Эдуард Баталов - Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века

• Название: Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века
• Автор: Эдуард Баталов
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89826-336-2

Проблема демократии всегда занимала важное место в политической мысли Соединенных Штатов Америки. Но в условиях XX века с его политическими и экономическими кризисами, войнами, революциями, ставившими под вопрос устойчивость и само существование демократических режимов, эта проблема становится одной из центральных и привлекает внимание широкого круга американских исследователей.

В работе прослеживается эволюция взглядов американских политологов и философов на демократию на протяжении минувшего столетия, рассматриваются идеи и концепции таких крупных демократологов, как Гэбриел Алмонд, Сидни Верба, Роберт Даль, Энтони Даунс, Гаролд Лассуэлл, Сеймур Липсет, Чарлз Мерриам, Йозеф Шумпетер, и других.

Книга завершается разделом «Проблема демократии в свете НТР», в котором рассматриваются представления американских политологов о возможности использования современных технических средств для развития демократии и практические успехи США в формировании электронного правительства.

Работа построена на основе анализа широкого круга источников и представляет интерес для всех, кто интересуется проблемой демократии. Может быть использована в качестве учебного пособия для студентов и аспирантов, изучающих историю политической мысли.

---

Воздавая хвалу демократии, Дьюи акцентирует не столько ее эффективность как системы политического управления обществом (хотя говорит, разумеется, и об этом), сколько ее социально-гуманистический потенциал. «При демократии в обществе постоянно растет число людей, готовых согласовывать свои действия с действиями других и учитывать чужие интересы, определяя цель и направление своих собственных. Все это способствует разрушению барьеров класса, расы и национальной территории, которые не дают людям осознать до конца смысл своих действий. Более многочисленные и разносторонние контакты означают большее разнообразие стимулов, на которые человеку приходится реагировать и которые, в свою очередь, заставляют его разнообразить свое поведение. Они высвобождают силы, остающиеся невостребованными, когда побуждения к действию носят односторонний характер, как это бывает в группах, во имя сохранения своей замкнутости подавляющих многие интересы»[165].

Демократия предполагает равенство людей, но это равенство, пишет он в статье «Философия и демократия» (1918), не должно истолковываться механически, количественно, как «математическая эквивалентность»[166]. Мир демократического равенства – это мир, в котором существование каждого человека измеряется собственной мерой. «Если демократическое равенство может быть истолковано как индивидуальность, то нет ничего неестественного в понимании братства как континуальности (continuity), то есть как безграничной ассоциации и взаимодействия»[167]. Демократия имеет дело не с гениями и лидерами, а с рядовыми «ассоциированными индивидами», каждый из которых, взаимодействуя с другими, делает каким-то образом жизнь каждого более яркой (distinctive)[168].

Подобная трактовка демократии автоматически снимает вопрос о том, может ли она быть сведена исключительно к системе правления или же должна включать в себя – наряду с последней – определенные права и свободы (предполагающие, естественно, и соответствующие обязанности) человека. Второй вариант очевиден. Более того, полноценная политическая демократия возможна лишь там, где существует полноправная и свободная личность.

Характеризуя политическую демократию как «всенародно избираемую власть»[169], Дьюи отвергает элитистские концепции демократии, опровергая лежащий в их основании тезис о политической и профессиональной некомпетентности масс. На этот счет у него есть несколько аргументов.

Во-первых, говорит он, не следует думать, что люди, попадающие во власть, непременно превосходят остальных по своим качествам. «В общеисторической перспективе отбор правителей и наделение их определенными полномочиями выступает как политически случайное дело. Те или иные личности выдвигались на роль судей, исполнителей и администраторов по причинам, не зависящим от их способности служить интересам общества… обоснованием пригодности некоторых личностей к роли правителей являлось что угодно, только не политические соображения»[170].

Во-вторых, индустриальное общество, неизбежно усиливая взаимодействие и взаимозависимость его членов, все больше приобретает «кооперативный» характер, повышая роль, в том числе и политическую, каждого члена общества независимо от его социального статуса и профессии.

«…В качестве гражданина, обладающего избирательным правом, каждая из этих личностей (речь идет о совокупности личностей, составляющих общество. – Э.Б.) является агентом общества. В своих волеизъявлениях он – такой же представитель интересов общества, как сенатор или шериф»[171]. Он, конечно, оговаривается Дьюи, может и не оправдать представлений о нем как выразителе общественных интересов. Но ведь этим грешат и некоторые из «официально избранных представителей общества»[172].

