Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

• Название: Воспоминания (1865–1904)
• Автор: Владимир Джунковский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8242-0147-5

В. Ф. Джунковский (1865–1938), генерал-лейтенант, генерал-майор свиты, московский губернатор (1905–1913), товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов (1913–1915), с 1915 по 1917 годы – в Действующей армии, где командовал дивизией, 3-м Сибирским корпусом на Западном фронте. Предыдущие тома воспоминаний за 1905–1915 и 1915–1917 гг. опубликованы в «Издательстве им. Сабашниковых» в 1997 и 2015 гг.

В настоящий том вошли детство и юность мемуариста, учеба в Пажеском корпусе, служба в старейшем лейб-гвардии Преображенском полку, будни адъютанта московского генерал-губернатора, придворная и повседневная жизнь обеих столиц в 1865–1904 гг.

В текст мемуаров включены личная переписка и полковые приказы, афиши постановок императорских театров и меню праздничных обедов. Издание проиллюстрировано редкими фотографиями из личного архива автора, как сделанные им самим, так и принадлежащие известным российским фотографам.

Публикуется впервые.

---

Я занимался с большим интересом. Из всех профессоров я с особенным хорошим чувством вспоминаю генерал-майора Газенкампфа по военной администрации и полковника Кублицкого по тактике. Лекции и репетиции продолжались у нас до двух часов, а затем на строевые занятия уходило время от 2.00 до 4.30. Главное внимание было обращено на строй и фехтование, танцев у нас не было, гимнастика исключительно на машинах.[100] Раз в неделю пажей младшего класса обучали верховой езде в манеже. Обедали мы в 6 часов вечера, а до этого гуляли. Вечером занимались по своему усмотрению, ложились спать в 10 часов, с разрешения же дежурного офицера могли заниматься, читать до 11-ти.

Ежедневно от младшего класса наряжались два дневальных, от старшего – дежурный на сутки. Дневальные обязаны были быть все время при оружии и с каской на голове, которые они могли снимать только на лекциях и в столовой.

За обедом во главе первого стола сидел фельдфебель, против него дежурный по роте камер-паж или паж. За другими столами во главе сидели старшие камер-пажи, дневальные – против старших камер-пажей своих отделений. Остальные сидели на боковых скамьях по ранжиру: сначала старший, а потом младший класс. Фельдфебелю и дежурному по роте камер-пажу полагалось всех блюд по две порции. Командовал, вел строй фельдфебель.

С переездом государя из Гатчины в Петербург в Аничков дворец ожидали возобновления разводов в Михайловском манеже, поэтому в корпусе стали готовить ординарцев. Для этого из среды пажей младшего класса было отобрано 10 человек, среди которых очутился и я, и нас Потехин, мой ротный офицер, начал жучить. Подходить на ординарцы – это была целая наука, которая не всем давалась, да и давалась после очень долгой практики. Я лично очень увлекался строем, в частности ружейными приемами, и мог проделывать с ружьем ряд фокусов.

Но разводы были раз и навсегда отменены, и наши старания пропали даром.

В ноябре месяце в Мариинском дворце был устроен княгиней Терезией Петровной базар в пользу ее института. Моей сестре пришлось много хлопотать по устройству этого базара. Он очень удался и был удивительно красиво устроен в дивных залах дворца, особенно красивы были столы в круглой зале, ротонде. Я тоже принимал участие в этом базаре, помогая моей сестре, проводя на базаре целые дни своих отпусков.

В декабре корпус удостоился большой радости. Мы уже совершенно не ждали государя. Прошло полтора года со дня его воцарения, государь показывался мало, только недавно переехал на жительство из Гатчины в Петербург, и мы не надеялись, что он приедет к нам. Как вдруг раздалось у нас по залам: «Государь едет!». Кто-то из моих товарищей увидал в окно государевы сани, въехавшие в ворота нашего двора. Это было по окончании лекций, мы собирались на строевое учение. Еще большая радость охватила нас, когда мы увидели, что государь не один, а с императрицей. Нас не успели даже построить, как их величества вошли прямо к нам в специальные классы. Дружное, громкое, восторженное: «Здравия желаем вашим императорским величествам!» – грянуло в ответ на ласковый привет государя. Государь был в длинном общегенеральском сюртуке с белым георгиевским крестом на шее. Императрица рядом с его мощной фигурой казалась миниатюрной.

Их величества очень подробно осматривали все наши помещения, даже посетили цейхгауз, кухню, пробовали обед, были в лазарете, где со всеми больными пажами разговаривали. К некоторым из нас императрица тоже обращалась с вопросами. После несколько сурового взгляда Александра II, ласковый взгляд чудных голубых глаз Александра III показался нам таким чарующим, ласкающим, что мы с необыкновенной восторженностью смотрели ему в глаза. Императрица своей очаровательной улыбкой и простотой подкупила всех нас.

Их величества пробыли в корпусе около двух часов, мы все выбежали их провожать. Фельдфебель подал государю пальто, Александр III всегда носил пальто без мехового воротника, в противоположность Александру II, который носил николаевскую шинель.[101] Камер-паж императрицы подал ей меховую ротонду.

