В. Бирюк - Урбанизатор

• Название: Урбанизатор
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Научная Фантастика

«Душа неслышная стремитсяВ ненасытимую волшбу…»

Urbi et orbi — городу и миру. С этой фразы начинается благословение Папы Римского, так начинались манифесты древних цезарей. Как назвать человека, который город строит? Урбанизатор? По-русски — градостроитель. Мне в ту пору «orbi» — был мало интересен. Мой «urbi» — куда как… забавнее. Рос он не по дням, а по часам. Поднимался стенами домов и мастерских, дворцов и церквей. Зарывался подземельями, тянулся улицами, прилеплялся лестницами к крутым склонам и широко раскидывался по округе. Главное — рос людьми. И — растил их. В умениях и имениях, в чинах и душах, в жизнях и смыслах. «И воздвигся град крепкий. Велик и мног людьми». Сказать-то легко… «Быстро сказка сказывается, да нескоро дело делается» — слышала, красавица, такую присказку? А как с этим бороться? Так просто же! Делать не одно дело, а много. Каждое дело в свой срок исполнится, а все вместе…

«Кто поверит, я и сам не верю —Толь на счастье, то ли на беду,У меня семь пятниц на неделеИ тринадцать месяцев в году».

«Сказок» — по семь раз во всяк день слушать приходилось. В каждую из «семи пятниц». Все «тринадцать месяцев в году».

---

Вот примерно как-то так.

Глава 388

У демоса есть три характерных свойства: демократия, демография и демагогия. Естественно, вырастают и мастера по деятельности в каждой их этих областей. Которые и «мастерят» при всяком удобном и неудобном случае.

Фенимору Куперу было легче: он воспроизводил речь только одного вождя. Здесь — речугу толкает каждый. Из более чем полусотни вождей и старейшин. Естественно — на марийском. Мы-то, в 21 веке, из речи туземного вождя в собрании, обычно помним только одно: «Хау. Я всё сказал». Но до этого ещё дожить надо.

Прямо скажу: только попандопуло с обширным опытом партийной, комсомольской и профсоюзной работы советского периода сможет пережить, без попадания в дурдом, демократический митинг в племенных условиях. Хоть — у гуронов, хоть — у марийцев.

Из развлечений: я решил совместить «слово и дело». Высказался? — Присягай.

Мадина с Самородом устроили такой миленький «походный уголок клятвоприношения»: плошка с землёй, чашка с водой, зазубренный колун и сальная свечка. Сбоку мой писарёнок примостился. Очередной кугурак поклялся, символы помацал, имя сказал, его записали, в пальчик укололи, отпечаток кровавый на бумажку поставили… следующий.

Тут опять крик: Мадину выгоняют. Буквально руками в грудь толкают. Бабе, де, не место.

— Не понял я: мы что, настолько неприличным делом занимаемся?

— Не положено! Баба не может…!

— Цыц! Мадина — не баба. Она — мой толмач. Не нравится — пошёл нафиг. Из этого амбара и с этой горы. Ещё раз увижу — уши отрежу.

Помогло. Отстали. А то Самород уже с ножом стоит. И он прав: у женщины боевая рана в груди. Не дай бог откроется. Я про рану.

Как же, однако, тяжело общаться с придурками! Виноват: с туземцами.

Я старательно пытаюсь донести то состояние тоски от совершенно бессмысленных и бесконечных задержек на фоне приближающейся неизбежной катастрофы и резни. Ведь в любой момент удмурты могут ударить через обнаруженный проход. Не разведкой в 2–3 человека, а всей массой! И тогда…

«Дедушка-посол» успокаивает: местные племена ночью не воюют. Какой-то ихний бог запретил. Но если сильно помолиться, то…

По мере того, как шёл процесс «похолопливания», формировались и выдвигались отряды «ополчения». В числе первых выдвинулся «урлык» — повёл Могуту с его ребятами на посты возле «удмурто-опасных» мест. Ещё с десяток местной молодёжи прихватили. Я и указывать не стал: они лучше разбираются, где там «удмуртно».

Двое оставшихся в живых вождя «горных» от «холопской» присяги отказались, но «боевую» — на оружии, «на верность в бою» — принесли. Их — в табор. Собрать всех боеспособных мужчин и притащить сюда. Или — немедленно гнать в три шеи.

— Илья, Салман. Помогите добрым молодцам. У дезертиров — отобрать оружие, снаряжение, продовольствие.

— Э… Но, Ваня…

— Илья! Твою…! Изволь обращаться правильно: Господин Воевода Всеволжский. Мне оружная бестолочь за спиной не нужна. Понятно? Исполняй!

Всех гражданских из селища — в табор.

Какой вой поднялся! У всей кугырзы семейства внутри этого частокола. Который они называют крепостными стенами. Самое, по их мнению, безопасное место. Толпа женщин и детей, с их свойством мгновенно впадать в панику… не хочу.

Дальше — по «Илиаде». Конкретно — по Агамемнону:

— Ну-ка быстренько разобрались! По родам и племенам!

«Из конца в конец колонны
По урлыкам! — донеслось».

Урлык и значит: род; группа людей, ряд поколений, происходящих от одного предка. Хотя можно разобраться и по тукымам.

