Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души

• Название: Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души
• Автор: Алексей Бердников
• Жанр: Публицистика

---

Мы за стены цепляемся, стенясь,

Невмогуту нам от телесной скорби,

И миром мору -- ORBI, URBI, MORBI -

Поклоны бьем, то каясь, то винясь,

Но бич все не преста, и велий мор бе,

Сошедший за греси на худых нас.

Сошедший за греси на худых нас,

Сей мор казнил направо и налево,

Там юну Дафну обращая в древо,

А здесь стрелою извлекая глаз.

Кровь выбирала ей лишь видный паз -

Излиться из кишечника и зева,

И, будь ты старец важный, будь ты дева

Невинная, кто мог избавить вас?

Жар головой овладевал тотчас,

Пусть головой, владеющей умами,

Умы же в страхе разбегались сами.

Но, затаясь иль в панике мечась,

Петляя мыслями или следами,

Не отдаляли смерть мы и на час.

Не отдаляли смерть мы и на час,

Но тем скорее приближали много,

Чтоб, корчась в темном пламени стоного,

Кончину звать, смирясь и огорчась.

Законы кинули нас, отлучась,

И все, что было вычурно иль строго,

Близ Бога стало лишно иль убого -

И мерло в соучастии, сучась.

Упали нравы, цены подскочили, -

Всяк, не желая черпать грязь лицом,

Хамил и бражничал перед концом.

Забыто было все, чему учили;

С кифарой под полой, в ноздре с кольцом,

Бежали те, кому нас поручили.

Бежали те, кому нас поручили:

Одни под землю, те на небеса, -

И было все то Божия роса,

Чем мы в глаза нестужие мочили.

Не стану отрицать, что нас лечили

Работники -- на найм и за фикса, -

Но жала их -- уж не стрела, коса,

Заразой же их -- будто проперчили.

Равно все те, кто от стерва вкусили,

Хоть зверь, хоть птица, будь то волк иль вран, -

Все в муках издыхали, как от ран,

И паки тлю заразы разносили

Для четырех открытых взгляду стран -

Равно для рыб все сказанное в силе.

Равно для рыб все сказанное в силе,

Тлетворный дух, идущий изо рта,

Не оставлял ни древа, ни куста,

С которых бы листы не обносили.

Покойников во двор не выносили,

Однажды смерти зайдена черта, -

И часто помертвевшие уста

Жевали то, что съесть живой не в силе.

С небес открылся неширокий слаз,

И праведные сонмы оземлились

И с беженцами заплелись и слились.

Встречь шли за скалолазом скалолаз,

Живые хлебом с мертвыми делились.

Из тех, что видел, что не видел глаз.

Из тех, что видел, что не видел глаз,

И часто человеческое око

Обманывалось в образе жестоко,

Народом смертным населяя плас.

И часто ноги уносили в пляс,

А руки вглубь свежительного тока

В объятьях смерти, принятой с Востока,

Не ведая, что жизнь их пресеклась.

Бывало так, что и умерший раз -

В жестоких муках изгибал вторично -

Подчас заочно, но нередко лично.

И продолжался чардаш либо брасс

В пределах, что с земными околично,

С лицом, сведенным болью без прикрас.

С лицом, сведенным болью без прикрас,

Стяжатель хапать продолжал на ложе,

А сеятель разбрасывать, что всхоже,

Но бесполезно, кинутое раз.

Став королевой младших всех зараз,

Болезнью века, истиной его же,

Хворь отказала насморку и роже

И прогнала софистику с террас.

Тот с фразой умирал, те молча гили,

Но умирали все же, и дома

Швыряли души, как стручка спрангили.

Душ восприимницей была Сама

Живительного Эроса кума.

Волна купели прядала в могиле.

Волна купели прядала в могиле,

И женщина, вчера лишь на сносях,

Сегодня видела на воздусях

Плод живота в крылышковой стригили.

Но припадали на плечо враги ли,

Друзья ли разбегались на рысях,

Ничей порыв не сник и не иссяк,

Покуда судоргой не заштангили.

И мысли, что живой сплетал язык,

Предсмертная икота либо рвота

Умело расплетала для кого-то,

Кого бессилен нам назвать язык

И оценить так непомощна квота,

И, словно квота, мал любой язык.

И, словно квота, мал любой язык,

Приученный к тому, что ощутимо.

Вотще молитвой сердца Диотима

Пыталась алый погасить язык.

Что десять лет спасало нас? Язык

С его чудесными авось, вестимо?

Идеология, что так костима,

Что без костей не выдержал язык?

Когда язык нам приподнес "не буду"?

Когда решил молчать, в какую рань?

Когда мы в подлую ввязались брань

И лжи раскачивали амплитуду,

И честным сыпали хулу и брань, -

Но, если буду жив, я с тем не буду.

Нет, если буду жив, я с тем не буду, -

Я говорил себе в прыщах, гугнив,

Нутром огрузлым гноен и огнив

И подотчетен лишь брюзге и зуду.

