Ричард Сеннетт - Коррозия характера

• Название: Коррозия характера
• Автор: Ричард Сеннетт
• Издательство: Фонд социо–прогностических исследований «Тренды»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-902688-03-5 (pyc.), 0-393-04678-8 (англ.)

Работа Ричарда Сеннета, современного американского социального аналитика, «Коррозия характера» — блестящее исследование положения личности при «новом» капитализме сквозь призму трудовой деятельности. Книга написана в манере эссе, автор свободно переходит от одной темы к другой, от исторических экскурсов к современности, подкрепляя свои рассуждения конкретными данными, социологическими интервью и случаями из жизни. Фирменный знак книги — междисциплинарный подход, органичное сочетание политэкономического анализа, психологических наблюдений, культурологических интерпретаций и философской рефлексии. Книга «звучит» как джазовая импровизация на общую тему личности в жестко заданном ритме «гибкого» капитализма.

Автор заново пересматривает понятия «характер», «работа», «карьера», «власть», «авторитет» и другие, наполняя их новым содержанием.

Книга отличается богатством идей, оригинальностью подхода, свежестью видения и именно поэтому может стать полезной для тех, кто стремится понять сущность современных социальных и экономических процессов.

---

Это признание означало больше, чем просто дань абстрактного уважения профессиональным стандартам. Сам факт, что мужчины были единодушны, имел значение. Во время фазы, при которой программисты придумывали заговор «подрывателей» зарплат — индийцев и разоблачали «махинации» еврейского президента «Ай Би Эм», у мужчин, на самом деле, было мало такого, чем они могли поделиться друг с другом по поводу собственно содержания своей работы. Молчание часто опускалось над столом; предательство внутри компании и поиск жертв вовне — оба этих сюжета замыкали разговор в пределах жалоб и стенаний. Фокусирование на внешних врагах, на самом деле, лишало программистов профессионального видения. Рассказы касались только действий других, неизвестных и невидимых, где-то там; инженеры, таким образом, стали пассивными объектами глобальных сил.

Джим, самый пожилой из всех служащих «Ай Би Эм», отчего, понятно, у него были и самые большие проблемы с возвращением своих позиций, заметил как-то, обращаясь ко мне: «Вы знаете, во время корейской войны я думал: „Я просто пешка, никто, в этой грязи“, но я стал больше, чем пешка, в компании „Ай Би Эм“». Когда уже началась третья стадия интерпретации, Пол — тот, кто однажды подозревал в вероломстве путешествующего начальника, — вдруг окрысился на Джима, которым до того открыто восхищался. Он напомнил Джиму, что они не просто отсиживали свои часы в «Ай Би Эм». Конечно, тогда они верили в компанию, хотя можно более точно сказать, заметил Пол, «мы любим нашу работу». На что Джим ответил: «Это совершенная правда. Я все еще люблю заниматься этим, когда могу». Таким образом, постепенно мужчины начали говорить совсем по-другому.

Эта третья стадия интерпретации реставрировала некую часть их чувства достоинства как программистов, но за высокую цену. Теперь фокус анализа был, в большей степени, направлен на историю высокотехнологичной работы, на ее огромный рост за последнее время, на умениях и навыках, которые требовались, чтобы иметь дело с промышленными и научными вызовами. Что-то случилось даже с голосами мужчин, разговаривавшими в кафе, когда они избавились от своей одержимости мыслью о том, какую рану им нанесли другие. Когда они сконцентрировались на теме профессии, то начали уже говорить о том, что лично могли бы и должны были сделать раньше со своими собственными карьерами, чтобы предотвратить теперешнее затруднительное положение. В этой третьей стадии, в конце концов, появился сам дискурс карьеры, как мог бы представить ее Уолтер Липпман. Вопросы личностной воли и выбора, профессиональных стандартов, нарратива работы — все это всплыло на поверхность, но темой этого карьерного дискурса было не «господство», а неудача.

Эти дискуссии действительно исходили из предпосылки, что «Ай Би Эм» осталась завязанной на больших компьютерах, в то время как значительный рост производства наблюдался в секторе персональных машин; многие же программисты «Ай Би Эм» работали именно с большими компьютерами. Они начали обвинять самих себя в том, что слишком полагались на компанию, что верили обещаниям корпоративной культуры, что не «проигрывали» карьерные сценарии, как свое собственное творение. «Обвинение» может вызвать мысль о вине. Но я не слышал этого в словах мужчин, по крайней мере, — вины испытывающих напыщенную жалость к самим себе людей.

Разговор шел о компьютерах, о рабочих станциях, разного рода компьютерных проблемах — и о них самих. На этой третьей стадии безработные вспоминали об успехах людей, которые 10–12 лет назад пошли в сектор персональных компьютеров через рисковые малые предприятия, и о тех, кто предвидел возможности Интернета. Это и было то, что, как думали теперь программисты, засевшие в кафе «Речные ветры», им следовало бы сделать. Нужно было стать предпринимателями, наподобие тех парней в Силиконовой Долине, откуда стартовали малые технологические предприятия.