Не согласен Дьюи и с тем, что всеобщее участие граждан в социально-политическом управлении (не обязательно предполагающее прямую демократию) невозможно в современном государстве из-за его больших размеров, неизбежно разрывающих межличностные связи и не позволяющих людям понять, что происходит в стране, в чем она испытывает потребность и т. п. Отчужденность граждан друг от друга и от власти действительно налицо, но она может быть преодолена – в частности, путем соответствующего (демократического) образования и воспитания при одновременном реформировании существующих политических и экономических отношений.

И еще один момент, который, может быть, и нельзя рассматривать в качестве самостоятельного аргумента, но которому Дьюи, как явствует из ряда его высказываний, придает серьезное значение, что, впрочем, характерно для американского менталитета. Речь идет о здравом смысле, которым, как предполагается, наделен практически каждый человек и который открывает ему доступ к пониманию и корректной оценке (а значит, и к корректному решению) многих, в том числе политических, вопросов.

Само собой разумеется, что американский мыслитель не мог обойти стороной больной вопрос о соотношении равенства и свободы. Но для Дьюи он не был больным вопросом: равенство и свобода, как он был убежден, совместимы. Больше того, равенство (трактуемое в традиционном для XIX и первой половины XX веков духе как равенство возможностей) есть непременное условие свободы. Добиться же его можно при содействии… государства. И такое решение отнюдь не случайно.

Дьюи немало сделал для формирования теоретических основ так называемой делибартивной демократии (подробный разговор о ней пойдет в третьей главе) – демократии прямого совещательного общения, в ходе которого рядовые граждане решают свои дела. «Дьюи подчеркивал, – пишет философ Джеймс Кэмпбелл, – что процесс жизни в демократическом обществе требует от нас признания, что политическая жизнь – это “в высшей степени совместное предприятие, которое покоится на убеждении, на способности убеждать и быть убежденным разумными доводами…”. Как считает Дьюи, “сердцевина и последняя гарантия демократии заключается в неформальных собраниях соседей на углу улицы, обсуждающих со всех сторон последние неофициальные новости, в собраниях друзей в гостиной в доме или в квартире, свободно и откровенно разговаривающих друг с другом”. Подобные совместные взаимодействия имеют целью нечто большее, чем приятное совместное времяпрепровождение: их цель – помочь продвижению сообщества»[173].

Дьюи по праву считается одним из провозвестников «нового либерализма» («социального либерализма»), предполагающего вмешательство государства (разумеется, ограниченное) в социальные и экономические процессы, или, иными словами, социально-экономическое регулирование. Однако вторжение государства в дотоле заповедную для него сферу требует – в качестве своеобразного противовеса, а можно сказать и сдержки – «вторжения» общества (гражданского общества) в государственные дела, или, правильнее сказать, установление контроля за регулирующей деятельностью государства со стороны общественности. (Этот контроль должен, по мысли Дьюи, осуществляться с помощью таких институтов, как политические партии, ассоциации граждан и т. п.).

В 30-х годах Дьюи публикует ряд работ («Либерализм и социальное действие», «Либералы высказываются за либерализм» и другие[174]), в которых обосновывает необходимость отказа от свойственной классическому либерализму политики противопоставления индивида и государства, государства и общества и высказывается в поддержку нового, социально ориентированного либерализма и социально ориентированного государства. Человек не может чувствовать себя свободным, то есть обладающим равновеликими по сравнению с другими индивидами возможностями, если он не чувствует себя социально защищенным. Взять на себя заботу о его защите в изменившихся условиях может и должно государство – в частности, путем рыночного регулирования и разумного перераспределения части социальных и экономических функций в пользу общества. Дьюи высказывается в поддержку «Нового курса» Рузвельта, в котором видит не наступление на свободу (в чем тогда многие упрекали американского президента), а адекватный новой социально-политической обстановке способ ее защиты.

Дьюи (отвергавший естественно-правовую теорию) не раз подчеркивал, что демократические институты рождаются не из демократической идеи, не из абстрактного права или какой-то изначально существующей демократической программы – иначе говоря, они не являются результатом игры нашего ума, плодом нашей фантазии. Демократия – продукт развития общества, результат его приспособления к изменяющимся условиям среды. «Политическая демократия возникла в виде некоего совокупного результата огромного множества ответных приспособлений к бесчисленным ситуациям, ни одна из которых не была похожа на другую – и, тем не менее, все они привели к единому результату. Кроме того, подобное демократическое слияние не являлось результатом действия чисто политических сил или организаций. В еще меньшей степени можно считать демократию продуктом самой демократии как некоего прирожденного стремления, некой имманентной идеи»[175].