Марина Федотова - Москва. Автобиография

• Название: Москва. Автобиография
• Автор: Марина Федотова
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42831-1

Этот город за восемь веков своей истории повидал немало.

Об этом городе говорили, что он стоит, подобно Риму, на семи холмах, что церквей в нем сорок сороков, что он хлебосолен и радушен – а еще не верит слезам...

Именно с этого города после избавления от татаро-монгольского ига началась история государства Российского, и именно этому городу было суждено стать столицей.

В этом городе жива память о прошлом, и все же он всегда современен.

Этот город – Москва.

---

Чума, 1654 год

Михаил Пронский, Павел Алеппский

В 1654 году на Россию обрушилась новая беда – моровое поветрие. К лету болезнь дошла до Москвы. Князь М. Пронский доносил двору:

В нынешнем, в 1654 году, после Симеонова дня моровое поветрие умножилось, день от дня больше прибывает; уже в Москве и слободах православных христиан малая часть остается, а стрельцов от шести приказов ни един приказ не остался, из тех остальных многие лежат больные, а иные разбежались, и на караулах от них быть некому... и погребают без священников, и мертвых телеса в граде и за градом лежат, псами влачимы; а в убогие домы возят мертвых, и ям накопать некому; ярыжные земские извозчики, которые в убогих домах ямы копали и мертвых возили, и от того сами померли, а остальные, великий государь, всяких чинов люди... ужаснулись и за тем к мертвым приступить опасаются; а приказы, великий государь, все заперты, дьяки подьячие все померли, и домишки наши пустые учинились. Люди же померли мало не все, а мы, холопы твои, тоже ожидаем себе смертоносного посещения с часу на час, и без твоего, великий государь, указа по переменкам с Москвы в подмосковные деревнюшки ради тяжелого духа, чтобы всем не помереть, съезжать не смеем, и о том, государь, вели нам свой указ учинить. <...>

Болезнь не пощадила и Пронского – как сообщал в донесении царице князь Иван Хилков, «волей Божией боярина князя Михаила Петровича Пронского... не стало». По указу царя – царскаясемья укрылась в Калязине – вокруг Москвы и в самом городе установили карантин. Путешественник Павел Алеппский, прибывший в это лето в Россию в составе «торжественного поезда» антиохийского патриарха Макария, записал:

В это время воевода посылал одного за другим шестнадцать гонцов к царю и к его наместникам в столицу по важным делам, касающимся нас и его, и как мы в этом удостоверились, ни один из них не вернулся: все умерли на дороге. Старики нам рассказывали, что сто лет тому назад также была у них моровая язва, но тогда она не была такова, как теперешняя, превосходящая всякие границы. Бывало, когда она проникала в какой-либо дом, то очищала его совершенно, так что никого в нем не оставалось. Собаки и свиньи бродили по домам, так как некому было их выгнать и запереть двери. Город, прежде кипевший народом, теперь обезлюдел. Деревни тоже, несомненно, опустели, равно вымерли и монахи в монастырях. Животные, домашний скот, свиньи, куры и пр., лишившись хозяев, бродили брошенные без призора и большей частью погибли от голода и жажды, за неимением кто бы смотрел за ними. То было положение, достойное слез и рыданий. Мор как в столице, так и здесь во всех окружных областях, на расстояние семисот верст, не прекращался, начиная с этого месяца почти до праздника Рождества, пока не опустошил города, истребив людей. Воевода составил точный перечень умерших в этом городе, коих было, как он нам сообщил, около десяти тысяч душ. Так как большинство здешних жителей служили в коннице и находились с царем в походе, то воевода, из боязни перед ними, запечатал их дома, дабы они не были разграблены.

Потом бедствие стало еще тяжелее и сильнее, и смертность чрезвычайно увеличилась. Некому было хоронить. В одну яму клали по несколько человек друг на друга, а привозили их в повозках мальчики, сидя верхом на лошади, одни, без своих семейных и родственников, и сваливали их в могилу в одежде. Часть священников умерла, а потому больных стали привозить в повозках к церквам, чтобы священники их исповедывали и приобщили св. Таин. Священник не мог выйти из церкви и оставался там целый день в ризе и епитрахили, ожидая больных. Он не успевал, и потому некоторые из них оставались под открытым небом, на холоде по два и по три дня, за неимением кто бы о них позаботился, по отсутствию родственников и семейных. При виде этого и здоровые умирали со страха. На издержки по погребению приезжих купцы, по их обычаю, делали сбор... По недостатку гробов, за неимением кто бы привозил их из деревень, цена их, бывшая прежде меньше динара (рубля), стала семь динаров, да и за эту цену, наконец, нельзя было найти, так что стали делать для богатых гроба из досок, а бедных зарывали просто в платье.

