Неля Мотрошилова - Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)

• Название: Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)
• Автор: Неля Мотрошилова
• Издательство: «Наука»
• Жанр: Философия
• Год: 1984

Книга представляет собой монографическое исследование становления философской мысли Гегеля (от ранних работ до «Науки логики» включительно), проведенное под углом зрения проблем системности и историзма.

Впервые в советской литературе обстоятельно анализируются работы Гегеля раннего периода (в том числе непереведенные на русский язык). В ходе исследования дается критический разбор положений западного гегелеведения 60 – 70-х годов.

---

Необходимо принять в расчет глубину, проблемную насыщенность, диалектический характер гегелевского анализа и вместе с тем близость диалектической логики к реальному историческому опыту познания человека и человечества. Ученый-естествоиспытатель постоянно совершает процедуру «выхождения за пределы» тех или иных конечных предметов. Ведь, скажем, при изучении физических свойств как таковых обязательно выхождение к «бесконечности» конечных предметов. Под найденные физикой или химией закономерности, по сути дела, «подпадает» вся природа – череда потенциально изучаемых ими предметных единств становится поистине бесконечной. То, что для научного познания это достаточно сложная и относительно самостоятельная теоретическая задача, показывает логика науки, когда она специально имеет дело с проблемой конечного и бесконечного (к сожалению, в таких случаях гносеологические проблемы, проблемы системного хода мыслей чаще всего непосредственно выдаются за онтические и онтологические, к чему в определенной мере причастны и гегелевские мистификации).

Но и в науках, пусть не всегда выходящих к логическому артикулированию своих мыслительных процедур, имеет место ухватываемое Гегелем движение мысли между конечным предметом как «бытийствующим» и более общим срезом анализа, «бытием». Иными словами, наука по своему смыслу всегда должна усматривать в конечном бесконечное, должна уметь переходить от одного уровня анализа к другому. Процедуры перенесения на всю бытийственную сферу закономерностей, познанных на каких-либо предметах (например, на вовлеченных в данный эксперимент), и, наоборот, переход от общих установлений, соотнесенных с бесконечным классом предметов, к специфической предметно-приборной ситуации – все это столь же привычные для науки, сколь и логически сложные этапы работы с бытийственными характеристиками, которые в логике обозначаются в качестве особого класса решаемых в строгой связи и последовательности задач, т.е. задач системного характера.

Итак, возникает обобщенная системная задача – выйти от конечного к бесконечному, показать, что для данной научной системы бесконечное «есть». Следующая задача – указать на взаимоопределение конечного и бесконечного, что в гегелевском изложении подразумевает также распутывание сложного клубка прежних представлений о соотношении двух категорий. Гегель пользуется типичным для «Науки логики» приемом: в исторически данных представлениях, которые приводят к ошибочным результатам, когда абсолютизируется некоторый этап развития мысли, он обнаруживает позитивный смысл, включая их в более широкую системно-логическую интерпретацию. Одновременно вновь возникают категории предшествующих стадий, но только обретающие на более высоком системном уровне новый смысл.

Было получено бесконечное – получено «из» конечного, точнее, из размышлений над его соотношением со своей границей, со своим прехождением. То, каким поначалу предстает бесконечное, полностью определено рождением из конечного. Гегель великолепно фиксирует ступень анализа, которую нельзя миновать, но которую совершенно ошибочно абсолютизировать: бесконечное стало «простым иным» конечного, его отрицанием, а значит, первоначально выстроилось по образу и подобию конечного. В результате конечное и бесконечное представляются как бы двумя разными мирами, причем бесконечное якобы располагается «за границей» конечного, «над» ним, становится «отделенным» от него. Недавно еще слитые, неотличимые друг от друга, конечное и бесконечное оказались не просто различенными, но взаимообособленными. Если они и соотнесены, то именно «разлучающим их отрицанием…» 33. На таком уровне анализа бесконечность существенным образом не отличается от конечного и является всего лишь «оконеченной бесконечностью». Гегель именует ее также «дурной бесконечностью», а способ исследования, который бы не вел дальше постулирования такой бесконечности, – прогрессом в бесконечность.

Анализ Гегеля в этом разделе «Науки логики» имеют обыкновение трактовать достаточно узко – в связи с физикой и математикой, прилагающими понятия конечного и бесконечного к пространственно-временным отношениям. Между тем Гегель на этой стадии системного анализа разбирает более общую проблему качественного исследования наукой всяких бытийственных отношений (независимо от того, обращена ли научная мысль на предметы в пространстве и времени или на идеальные объекты). Поэтому проблема конечности – бесконечности применительно к пространству и времени, – проблема более узкая, на данной системной стадии еще не «положена» в ее определенности. Лишь в той мере, в какой осмысление именно пространственно-временных отношений становится узкой задачей научной или философской теории, и для такой сферы приобретает свое значение системный переход от «границы» к «долженствованию». (Любопытной иллюстрацией может служить тот узел кантовских размышлений о пространстве и времени, где мысль о подвижности границы всякого пространственного и временного бытия, в самом деле, толкает к признанию пространства и времени бесконечными.)