Просить вторях одну и ту же ссуду

Я не могу, я для того ленив,

К тому ж, мой колос средь Господних нив

Исполнился и подлежит сосуду.

Ты видишь, я теперь сплошной гнойник,

И это хорошо, затем что важно...

Почто почтил еси так авантажно? -

Не ведаю холоп Твой и данник,

Взывающий в моей юдоли блажно

К Тебе, покоя моего родник.

В Тебе покоя моего родник,

Да вот еще, пожалуй, Диотима,

К нам приходящая невозмутимо,

Как будто корью болен ученик.

-- Сократ, ты стал ветрянке ученик,

И оттого в тебе необратима.

В страданьях ты погряз неисхитимо,

Себе единый циник и ценник.

Не счел бы ты, любезный, за причуду

Страсть к горькому беременных? -- Сочту! -

-- А к горечи любовников? -- И ту!

-- У кратких мыслью -- к долгому прелюду? -

-- Конечно! -- Словом, не забудь черту

У тех, вторых и третьих. -- Не забуду. -

-- У тех, вторых и третьих, -- Не забуду.

-- Я знаю. Есть пространная черта

Вкушать их благо с судорогой рта,

А не чесать, где чешется -- по зуду.

Ты не согласен? -- Да, согласен! -- Буду

Конкретнее. Что хуже: маята

Или поброшенность? -- И та, и та!

-- Берешь ли жар иль крайнюю остуду?

-- Нет, выбракую обе. -- Из толик,

Тебе отпущенных, что б ты оставил,

А с чем расстался -- с даром, что велик,

Иль с тем что меньше? -- С меньшим бы! -- Из правил

Смягчил бы жесткое? -- Ага б. Исправил. -

-- И взыщешь истины суровый лик? -

-- Я истины взыщу суровый лик?

Конечно же, а что -- не должен паки? -

-- Но отчего ты слушаешь все враки

Тех, кто по мненью множества, велик?

Во лжи ли ищут правоты толик?

Возможен ли в пустыне свет Итаки?

И если взад плывут толчками раки,

Не наш ли путь от рачьего отлик? -

-- О Диотима, что подобно чуду

Сих слов божественных! Они во мне

Слагаются, как золото на дне

Канистры, в ту же темную посуду, -

Но в праве ль я теперь молить о дне,

Когда тоски и страха не избуду?

***

Что горла язычки гортани лили

Единственной достойной тварью в нас

Боюсь что нет боюсь что как сей час

И голос тот кому нас поручили

И я прорепетировать вам в силе

Незаинтересованный в нем глаз

А молвить истинно и без прикрас

Команду я не обрекал могиле

Изменник ты и прикуси язык

Тех пятерых и я ведь лгать не буду

Зане изобретательства родник

Так что есть резидент не то забуду

Как побледнел как дернулся твой лик

Как вошь изъяв позволь я мысль избуду

VII.I Глас

Как вошь, изъяв, позволь, я мысль избуду,

По ней же, голоса, те, что слышны -

Те из близи, а се из вышины, -

Одни вподобье вод ужасных гуду, -

Иные писку мыши либо зуду

На коже насекомого равны,

Как бы из полостей внутри стены,

Известные, истекшие в остуду, -

Те, словно жар, поющие в камнях,

Когда их зной и ветры округлили, -

Песчаник, мрамор, галька, известняк, -

Все шопоты, все звоны, трели, дрили,

Всяк посвист, оперяющий ивняк, -

Что горла, язычки, гортани лили, -

Те горла, язычки, гортани лили

Не с ломом ли серебряным? -- весь шум,

Плеск крылий, гогот, бурунов бурум,

То, что разлили, то, что вместе слили,

Все, что настроили, настропалили,

Все дудки дудкины, струны хрум-хрум,

Ну, словом, все -- не блазнит ли твой ум

Зловещею напраслиною гили?

Не к прорицанью ль тянет, соблазнясь,

Твой мозг тогда, инструмент сей неверный

Божественной услады непомерной,

Внимательную душу, словно князь,

Охотливый за легконогой серной,

Единственной достойной тварью в нас? -

-- Единственной достойной тварью в нас

Ты взыщешь душу, -- Да. -- Ответь тогда мне,

Зачем в ветрах, в воде ручья и камне

Многоголосый зиждется парнас?

Когда б весь этот шум был не про нас

Или не в нас, что все одно пока мне,

Не слишком ли была бы жизнь легка мне,

Не лучше ль было б ей одной без нас? -

-- Зачем, тебе отвечу не тотчас,

Но полагаю, что без нас ей лучше. -

-- Хотя б и люди померли все? -- Хуч же!

-- Но голоса, от нас разоблачась,

Тогда б исчезли? -- Без особых буч же!

-- Боюсь, что нет. Боюсь, что, как сей час.

Боюсь, что нет. Боюсь, что, как сей час,

Из голосов любой не кинет службы,

Лишившись нашей зависти и дружбы.

На вечер жизни. Навсегда. На час.