Марк Вишняк - Дань прошлому

• Название: Дань прошлому
• Автор: Марк Вишняк
• Жанр: История

---

Они уехали из Москвы обескураженные. Вслед за ним и я отправился в Петроград.

О Учредительном Собрании говорили все без различия политических мнений с первого же дня Февраля. В первом же обращении Временного Правительства к гражданам, 3-го марта, подготовка к созыву Учредительного Собрания и свобода выборов были указаны в числе главных и неотложных задач. Однако правительство лишь 25 марта постановило образовать Особое совещание для изготовления проекта о выборах в Учредительное Собрание. Всё время довлело более неотложное, и соблазняла мысль, не поручить ли выработку избирательного закона специалистам-юристам.

Правительство преодолело это искушение пойти более легким и коротким путем, учитывая отношение к выборам со стороны всех без исключения партий, организаций, группировок. В этом решении была главная причина затяжки в изготовлении избирательного закона. Но только "отвлекаясь" от реальной обстановки 17-го года, можно задним числом осудить Временное Правительство за то, что оно не избрало более быстрый способ. Были и объективные причины, препятствовавшие немедленным выборам. Чтобы обеспечить правильность выборов, необходимо было предварительно создать учреждения, которые пользовались бы всеобщим доверием для составления и проверки списков избирателей и кандидатов, для обжалования и проч. Такими учреждениями были органы местного самоуправления, избранные на демократических началах.

Только 10-го мая правительство опубликовало, наконец, "в целях ускорения созыва Учредительного Собрания" постановление о созыве нашего Совещания на 25-ое мая. Направляясь в Петроград, на одной из Вишер, Большой или Малой, я купил продававшиеся петроградские газеты и узнал о заочном своем избрании в Бюро Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов. Это было полным сюрпризом для меня и совершенно необъяснимо, как мог я собрать 736 голосов и оказаться на 13-ом месте из избранных 30 членов Бюро. Это, конечно, друзья мои постарались, но как удалось им собрать в мою пользу столько голосов?!

Меня с женой пригласили жить к себе наш кузен, Самуил Исидорович, уже обвенчавшийся с моей бывшей "квартирохозяйкой" - Верой Осиповной Рубашевой. Кузены были с нами исключительно милы и предупредительны, и мы прожили у них почти целый год.

Самуил Вишняк учился инженерным наукам в Бельгии, в Льеже, и в студенческие годы был связан с большевиками. В 17-ом же году он сочувствовал уже более умеренным группам, хотя приятелей имел повсюду, в разных партиях.

Его отличительной чертой было радушие и гостеприимство. Он готов был накормить, предоставить ночлег, дать взаймы - любому. Многие злоупотребляли его добродушием. Другие считали его недалеким именно потому, что он был благожелателен ко всем.

Кто только ни проводил ночи на его диване, уцелевшем еще с пятого года. В диван был вложен альбом, в который благодарные посетители вносили свою прозу или стихи, надуманные за ночь. Здесь были записи Ленина, Троцкого, Азефа, Луначарского.

Мы только устроились у кузенов, как "у себя", когда, вернувшись как-то поздно вечером, я застал за самоваром гостя. Его нетрудно было узнать: вернулся из эмиграции старый приятель моего кузена Луначарский. Нас познакомили. Я-то его знал. Он меня вряд ли. Впрочем, очень скоро и он меня узнал. Начался разговор спокойно, на политически безразличные темы. Но вскоре перешли и на темы злободневные.

Луначарский никогда не лез за словом в карман, и менее всего - в 17-ом году. Он говорил с апломбом и самоуверенно, может быть, по привычке к тому, что Самуил Вишняк, которого он знал 15 лет, как честного с.-д., будет как обычно внимать его "красивой" речи. Но тут замешался какой-то другой Вишняк, не менее Луначарского темпераментный и упорный в отстаивании своей эс-эровской ереси. Разговор принял недружелюбный характер. Взаимные обличения становились всё менее парламентарными. Луначарский налился кровью и стал пунцовым. Его большой и влажный рот временами покрывался пеной. Он утирал губы, поправлял покачнувшееся пенснэ и продолжал. "Дружеская беседа" затянулась далеко за полночь.