Такое положение дел продолжалось с июля месяца почти до праздника Рождества, все усиливаясь и затем – благодарение Богу! – прекратилось. Многие из жителей городов бежали в поля и леса, но и из них мало кто остался в живых. Все это причиняло нам большое горе, печаль и уныние и великий страх, всему этому мы были свидетелями, проживая в верхних кельях. Мы видали, как выносили мертвыми, по несколько зараз, служителей епископии, которые жили в нижних кельях: не болея, не подвергаясь лихорадке, они внезапно падали мертвыми и раздувались. Поэтому мы никогда не осмеливались выходить из своих келий, но скрывались внутри их ночью и днем, ежечасно ожидая смерти, плача и рыдая о своем положении, не имея ни утешения, ни облегчения в чем бы то ни было, ни даже вина, чтобы прогнать от себя грусть и великий страх. Мы отчаивались за себя, ибо, живя среди города, видели все своими глазами. Но особенно наши товарищи, с нами бывшие, т. е. настоятели монастырей из греков, которые и без этого мора всегда трепетали за себя, теперь постоянно рыдали перед нами, надрывая нам сердца, и говорили: «Возьмите нас и бежим в поля прочь отсюда!» Мы отвечали им: «Куда бежать нам, бедным чужестранцам, среди этого народа, языка которого мы не знаем? Горе вам за ваши мысли! Куда нам бежать от лица Того, в руке Которого души всех людей? Разве в полях Он не пребывает и нет Его там? Разве он не видит беглецов? Без сомнения, мало у вас ума, невежды»... Мы испытывали постоянные страдания, трепет, страх и расстройство, но, по благости Божией, были здоровы и невредимы. <...>

При въезде своем в город царь, увидев его положение, как моровая язва поколебала его основания, привела в смятение жителей и обезлюдила большинство его домов и улиц, горько заплакал и сильно опечалился. Он отправлял вперед посланцев осведомляться у жителей об их положении, утешать их в смерти их близких и успокаивать. Когда он дошел до ворот крепости большого дворца, над коими возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звуку своего большого колокола, который слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях, более чем на 10 верст, – на праздниках нынешнего Рождества, по зависти диавола, загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и вся башня была охвачена пламенем вместе с часами, колоколами и всеми их принадлежностями, которые при падении разрушили своею тяжестью два свода из кирпича и камня, и эта удивительная редкостная вещь, восстановление которой в прежнем виде потребовало бы расхода более чем в 25 000 динаров на одних рабочих, была испорчена, – и когда взоры царя упали издали на эту прекрасную сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены, и разнообразные, искусно высеченные из камня статуи обрушились, он пролил обильные слезы, ибо все эти события были испытанием от Творца – да будет возвеличено Его имя!

Новые деньги и Медный бунт, 1654–1662 годы Беляевский летописец, Григорий Котошихин

Тем временем выяснилось, что государственная казна вследствие затяжной войны с Польшей и Швецией опустела, поэтому в оборот ввели медные деньги, приравняв медь к серебру. В итоге это привело к финансовому кризису, поскольку медные деньги очень быстро обесценились.

Беляевский летописец сообщал:

О медных деньгах. В лето 7162 (1654) по государеву указу ради служивых людей деланы деньги медные. И от тех медных денег в Московском государстве великое воровство учинилось, и те медные деньги недороги стали, рубль серебряных купили в 15 руб., и в 17 руб., и в 20 руб. И неустроение в Московском государстве стало быть великое от тех медных денег, и дороговь хлебная: ржи четверть (6 пудов) купили в 20 и больше, и бедных и маломощных нужда бе большая.

И видя неустроение, великий государь указал, и бояре приговорили медными деньгами не торговать. И откликали их во 171 (1663) году июня в 15 день, а деньги медные указал государь приносить в свою государеву казну. А за рубль медных (денег) указал государь брать по 10 (коп.) серебряных, а сроку в том дано на неделю. А будет кто принесет деньги после сроку, и те деньги указал государь брать без мены. И как теми деньгами торговать перестали, и была ржи четверть по четыре гривны (40 коп.), также и всякие товары подешевели.

Всего год спустя, когда Москву переполнили «воровские» (фальшивые) монеты, в городе вспыхнуло восстание, вошедшее висторию как Медный бунт. Его очевидцем был подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин.