Наталия Лебина - Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

• Название: Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.
• Автор: Наталия Лебина
• Издательство: Прогресс-Академия
• Жанр: Публицистика
• Год: 1994
• ISBN: 5-85864-018-4

Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге. М.: Прогресс-академия, 1994

Эта книга о проституции. О своеобразных взаимоотношениях: масть - падшая женщина. О просто свободной любви в царской России и о «свободной коммунистической любви» в России социалистической. Наконец, эта книга о городской культуре, о некоторых, далеко не самых лицеприятных ее сторонах. Историк Наталья Лебина и архивист Михаил Шкаровский, отказавшись от пуританского взгляда на проблему соотношений элементов культуры и антикультуры в жизни города, попытались нарисовать социальный портрет продажной женщины в «золотой век» российской проституции на фоне сопутствующих проституции явлений - венерических заболеваний, алкоголизма, преступности. Проституция, по их мнению, как лакмусовая бумажка, позволила выявить многие закономерности и деформации в развитии общества как в дореволюционной России, так и в советскую эпоху.

---

В заседаниях комитета уже с начала 80-х гг. принимали участие представители домов милосердия, детских приютов, нередко владельцы ночлежек. Параллельно этому процессу постепенно происходит подчинение Врачебно-полицейского комитета городским властям. По Положению 1908 г., он состоял под началом особого лица, назначаемого министром внутренних дел, но по представлению санкт-петербургского градоначальника. В формировании членов комитета принимала участие городская Дума. Избранные ею лица имели совещательный голос. В комитет официально входили также инспектор врачебного управления, главные врачи Алафузовской и Калинкинской больниц и, как уже было сказано выше, члены Российского общества защиты женщин. Кроме того, имелся штат постоянных работников: с 1908 г. здесь работало двадцать надзирателей и восемь участковых врачей. Любопытно отметить и доходы персонала Врачебно-полицейского комитета. В начале XX в. врач, к примеру, получал в год 900 руб., надзиратель — 360 руб.[179] В целом же город считал возможным выделить на нужды надзора над проституцией 24 000 руб. в год. В дальнейшем решено было увеличить эту сумму до 11 4600 руб.

Контингент служащих Врачебно-полицейского комитета формировался из различных источников. Врачебный персонал в основном набирался из медиков Калинкинской больницы. Чиновники имели прямую связь с Министерством внутренних дел. Агентами и надзирателями работали или низшие полицейские чины или вольнонаемные, нередко из бывших лакеев и отставных унтер-офицеров[180]. В годы первой мировой войны, когда Петроград буквально захлестнула волна проституции, не столь многочисленному штату служащих Врачебно-полицейского комитета стало трудно справляться со своими обязанностями. Это, в частности, отмечалось в записке к отчету о деятельности комитета за 1914 г.: «Надзиратели ввиду обременения комитета канцелярской работой и невозможностью за отсутствием средств приглашать посторонних лиц привлечены, в ущерб их прямым обязанностям, к канцелярским занятиям и, кроме того, несут дежурства в трех смотровых пунктах комитета, сопровождают женщин из этих пунктов в Калинкинскую больницу и часто вызываются в суд в качестве свидетелей. Надзиратели комитета, несущие службу на улице с утра до позднего вечера, служат по вольному наему и получают всего тридцать рублей в месяц»[181]. Кроме того, шесть человек из состава надзирателей были призваны в армию, и их места остались вакантными. Однако за последующие предреволюционные годы штат Врачебно-полицейского комитета не увеличился. Может быть, из-за этого организация, призванная, по словам ее же служащих, «охранять общественное здравие санитарными мерами», не смогла уже осуществлять свою задачу, тем более что деятельность Врачебно-полицейского комитета находилась под огнем критики демократически настроенной общественности. Правда, произошло это не сразу.

В 50—80-х гг. XIX в. петербургский обыватель был довольно мирно настроен по отношению не только к административно-врачебным организациям, но и к полиции. Общий стиль городской жизни отличался размеренностью. Нарушающие этот порядок уличные женщины, за которыми охотились в первую очередь агенты Врачебно-полицейского комитета, в понимании петербургского обывателя, являлись персонами, достойными порицания. Считалось, что только проститутки переносят венерические заболевания. Письма с подобными жалобами поступали и во Врачебно-полицейский комитет, а в пункты осмотров проституток жители окрестных улиц обращались еще чаще. Довольно характерным примером может служить письмо обывателей Большой Мещанской, просивших в 1889 г. убрать с улицы заведение мадам Жозефины, судя по всему, публичный дом средней руки, так как «в сточных водах скапливается большая зараза от мытья девиц»[182]. Врачебно-полицейский комитет в данной ситуации представлялся радетелем за интересы здоровья горожан, а его агенты — желанными фигурами, которые освобождают город от «заразы». И это было не так уж далеко от истины. Многогранная деятельность комитета говорила сама за себя, но все-таки главенствующим оставалось медико-профилактическое направление, эффективность которого не вызывает сомнений и сегодня. Современники тоже довольно высоко оценивали работу врачей, привлекаемых для осуществления надзора за проституцией. Об этом, в частности, говорилось на Первом Всероссийском съезде по борьбе с сифилисом в 1897 г.[183]