Когда мы всё-таки разошлись, осталось чувство неловкости не за то, конечно, что я наговорил Луначарскому, в адрес большевиков, а перед хозяином дома, не знавшим, как, не нарушая гостеприимства, утихомирить разбушевавшихся гостей.

Под общим кровом мы с Луначарским провели всего одну ночь. На следующий день он уехал, и я его больше не видал и не слыхал - до открытия Учредительного Собрания.

3

Особое совещание открылось, как было назначено, 25-го мая в Мариинском дворце, где в царское время помещались Государственный Совет и Комитет Министров, а в начале Февральской революции - Временное Правительство. Здесь протекала вся работа Совещания - общих собраний и комиссий. В Совещание входили 13 сведущих лиц или специалистов по государственному праву и статистике и более 50 представителей главных политических и национально-политических течений России. Эти последние очень ревниво относились к тому, чтобы получить возможность участвовать в выработке закона, который должен предрешить их будущее и будущее России. Все хотели убедиться в том, что не будут нарушены их права и интересы.

Совещание открылось приветствием министра-председателя кн. Львова. Он поздравил собравшихся "с приступом к занятиям величайшей государственной важности" и подчеркнул, что эта работа "требует величайшей справедливости по отношению ко всем частям и группам пестрого состава нашего громадного государства быть конденсатором всех духовных и умственных сил народа. Оно должно быть выразителем его великого ума и сердца".

Эти слова, характерные лично для кн. Львова, выражали не его только настроения, чувствования и мысли. Все так понимали, во всяком случае так говорили. И члены Особого совещания, за единичным исключением, все так относились к стоявшей перед ними задаче. Это упускают неосведомленные зоилы, критиковавшие и критикующие Особое совещание за то, что, в поисках технически совершенного закона, оно якобы затянуло свои занятия настолько, что закон запоздал и практически оказался никчемным.

Назначенный правительством председательствовать в Совещании Ф. Ф. Кокошкин напомнил, что правительство было озабочено не только совершенством закона, но и соответствием его "стремлениям и интересам различных частей населения, различным условиям отдельных частей России, которые специалистам могут не быть в точности знакомы". Кокошкин дал и перечень трудностей, стоящих перед авторами закона: огромная территория, разнородный состав и редкость населения, кочевой уклад жизни в отдаленных районах Азиатской России, впервые применяемые прямые выборы и участие в выборах "доблестных защитников родины", предрешенное декларацией правительства.

Секретарем совещания был избран Н. Н. Авинов, знакомый мне еще по Московскому университету. Он только что закончил выработку новых Положений о земстве и городах и теперь полностью посвятил себя обслуживанию Особого совещания. Ему помогал штат стенографов, протоколистов, редакторов, которых Авинов подобрал из оказавшихся не у дел канцелярий Государственного Совета и Думы.

Совещание разбилось на 7 комиссий, выбиравших каждая своего председателя, секретаря и докладчика, представлявшего общему собранию итоги комиссионной работы.

Я попал в четыре комиссии: об осуществлении активного и пассивного избирательного права, о выборах на окраинах, о системах избирательного права и об избирательных списках и их обжаловании. В последней комиссии я был докладчиком, а в комиссии о выборах на окраинах, позднее переименованной в комиссию об окраинах и избирательных округах и увеличенной в числе, был избран секретарем при М. М. Винавере, председателе. Своим избранием в наиболее ответственные комиссии я был обязан, конечно, не личным своим качествам, а положению представителя ПСР. Тем не менее, скажу без лишней скромности, что я был и в числе более активных членов совещания.

В совещании сложилась в общем деловая и дружная обстановка. Авинов со своим штатом образцово поставил технику составления докладов и печатания стенографического отчета и "Известий" совещания. Мы сходились иногда по три раза в день в различных залах великолепного Мариинского дворца, и постепенно установилось профессиональное или коллегиальное содружество. Когда комиссии собирались днем, нас угощали чаем с лимоном и тонкими ломтиками черного хлеба. Чай сервировали в изящных китайских чашечках, но "дефицитного" сахару не давали. Моим соседом часто оказывался историк Лаппо-Данилевский, тихий, чинный, благообразный. Он приносил с собой в целулоидной, из-под зубного порошка, коробочке мелкие кусочки колотого сахару. Прежде, чем самому взять, он неизменно предлагал соседям. Я оценил его воспитанность и жертвенность, но находил в себе мужество отказаться и пил свой чай без сахару.