Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

• Название: Воспоминания (1865–1904)
• Автор: Владимир Джунковский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8242-0147-5

В. Ф. Джунковский (1865–1938), генерал-лейтенант, генерал-майор свиты, московский губернатор (1905–1913), товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов (1913–1915), с 1915 по 1917 годы – в Действующей армии, где командовал дивизией, 3-м Сибирским корпусом на Западном фронте. Предыдущие тома воспоминаний за 1905–1915 и 1915–1917 гг. опубликованы в «Издательстве им. Сабашниковых» в 1997 и 2015 гг.

В настоящий том вошли детство и юность мемуариста, учеба в Пажеском корпусе, служба в старейшем лейб-гвардии Преображенском полку, будни адъютанта московского генерал-губернатора, придворная и повседневная жизнь обеих столиц в 1865–1904 гг.

В текст мемуаров включены личная переписка и полковые приказы, афиши постановок императорских театров и меню праздничных обедов. Издание проиллюстрировано редкими фотографиями из личного архива автора, как сделанные им самим, так и принадлежащие известным российским фотографам.

Публикуется впервые.

---

Слухи о женитьбе государя превратились в действительность, сомнений уже не было, а 5-го декабря последовал высочайший указ о пожаловании княжне Долгоруковой и ее детям: Георгию, Ольге и Екатерине – фамилии Юрьевских с титулом светлости. Таким образом, мы узнали, что государь не только женился, но имел уже детей от нее.

Это было большим для нас разочарованием, и когда государь приехал в корпус в середине декабря, то не знаю, как у других, но у меня на душе было не так легко, как в прежние приезды царя. Я замечал, что и мои товарищи так же, как и я, избегали говорить о женитьбе государя и о Юрьевской, мы были так воспитаны, что не смели и думать критиковать поступки государя, были воспитаны в непоколебимой преданности и любви к монарху, но тем не менее женитьба государя, когда вся страна была еще в глубоком трауре по императрице, внесла какую-то брешь в наши сердца, но сознаться в этом мы не решались не только друг пред другом, а даже и самим себе.

Государь на этот раз приехал в корпус в карете, окруженный казаками своего конвоя. Ужасно тяжелое это производило впечатление. Приехал государь позднее обыкновенного, к концу занятий, во время танцев, смотрел, как мы делали разные «па», танцевали вальс, польку, говорил с нашим преподавателем Стуколкиным. Впервые я увидел на сюртуке государя георгиевскую звезду.[79] При отъезде мы, как всегда, бросились провожать государя, в швейцарской густая толпа пажей, как старшего, так и младшего возраста, его окружила, фельдфебель подал государю шинель, выходные двери отворились, в это время государь вдруг повернулся к нам и сказал громким повелительным голосом, красиво грассируя: «Господа, прошу вас сегодня меня не провожать, не выбегать на улицу, я не в санях, а в карете, меня окружает конвой, могут быть несчастные случаи. Я этого не хочу, потому не бежать за мной, не провожать. Пожалуйста, господа. Спасибо за порядок».

Мы были очень разочарованы, но ни один из нас не двинулся с места, мы вышли только за государем на крыльцо, и, когда он садился в карету, у нас вырвалось оглушительное «ура», которое долго стояло в воздухе, пока карета царя, окруженная казаками, не скрылась из виду.

Нас отпустили в отпуск до вечера, уроки разрешили не готовить. Вскоре начались Рождественские каникулы, нас отпустили до Крещения.

Наступил 1881 г., второй год мы встречали Новый год без нашего отца, которого нам очень недоставало. Тяжело было на душе очень. Кроме того, и настроение было чересчур тревожное – в конце декабря обнаружена была мина, подведенная под каменный мост на Гороховой,[80] по которой должен был проехать государь. Мина была, как говорили, такой силы, что четыре дома около моста должны были бы рухнуть, если бы мина взорвалась.

В январе 1881 г. у меня переменился воспитатель, назначен был новый – подполковник Гейштер – он был очень хороший доброжелательный человек, но не умел как-то себя поставить и терялся, в общем, был неподходящим воспитателем для пажей и не оставил о себе ни доброй, ни дурной памяти.

В Петербурге было неспокойно, до нас все время доходили слухи о ряде арестов среди террористов. Разводы, которые бывали в Михайловском манеже каждое воскресенье, в течение всего февраля месяца отменяли, боялись за жизнь государя, так как было известно, что по пути готовятся покушения, что в разных местах заложены мины, но где именно, полиция не могла напасть на след. Наступило 1-е марта, это было в воскресенье. Накануне, 28-го февраля, в субботу первой недели Великого поста государь, говевший эту неделю, причастился святых тайн в малой церкви Зимнего дворца со своей семьей.

Граф Лорис-Меликов, как говорили, просил государя и на этот раз отменить развод, но великий князь Константин Николаевич будто бы стал говорить государю, что его сын Дмитрий Константинович уже который раз готовится к разводу, чтобы подъехать к государю на ординарцы, что он только и мечтает об этом, – и государь решил ехать. Маршрут был выбран по Миллионной и по набережной Екатерининского канала.