Вывел ополчение на косогор возле этих… стен. Устроил смотр, проверил оружие, посмотрел командиров…

Вы чумового эвенка — который только что из чума — на танке представляете? А у этих… не только брони — щитов нет. Они, наверное, прекрасные охотники-рыболовы-грибники. И все — просто прекрасные ребята! Но в линейном бою…

Тут прибегает дозорный и с шагов сорока орёт… Что-то. На своей гадячей… Извиняюсь: на этом прекрасном, образном, мелодичном языке. У которого только один недостаток — я его не понимаю.

Строй весь ка-ак… мда… как щепки в водовороте. И — разбегаться. Валят толпой на меня.

У меня даже нигде и не ёкнуло: принял двоих. На свои «огрызки». И слышу уже чуть сбоку сзади: хлюп-хлюп — Сухан топорами по мозгам отработал.

— Присягу принимали? Покинуть строй без приказа — измена. Измена — смерть. Становись.

Тут «горные» подошли. С трофеями из табора. Собрали «доблестных воинов» как-то… в шесть рядов. По урлыкам, примерно. Салман шапку снял, чтоб его головка тыковкой лучше видна была, между рядов ходит, каждому бойцу в лицо заглядывает. И улыбается так… характерно. Илья железки, у «отказников» отобранные, раздаёт. На некоторых ещё кровь свежая.

А Курт, как обычно, забрался повыше на крышу вуты (хлев), улёгся там, всех разглядывает, зевает и облизывается.

Короче, политработа эз из. Для озвучки я речугу толкнул. Типа: «все как один» и «не шагу назад». С упоминанием такого древнего явления как децимация. Ещё в римских легионах применялась. У Суворова очень эффективно шла. Самород переводил-переводил и рычать начал. Что-то он от себя добавил. Образного. Потому как народ сбледнул резко.

Поймали, наконец, того дозорного-крикуна. Он чего кричал? — Он же донесение доносил: враг идёт! Уже почти пришёл. Ну, сходили, посмотрели. На край обрыва.

Точно, идут. Длинная цепочка тянется по льду Ветлуги. На «посмотреть» ещё куча «онов» набежала. Начну порядок наводить… за «покинуть строй без приказа»… — останусь без младшего командного состава.

Тут и давешний «урлык» крутится.

— Ты почему здесь? Твое же место в лесу, переходы через бурелом охранять.

— Э… Там нет никого. Враг здесь. Воин должен быть где бой, бить врага.

Храбрый. Но — глупый.

— Что ты видишь?

— Враг идёт. Много. Будет жаркий бой.

— Видишь, но не понимаешь. Смотри: впереди три сотни «унжамерен». Сзади — сотня в этих… полосатых штанах — удмурты. Вопрос: где их вторая сотня? Ответ: они будут лезть через тот проход, который нашли. Или через другие. Набери ещё три десятка молодёжи и отправляйся в помощь тем, кто там остался. Твоя задача: удержать проходы. Пока я не скомандую — сидеть там. Заруби это себе на носу. Иначе я вырежу это на твоей шее.

Факеншит! Элементарщина! Но… устава — нет, строевой — нет, дисциплина… на уровне осознанной необходимости. А осознание у хомнутых сапиенсов… работает спорадически, волатильно и асинхронно.

Теперь это… ополчение. Картинка скверная. Вчера было сотен семь мари. С полсотни они потеряли в бою. А сейчас у меня перед глазами… чуть больше трёх сотен. А где вторая половина? А — вот. В смысле: отож.

Кстати, вчерашний соотечественник с битой мордой — слинял. Наши люди всегда отличаются умом и сообразительностью. Найду — прирежу. Подлость, трусость, идиотизм… аборигенов не вызывает столь сильного раздражения, как «сообразительность» соотечественников.

— Илья, Самород, идите сюда. Сейчас поведёте войско. Слушайте план боя.

Языковой барьер: я не могу командовать этими людьми. И они моих команд не поймут, и до меня их… реляции не дойдут. Поэтому назначаю командиров с лингвистическим бэкграундом.

Мультилингвы-командующие топают вперёд, спускаются по оврагу вниз, к реке, следом валит общая масса со своими «онами», в арьергарде — «горные». Волонтёры-черемисы очень обижены на мари за то, что их давеча бросили на поле боя. А сегодня они почувствовали моё уважение. И вкус своей власти — при чистке табора беженцев от «отказников». Теперь они, несколько жёстко, подгоняют отставших, помогают спуститься по оврагу.

Те идут вниз, а перед воротами городища разворачиваются меченосцы моей хоругви. Всего ничего. Последний заслон на пути врага. Точнее — заградотряд. Ни врагов, ни «горных», ни «луговых» — наверх не выпустят. Битва будет там, в овраге. Между высокими и крутыми обрывами.

— Ну, что, Любим, как тебе такая позиция?

— Будто боженька босичком по душе! Ежели они до половины оврага войдут…

— Не жадничай. Довольно и четверти.

— Широковато, далековато…

— Не жадничай. Дай и другим вражьей крови попробовать.

Я уже говорил: в колчане — 30 стрел, мои стрелки выпускают полный колчан за 2–3 минуты.

Это и есть бой. «Момент истины». Апофеоз, кульминация.

Всё остальное… «подход-отход». Всё, что происходило за последние дни с момента появления «дедушек-послов» на Стрелке, многое, что случилось раньше, за годы моей жизни в «Святой Руси», куча всяких мучений, болей, трудов, переживаний и нервничаний — так, «притопы-прихлопы». Вот для этого. Чтобы поместить «правильных» людей с «правильным» инструментом в «правильное» место.