Однако под влиянием демократических настроений в начале XX в. стало уже «неприличным» осуждать проститутку, и общественный статус Врачебно-полицейского комитета заметно снизился. Его агентов нередко приравнивали к филерам. Общественность почему-то сосредотачивала свое внимание в основном на административно-розыскных функциях организации. Немаловажную роль сыграли в этом и прогрессивные российские писатели. С каким презрением писал А. И. Куприн в «Яме» о враче Клименко! По его характеристике, это «старый, опустившийся, грязноватый, ко всем равнодушный человек…», который никогда не думает, что перед ним живые люди, а «он является последним и самым главным звеном той самой странной цепи, которая называется узаконенной проституцией»[184]. Суровый приговор служащим Врачебно-полицейского комитета вынес в романе «Воскресение» Л. Н. Толстой. Ему явно не симпатичны «находившиеся на государственной службе чиновники, доктора-мужчины, иногда серьезно и строго, а иногда с игривой веселостью, уничтожая данный от природы для ограничения от преступления не только людям, но и животным стыд, осматривали женщин и выдавали им… патент на продолжение преступлений, которые они совершали со своими сообщниками в продолжение недели»[185].

Пренебрежение такого рода близко к свойственному российскому городскому менталитету негативному восприятию всех административных структур, деятельность которых носит регламентирующий характер. Однако оснований для подобного отношения не было. Ведь именно из числа служащих Врачебно-полицейского комитета вышли крупные исследователи-практики, осветившие проблем проституции в России. В их ряду следует прежде всего назвать A.И. Федорова, П. Е. Обозненко, К. Л. Штюмера. Они делали огромное и важное дело — налаживали систему надзора за распространением венерических заболеваний в городе. Действительно, все положения о Врачебно-полицейском комитете включали в себя в первую очередь подробные описания организации медицинского надзора за проституцией. Административно-карательные функции носили подчиненный характер. Это отчетливо видно из документов, регламентировавших надзор Врачебно-полицейского комитета в 40—60-х гг., и из позднейших законодательных актов. Для примера стоит привести циркуляр министра внутренних дел от 26 октября 1851 г., который очерчивал следующие — в порядке важности — направления организационной работы Врачебно-полицейского комитета:

1) «составление списков публичных женщин»; 2) «врачебное освидетельствование этих женщин»; 3) «лечение выявленных больных»; 4) «выяснение у больных мужчин, где заразились»; 5) осмотр «на предмет болезней всех задержанных полицией представителей низших классов»[186]. И в дальнейшем на первый план выдвигалась медико-охранительная сторона деятельности Врачебно-полицейского комитета. Об этом, в частности, свидетельствует отчет комитета за 1914 г., где выделялись основные аспекты его деятельности: «1) производство медицинских осмотров женщин, состоящих под надзором комитета и так называемых «комиссионных»; 2) наблюдение за аккуратной явкой проституток на врачебные осмотры; 3) принятие мер к розыску и доставлению в комитет проституток, уклоняющихся от явки на осмотр; 4) подчинение надзору женщин, занимающихся промыслом разврата; 5) освобождение проституток от врачебных осмотров и от подчинения комитету; 6) привлечение к судебной ответственности»[187]. К суду привлекались следующие лица: «а) проститутки, уклоняющиеся от явки на медосмотр; б) содержатели незаконных притонов; в) женщины, занимающиеся промыслом разврата, но не желающие подчиняться надзору комитета».

Этот документ, относящийся к последним годам существования Врачебно-полицейского комитета, позволяет обратить внимание читателя на чрезвычайно важный аспект взаимоотношений института продажной любви и общества, а именно на проблему правовой ответственности за проституцию. Как известно, до создания в Санкт-Петербурге Врачебно-полицейского комитета блуд в России являлся уголовным преступлением, что было даже зафиксировано в Уложении о наказаниях 1845 г. Последнее, в частности, предусматривало наказание за открытие публичного дома — сначала в виде штрафа, затем тюремного заключения от 6 месяцев до 1 года. Лица женского пола «за обращение непотребства в ремесло» подвергались аресту от 7 дней до 3 месяцев, «смотря по обстоятельствам, более или менее увеличивающим или уменьшающим их вину».