В этот день моя сестра праздновала день своих именин, и мы все вместе с нашей матушкой были у нее в Мариинском дворце, поэтому мы с братом не поехали на развод. Ничего не подозревая, мы сидели за чайным столом, как вдруг в комнату весь бледный вошел генерал Шебашев и сообщил, что сейчас, когда он ехал, раздался страшный взрыв, а потом разнесся слух, что государь ранен, что он заехал на минуту и едет сейчас в Зимний дворец. Мы сейчас же с братом выскочили из Мариинского дворца и опрометью бросились к Зимнему дворцу, куда бежали уже толпы. На площади было уже много народа, но близко к дворцу нас не пустили, мы стояли на линии Александровской колонны. Тут, в толпе, передавали разные слухи, говорили, что государя привезли всего истекающего кровью, что ему почти в упор была брошена бомба; другие говорили, что государь легко ранен, никто не знал наверно. Мы стояли и с напряжением смотрели в окна дворца, а к дворцу все время подъезжали один экипаж за другим. Тишина в толпе была полная, говорили вполголоса. Но вот на балконе появилась фигура генерала, и мы услышали роковые слова: «Государь император в Бозе почил, на престол вступил император Александр III».

Вся толпа, как один человек, встала на колени, послышались всхлипывания, все крестились, продолжая смотреть в окна дворца. Прошло минут десять, мы увидали, как подали парные сани к подъезду, какой-то высокий сел в них, сани покатились по направлению к арке Главного штаба, прямо на толпу. Вглядываемся – да. Это он! Царь Александр III, только что вступивший на престол. Как какая-то электрическая искра пробежала по толпе, кто-то крикнул: «Государь!», – послышалось «ура», и мигом толпа бросилась за санями, шапки летели вверх, мы с братом тоже, увлеченные толпой, бежали что есть мочи до самого Невского. Это была удивительная минута подъема; оглушительное «ура» неслось по всему пути до Аничкова дворца. Огромное впечатление произвела эта простота, с какой государь, только что взошедший на престол, первый раз царем, выехал совершенно один в открытых санях.

С этого дня, по примеру царя, все, кто до сего времени ездили с казаками, стали ездить без конвоя.

Понемногу все подробности рокового события этого дня стали известны. Так как имелись сведения, что по Малой Садовой улице заложена мина, то государь и избрал путь по Екатерининскому каналу, благополучно прибыл в Михайловский манеж. Развод в этот день был от л. – гв. Саперного батальона.

По окончании развода государь проехал в Михайловский дворец и пил чай у великой княгини Екатерины Михайловны. Наблюдавшей за этим террористке Перовской стало ясно, что государь вернется опять тем же путем, и она, как выяснилось впоследствии, расставила по этому пути метальщиков с бомбами, а сама по ту сторону канала остановилась против Инженерной улицы, чтобы оттуда подать сигнал, когда появится карета государя.

Государь ехал в карете один, за ним в санях ехал полицмейстер Дворжицкий, и затем тоже в санях – два жандармских офицера. Конвой окружал государя.

Карета повернула на набережную Екатерининского канала, и в эту самую минуту Рысаков бросил бомбу. Раздался страшный взрыв, несколько человек упало, были и тяжело раненные.

Карета государя осталась цела, лошади, кучер повреждены не были, только задок кареты отломился, но продолжать путь можно было, и не выйди государь из кареты, он доехал бы невредимым.

Но государь, увидев раненых, приказал кучеру остановиться и вышел из кареты, чтобы подойти к раненым казакам. Когда государь, обойдя раненых, направился к карете, то другой метальщик бросил бомбу прямо в ноги бедному государю.

Ноги были раздроблены, государь лежал на панели, но еще в сознании. В это время подоспел великий князь Михаил Николаевич, государя положили в сани Дворжицкого и повезли во дворец. Всю дорогу он истекал кровью.

Это случилось в 2 часа 15 минут, а в 3 часа 35 минут Александра II, царя Освободителя, не стало.

Перед кончиной его успели причастить.

С ужасно тяжелым чувством мы приехали в корпус в тот же вечер. Не верилось, что мы были почти свидетелями всего этого ужаса. Каждый день нас водили в церковь на панихиду. Уроки шли, но и учителя преподавали как-то машинально, и мы учились также по инерции, долго не могли мы войти в колею.

В день перевезения тела мы стояли шпалерами на Дворцовой набережной; пажи младшего специального класса, в том числе и мой брат, несли зажженные факелы по бокам колесницы. В Петропавловской крепости камер-пажи и пажи специальных классов несли все время дежурство, лекций и репетиций у них не было. Наш возраст водили прикладываться к гробу, мы целовали образ на груди императора и руку. Он лежал в гробу с чудным выражением своего царственного лица…

На месте злодейского покушения на Екатерининском канале сооружена была беседка из живых цветов с иконой Казанской Божьей Матери, поставлен был почетный караул. Беседка эта оставалась до закладки церкви в память 1-го марта.