Далее Гегель ставит задачу преодоления «оконеченной бесконечности», как и конечности, только внешним образом соотнесенной с бесконечным. Это дается благодаря осознанию внутренней логики, т.е. имманентной диалектики двух временно обособившихся друг от друга полюсов противоположности. Или, иными словами, выход намечается только тогда, когда выясняется особая системная природа движения мысли: «дурная бесконечность» предстает как стадия, «гонимая» дальше к разрешению имеющихся в ней противоречий. Гегель так и говорит: требуется понять, что при постулировании «оконеченной бесконечности» выходят за пределы конечного, но, так сказать, «не выходят за само это выхождение» 34, т.е. не движутся дальше, не «осуществляют» истинное единство конечности и бесконечности, а потом и снятие единства, отрицание отрицания. Образ подлинной, а не дурной бесконечности не надо искать где-то вне, не надо «помещать» ее в какой-то вымышленный мир, лежащий вне конечного, «над» ним. (Что также значит: не следует подлинную бесконечность, смысл которой нам дает размышление над движением мысли, совмещать с образом сколь угодно беспредельного пространственного мира.) «Таким образом, оба, конечное и бесконечное, – делает вывод Гегель, – суть движение, состоящее в возвращении к себе через свое отрицание; они даны лишь как опосредование внутри себя и утвердительное обоих содержит отрицание обоих и есть отрицание отрицания» 35.

Научная мысль здесь сталкивается с особым отношением, порожденным как сложностью действительных, вне человеческого познания имеющихся взаимосвязей, так и спецификой ранее проделанного системного движения. Ведь спонтанно возникли два определения «истинно бесконечного»: противоположность конечного и бесконечного и единство конечного и бесконечного. Когда такие определения появляются, показывает Гегель, то «внешняя рефлексия» чередует их определения, потому что одна мысль уже подразумевает переход к другой. Однако она не сразу способна – как не сразу это делается в системном движении познания – постигнуть противоположные моменты в их единстве. Постижение истинного единства происходит не раньше, нежели имманентным для каждой науки образом совершается выход от конечного к бесконечному, а потом осуществляется новое отрицание – новый переход к конечному.

Гегель совершенно обоснованно показывает, что разрешение противоречий, в которых могла бы запутаться мысль, натолкнувшаяся одновременно на единство и различия конечного и бесконечного, плодотворно только на пути дальнейшего системного рассуждения. «Разрешением этого противоречия служит не признание одинаковой правильности и одинаковой неправильности обоих утверждений – это будет лишь другой формой остающегося противоречия, – а идеальность обоих определений, где они в своем различии в качестве взаимных отрицаний суть лишь моменты» 36. И далее: «Бесконечное, к понятию которого мы пришли, получит дальнейшие определения в ходе последующего изложения» 37. Один из уроков системного рассмотрения на данной стадии – установление специфически идеального значения соотносящихся определений. Что же вытекает отсюда? Запрет на сколько-нибудь непосредственную онтологизацию ступеней и оттенков системного научного исследования бытийственных отношений, превращения их в «само бытие».

Однако у Гегеля как раз здесь намечается переход к таким идеалистическим мистификациям. Настаивая на идеальности всех определений, фиксирующих специфическое движение научной мысли, Гегель утверждает: это и значит защищать идеализм. Он пишет: «Положение о том, что конечное идеально, составляет идеализм. Философский идеализм состоит только в том, что конечное не признается истинно сущим. Всякая философия есть по своему существу идеализм или по крайней мере имеет его своим принципом, и вопрос в таком случае заключается лишь в том, насколько этот принцип действительно проведен» 38. Скорее даже, рассуждает далее Гегель, противопоставление идеалистической и реалистической философии теряет смысл: ведь «вода» или «огонь» древних материалистов не более чем идеальный принцип, конечное, которое уже снято в бесконечности мысли. Субъективному идеализму, в том числе фихтеанскому «систематическому идеализму субъективности», не решающемуся выйти за пределы субъективного идеального, Гегель противопоставляет другой тип идеализма, который смело придает духу «форму объективности или реальности, форму внешнего существования указанного содержания» 39. Сам дух хлестко назван Гегелем «настоящим идеалистом» 40. Переход от глубоких и обоснованных диалектико-методологических рассуждений к метафизическим идеалистическим мистификациям бросается в глаза.