«У нас был пример, — заявил однажды Ким, сетевой специалист. — Мы всё знали о том, что происходило на западном побережье, и мы ничего не сделали». Все, кроме Джима, согласно кивнули; он уже напомнил о проблеме «поднятия» капитала. «Чепуха, — ответил Ким. — Это бизнес не сегодняшнего дня, это то, что будет происходить. Вы получаете деньги именно за это». История внутренних ошибок компании «Ай Би Эм», ее корпоративная реорганизация, мотивированная стремлением к гибкости, пришествие глобального рынка труда, который символически был представлен программистами из Индии, — все это могло быть понято, как сигналы того, что наступило время уйти из старой системы. Им следовало тогда рисковать.

Весь последний год история, случившаяся с компанией «Ай Би Эм» и с ними, приковывала их внимание. Вот эта последняя интерпретация, что обратила на себя мое внимание, совпала с переменами в поведении и моих соседей по месту жительства. В прошлом члены городского управления и школьных попечительских советов — олдермены[126], теперь они выпали из этой системы. Но они продолжают высоко держать голову в своей общине, так как множество людей в нашем городе были уволены «Ай Би Эм» или финансово пострадали, как владельцы магазинов или торговцы, в результате этой перетряски. Они просто потеряли интерес к общественным делам.

Единственная общинная обязанность, которую продолжают нести эти мужчины, и даже с еще большей активностью, — это участие в деятельности своих местных церквей. Для них это важно из-за личностного контакта с другими членами прихода. В этой части страны, как нигде больше, фундаменталистские и евангелические формы христианства в тот момент были на резком подъеме. Самый младший среди них, Пол, сказал мне: «Когда я заново родился во Христе, я стал более понимающим и менее алчущим». Если мои соседи приняли на себя ответственность за свои жизненные истории, то сей этический акт должен был направить их поведение в особом направлении; они повернулись к самим себе.

Успешный предприниматель из Силиконовой Долины, прочитав этот отчет, наверное, так бы его прокомментировал: «Это действительно показывает, что в прошлом они должны были пойти на больший риск. Так как эти мужчины поняли природу современной карьеры, они были правы, считая себя ответственными за нее. А поражение они потерпели из-за бездействия». Конечно, это жесткое суждение как бы предполагает, что программисты были одарены неким предвидением. Даже если и так, все равно рассказ о дискуссиях в кафе «Речные ветры» мог бы быть воспринят просто как предостережение об усугубившейся «чувствительности» сегодняшних карьер.

Но бросить рассказ здесь — значило бы, исключить из рассмотрения ту настоящую работу, в которую были вовлечены в тот момент эти люди, посмотрев прямо в лицо собственным неудачам, придав им некий смысл на языке своих собственных характеров. В интервью, данном Мишелем Фуко[127] незадолго до своей смерти, философ задал своему интервьюеру вопрос: как тот управляет самим собой?

«Как человек „управляет самим собой“, предпринимая действия, в которых он одновременно — и объект этих действий, и территория, на которой они осуществляются, и инструмент, который используется, и субъект, который действует?»[128]

Чтобы ответить на этот вопрос, программистам требовалось найти способы противостояния реальности неудачи и ограниченности собственных возможностей. Эта попытка интерпретации также очевидна в Липпманской моральной силе «овладения», преодоления слепой пассивности в отношении перемен. Конечно, действие, которое они предпринимают, — это просто разговор друг с другом. Но, тем не менее, это — реальное действие. Они нарушают табу на разговор о неудаче, вынося проблему на «свежий воздух». Именно поэтому так важно понять метод, который они используют в разговоре.

Эти мужчины как бы проигрывают три истории. Все три версии разворачиваются вокруг критического поворотного пункта: в первой версии поворот происходит, когда тогдашний менеджмент начинает «предавать» профессионалов, во второй версии — когда на сцену вторгаются «пришельцы», третий кардинальный поворот происходит, когда программистам не удается выбраться «наружу». Ни одна из этих версий не принимает форму истории, в которой личностное несчастье развивается длинно и медленно, от времен, скажем, Томаса Уотсона-старшего.

Нарратив — повествование разворачивается вокруг неожиданных, критических моментов изменения, и это, конечно, знакомый нам прием, как по романам, так и по автобиографиям. Так, в своих «Исповедях» Жан Жак Руссо публично заявляет о том, как его выпорола, когда он был мальчиком, мадемуазель Ламберсье. «Кто бы мог предположить, что детское наказание, полученное в возрасте восьми лет от женщины, которой было тридцать, таким образом подействует на мои вкусы и желания, мои страсти, на саму мою сущность в течение всей остальной жизни?»[129] Эта «отметка» изменения помогает Руссо определить форму для своей истории жизни, несмотря на дикий поток внутри его самого, например, когда он заявляет: «Есть времена, когда я совсем не похож на себя, меня можно принять за кого-то другого, полностью противоположного характера»[130]. Условность критического момента — это способ представить изменение более четким и ясным, а не хаотичным, слепым или просто как спонтанный взрыв. Последний вид изменения — спонтанный взрыв появляется в автобиографии Гете: решив отказаться от своей прошлой жизни, Гете говорит о самом себе: «Куда он идет, кто знает? Едва ли он помнит, откуда пришел!»[131]