики нисколько не устраняют этого антагонизма».

Разве не актуально это звучит сегодня, хотя прошло семьдесят лет?! В том-то и сила геополитики – она актуальна всегда.

Политическое наследие Чичерина осталось невостребованным. Конечно, не его уход и не назначение Литвинова привели к изменениям внешней политики СССР. Ее определяло Политбюро, в 1933 г. окончательно сделавшее ставку на улучшение отношений с атлантистскими державами и на конфронтацию с Германией и Японией. Литвинов идеально подходил для практического осуществления такой политики – ему не приходилось насиловать себя, осложняя отношения не только с Третьим рейхом, но и с Веймарской республикой, хотя экономические отношения именно в начале тридцатых переживали новый подъем. Впрочем, нацистская пресса не оставалась в долгу, обращая особое внимание на национальность и внешность наркома.

Герберт фон Дирксен, представлявший Германию в Москве в 1929–1933 гг., вспоминал: «Мое официальное общение с ним оказалось несколько более трудным, нежели с его предшественником (Чичериным. – В.М.), по причине того, что Литвинов не был заядлым сторонником политики Рапалло, но всего лишь вынужденно следовал ей по долгу службы. Хотя он горячо отрицал какие-либо сомнения и колебания в отношении его веры в возможность сотрудничества с Германией, симпатии его явно были на стороне Великобритании, где он провел годы ссылки и женился на англичанке. Его, безусловно, сурово одернули бы, продемонстрируй он какие-либо признаки отклонения при проведении внешней политики в каком-либо особом направлении. В целом, однако, он оставался лояльным к истинной вере до тех пор, пока приход национал-социалистов к власти не предоставил ему приятного предлога стать одним из первых, покинувших идущий ко дну корабль политики Рапалло. Дальнейший ход его карьеры был весьма показательным, поскольку начиная с этого времени и далее любое его появление на политической сцене было вызвано желанием Кремля продемонстрировать свою примирительную позицию по отношению к англосаксонским державам» (8).

Перемена внешнеполитического курса выразилась в отказе не только от «политики Рапалло», но и от политики Чичерина – Карахана в отношении Японии. Не буду гадать относительно причин удаления Карахана из Москвы полпредом в Турцию в 1934 г., но его давняя взаимная антипатия с Литвиновым наверняка сыграла свою роль. После этого «восточные дела» в Наркоминделе оказались в руках людей, не знавших Востока и не претендовавших ни на какую самостоятельность, – насмерть перепуганного троцкиста Григория Сокольникова, затем Бориса Стомонякова, которого Чичерин в «завещании» охарактеризовал как «сухого формалиста, без гибкости, без политического чутья, драчливого, неприятного, портящего отношения». С такими «кадрами» добиться партнерства или добрососедства было нелегко.

Радикальные подвижки начались только в 1939 г., когда «вождь народов» не только контролировал внешнюю политику, но и стал вести ее самолично. Отставка Литвинова. Назначение Молотова. Министры иностранных дел Германии и Японии в Кремле жмут руку Сталину. Хаусхоферовский «Журнал геополитики» оценивает это как высочайшее проявление государственной мудрости.

Жаль, что Георгий Васильевич до этого не дожил.

Глава третья Карл Хаусхофер (1869–1946) Стратег для хартленда

Легенды окружали личность Карла Хаусхофера еще при жизни. За шесть десятилетий, прошедших после его смерти, число их только множится. Ему приписывали не только исключительное влияние на Гитлера – одна из любимых тем англо-американской пропаганды времен Второй мировой, но также оккультные связи с Тибетом и посвящение в тайное японское «Общество зеленого дракона» и многое другое, что за полной недоказанностью и абсурдностью можно оставить конспирологически озабоченным людям. Видимо, под влиянием этих легенд его и собирались привлечь к суду Международного военного трибунала в Нюрнберге как одного из главных военных преступников – «серого кардинала» за спиной Гитлера.