Государь приехал в парных санях, лошади были покрыты синей шелковой сеткой. Сеткой всегда покрывали зимой парные закладки, чтобы не забрасывало снегом. Никто их не сопровождал, не было ни выездного лакея, ни казака.

Садясь в сани, государь громко, так, чтобы мы все слышали, повелел директору отпустить всех пажей на три дня. Оглушительное «ура» раздалось, когда сани тронулись, и мы все до одного бросились бежать за санями, окружая их, бежали, пока хватало сил.

Ликованию нашему предела не было, на радостях мы стали качать своих офицеров.

Рождественские праздники мы провели очень хорошо, я был на нескольких елках, в театре, у меня было несколько домов, куда меня постоянно приглашали, но ближе всех и приятнее всего я проводил время у Миллеров. Они жили тогда на Гороховой улице.

После Крещения я уже был в корпусе, и так как у меня средний балл по всем предметам был 9, я получил право на отпуск в течение недели. Я мог раз в неделю после занятий в 4.30 уходить домой, возвращаться же к 10-ти вечера. Этот отпуск значительно сокращал неделю.

Моя старшая сестра в это время была очень озабочена болезнью своей княгини. Терезии Петровне к концу зимы стало хуже, она сильно ослабела, чахотка делала быстрые шаги. 7-го апреля она скончалась, оставив на руках своего мужа малолетнего сына Александра, которому было всего год и пять месяцев, моя сестра в минуту ее кончины была при ней. Это было большим горем для нее, за три года своего пребывания при Терезии она очень привязалась к ней. После ее смерти всю свою привязанность она перенесла на маленького Сандро.

Я был на нескольких панихидах в Мариинском дворце, гроб стоял на высоком катафалке в круглом зале дворца – ротонде, и утопал в цветах, кругом весь зал был убран тропическими растениями, стены и пол покрыты были черным сукном.

Похороны состоялись в понедельник на Страстной. После православной панихиды совершено было отпевание по лютеранскому обряду. Я был в наряде при перевезении тела в числе пажей, шедших по бокам траурной колесницы с зажженными факелами. Нас было 24 пажа, по 12 с обеих сторон. Мы были в парадной придворной форме, но «в пальто в рукава»,[102] через правое плечо у нас была траурная перевязь из черного и белого крепа шириной четверть аршина с широким бантом у бедра, концы которого доходили до колен.

Процессия следовала от Мариинского дворца по Большой Морской мимо театров на Балтийский вокзал, где гроб внесен был в особый вагон царского поезда.[103] Роль пажей кончилась, я получил разрешение проводить тело до места погребения в Сергиеву пустынь,[104] где у Ольденбургских был фамильный склеп.

Сняв траурную перевязь и отдав факел, я в траурном поезде доехал до станции Сергиево, сестра моя находилась в вагоне с телом почившей княгини.

На станции Сергиево поезд был встречен их величествами, гроб был поставлен на колесницу – до места погребения от станции было две версты, государь шел всю дорогу пешком.

После погребения был завтрак у архимандрита[105],[106] только вечером я возвратился домой вместе с сестрой, а в 10 часов был уже в корпусе.

В мае месяце назначено было священное коронование их величеств в Москве, в котором предстояло принять участие камер-пажам и пажам, поэтому экзамены у нас начались еще на Страстной неделе. В начале мая нас уже повезли в Москву.

Экзамены шли усиленным темпом, так что приходилось очень интенсивно к ним готовиться. Прошли они у меня благополучно, и я перешел в старший специальный класс 13-м учеником из 45-ти со средним баллом около 10-ти, а за строевые занятия у меня было 11. Камер-пажество мое было обеспечено. Первым у нас был Стахович.

На коронацию было назначено 24 пажа и 4 запасных – всего 28 из обоих специальных классов, из моего, насколько я помню, – 20. Затем еще 36 камер-пажей. Из числа пажей назначено было три пары для сидения на ремнях трех золоченых карет при торжественном въезде их величеств в Москву. (1-я – ее величества с великой княгиней Ксенией Александровной, 2-я – великих княгинь Марии Павловны и Александры Иосифовны, 3-я – великих княгинь Ольги Федоровны и Марии Александровны).

Это были особые небольшие сидения, устроенные в промежутке между козлами и передним зеркальным стеклом кареты, между высокими рессорами. Пажи садились лицом к стеклу, так что невольно все время не сводили глаз с сидящих в карете императрицы или великих княгинь.

Назначение пажей было поддерживать золотыми ремнями кузов кареты, чтобы его не раскачивало, так как карета была на висячих рессорах. Выбирали пажей для этой цели по лицу, чтобы выходили пары, подходящие друг к другу. В число этих пажей был назначен и я с Муравьевым, пажом старшего специального класса. Действительно мы подходили очень друг другу, были одного роста и по лицу были схожи. Нас и возили раза три в придворно-конюшенную часть, чтобы примерить нас к карете императрицы, сидения приспосабливали к росту.