Кем он был? Кадровым офицером баварской армии и германского Генерального штаба. Военным атташе в Токио (опять-таки не германским, а баварским) в 1908–1911 гг. Генерал-майором, в годы Первой мировой войны командовавшим полком, а затем резервной бригадой. Путешественником, детально изучившим Восточную Азию. Энциклопедически образованным ученым, чьи работы о Японии и Азиатско-Тихоокеанском регионе принесли ему докторскую степень и признание коллег – правда, отнюдь не единодушное. Профессором Мюнхенского университета с 1921 г. и до выхода на пенсию в 1939 г. Президентом Германской академии в 1933–1937 гг.

Легенд о Хаусхофере много, а достоверных воспоминаний мало. Поэтому предоставим слово Стефану Цвейгу, в мемуарах которого «Вчерашний мир» дан развернутый, яркий и вполне объективный портрет нашего героя (1). Причем созданный в те годы, когда пропаганда «союзников» всеми силами демонизировала старого генерала, а Цвейг, еврей и антифашист, оказался не только в изгнании, но и по другую сторону линии фронта:

«На пути из Калькутты в центральную Индию и на речном судне вверх по Иравади я часами общался с Карлом Хаусхофером и его женой: он в качестве военного атташе направлялся в Японию. Этот высокий, сухопарый человек с узким лицом и острым орлиным носом дал мне возможность познакомиться с характерными чертами и внутренним миром офицера германского генерального штаба… Его образование не ограничивалось сведениями из военных наук, а было в отличие от образования многих офицеров всесторонним. Получив задание изучить на месте театр военных действий русско-японской войны, он, как и его жена, настолько овладел японским языком, что свободно мог читать даже японскую поэзию. На примере Хаусхофера я вновь убедился, что любая наука, в том числе и военная, воспринимаемая широко, непременно должна выходить за пределы узкой специализации и соприкасаться со всеми другими науками».

Это и есть геополитика. Прервем цитату из Цвейга, чтобы дать слово Хаусхоферу: «У геополитики есть предмет и цель. Предмет – формирование научной основы для искусства политического действия в борьбе за жизнь, которая ищет себе жизненное пространство на земле. Цель – понять фундаментальные особенности, определенные поверхностью земли, единственные постоянные в этой борьбе, и продвинуться от эмпирического наблюдения к наблюдению, направляемому законами науки» (2).

А вот как это выглядело на практике:

«На судне он работал весь день, с помощью полевого бинокля изучал каждую деталь ландшафта, вел дневник или делал рабочие записи, учил язык; редко я видел его без книги в руках. Тонкий, наблюдательный человек, он был прекрасным рассказчиком; я многое узнал от него о загадке Востока». Глубокие и разносторонние познания Хаусхофера неизменно находили применение в его работах, хотя его аргументы порой были весьма неожиданными. Например, говоря о чувстве границы у разных культур, он пояснял: «Характерно, что островные народы с их более прочувствованной атмосферой намного легче, чем континентальные народы, принимают в расчет данный факт, острее противопоставляют краски, гораздо резче видят побережье против побережья. Достаточно вспомнить картины Тернера, Уистлера, а также японских или раннекитайских художников, изображающих прибрежные ландшафты!» (3).

«Во время поражения и послевоенного хаоса, – продолжал Цвейг, – я часто думал о нем с большой симпатией; нетрудно представить, как он, долгие годы трудившийся в своем затворничестве над усилением германского могущества, а может быть, и всей военной машины Германии, должен был страдать, видя Японию, где приобрел много друзей, рядом с торжествующими противниками». Заслуживают внимания и последние фразы этого раздела воспоминаний Цвейга: «Я в нем отнюдь не вижу, как нынешние скорые на приговор журналисты, демонического «серого кардинала», который, скрытый за кулисами, вынашивает опаснейшие планы и суфлирует их фюреру… Лишь потомки более документированно, чем можем сделать это мы, современники, дадут его личности верную историческую оценку».