Лейла Аттэр - Бумажный лебедь (ЛП)

• Название: Бумажный лебедь (ЛП)
• Автор: Лейла Аттэр
• Жанр: Современные любовные романы

Говорят, что необходим двадцать один день, чтобы возникло привыкание. Врут. На протяжении двадцати одного дня она держалась. Но на двадцать второй день она отдала бы что угодно за сладкое забытье смерти. Потому что на двадцать второй день она осознает, что ее единственный выход означает верную смерть одного из двух мужчин, которых она любит. Запоминающийся рассказ о страсти, потере и искуплении. «Бумажный лебедь» — это загадочная, напряженная и вместе с тем трогательная история любви, включающая интригу и неизвестность. Пожалуйста, обратите внимание: это НЕ любовный треугольник. Полноценный, не серийный роман, предназначенный для взрослой аудитории из-за насилия, секса и нецензурной лексики. Для некоторых читателей сюжет может показаться неприятным.

---

Дамиан обернулся, когда я начала смеяться. Он окинул меня взглядом: перевернутая корзина на голове, по щиколотку в жиже и липкой грязи, и начал смеяться также.

— Сюда, — он схватил меня за руку и потянул в маленькую лесную хижину в джунглях.

Тростниковая крыша защитила нас от налетевшего вихря. Я упала на землю, промокшая до нитки, попыталась восстановить дыхание, но потерпела фиаско, поскольку не могла прекратить смеяться над Дамианом с испачканными в грязи ногами.

— Приятель, если для тебя так важно увлажнение ног, запишись на педикюр. Ужас, — сказала я, погрустнев, когда увидела, что он больше не смеется.

— Что? — спросила я. Он смотрел на меня так проницательно, что я начала ерзать.

— У тебя все тот же смех, — сказал он.

Я замерла и опустила глаза на корзину на моих коленях. Я не хотела, чтобы он понял, что эти почти незаметные спонтанные дружеские порывы вызывают во мне желание заключить его в объятья и сломать все стены, которые мы возвели, чтобы спрятаться друг от друга.

— Тот же смех, за исключением щели между передними зубами, — продолжил он, растянувшись возле меня.

— Я все та же девочка, Дамиан, — я опустила голову, и мы легли на пол, мечтая о наивном детстве, цельных сердцах, свежей чистоте и настоящей жизни. О грязных лужах и лицах, испачканных шоколадом, ободранных коленках, прыжках через скакалку. О том, как я пряталась за юбкой МаМаЛу после того, как разрисовала его лицо ярко-розовой краской, пока он спал под деревом.

— День посещения могилы МаМаЛу — один и тот же каждый год? — спросила я.

Он кивнул, глядя на сухие пальмовые ветви, разложенные на крыше.

— Обычно я ждал у стен тюрьмы. Как-то раз я услышал, как она пела. Это был последний раз, когда она пела для меня. Звук доносился настолько отчетливо, что я мог слышать его среди всего того шума и хаоса вокруг, будто бы МаМаЛу оказалась рядом со мной, напевая мне в ухо. Я думаю, это был ее способ сказать «прощай». С тех пор я каждый год прихожу туда в этот день.

Я хотела дотянуться до руки Дамиана, сжать его пальцы. Я хотела заверить его, что он был хорошим сыном, и сказать ему, как сильно его любила МаМаЛу, но было слишком трудно проглотить комок, образовавшийся в горле.

Мы слушали стук дождя, пока грязь высыхала на наших ногах.

— Что это за место? — спросила я, оглядываясь вокруг. Хижина была хлипкая, но было видно, что ее использовали. Фонарь висел на одном из столбов, внутри стояла импровизированная скамейка с инструментами и заржавелыми болтами и гвоздями, лежащими на ней.

— Это вроде мастерской теперь. Я соорудил ее, когда мы с Рафаэлем впервые приехали сюда. Тогда это была просто заросшая травой хижина, но мы обшили ее древесиной и залатали. Со временем я построил дом и перестал сюда приходить.

— Ты построил его сам?

— Понемногу. Перевозка материалов в это место была сложной. Это заняло несколько лет, но мне нравится приезжать сюда, работать — и быть в одиночестве.

— Ты как МакГайвер.

— Мак кто?

— МакГайвер. Это любимое шоу моего отца, о сапере, который чинит практически все, что угодно, с помощью канцелярской скрепки и швейцарского армейского ножа. Бьюсь об заклад, он мог бы показать тебе, как вставить стекла в окна.

— Что заставляет тебя думать, что я не установил их намеренно?

— Ты ведь никогда не любил стекла в окнах, — проговорила я, думая о временах, когда мне приходилось открывать свое окно, чтобы он мог проскользнуть в него. Я знала, что он вспомнил о том же. Дамиан не передвинулся, когда я дотронулась до тыльной стороны его пальцев своими. Это было так интимно — возможность держаться с ним за руки.

— Помнишь желтые цветы, которые падали с деревьев? — спросила я.

— Да.

Я улыбнулась, когда дождь, скопившийся на крыше, стал просачиваться сквозь листья, капая на наши лица с громкими «кап». Мы остались на месте, не желая шевелиться, притворившись, будто капли дождя — это влажные солнечные цветы.

— Дамиан, — сказала я, удерживая глаза закрытыми, — я знаю, что должна вернуться назад в тот иной мир, мир, из которого ты меня похитил. И я понятия не имею, что произойдет между «сейчас» и «тогда», но прямо здесь, пока идет дождь, в этой хижине, на этом острове, в этот момент я хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Дамиан не ответил, но пальцы убрал. И все-таки, это было хорошо. И если точно, это было больше чем хорошо, потому что Дамиан Кабальеро боролся кое с чем, чего он боялся до чертиков. Со мной.

Глава 23

― Готова? ― спросил Дамиан.

― Ты уверен, что это безопасно? ― я сложила вдвое листок со списком продуктов, в которых мы нуждались, и поправила солнечные очки.

― Это туристический город, оживленные улицы, масса народу. У меня борода. У тебя другой цвет волос. Мы совершенно отличаемся от наших фотографий. Никто не узнает, ― Дамиан натянул свою бейсболку. Сан-Диего.

Сексуальный Дамиан.

План Рафаэля работал. Из-за выброшенной в Каборасе телефонной сим-карты Дамиана поиски пошли по ложному следу. Им не потребуется много времени, чтобы понять, что след потерялся, но в данный момент мы были в безопасности.

― Не забудь это, ―Дамиан передал мне ожерелье из ракушек, которое он сделал для меня. ― Ничто не выдает туриста лучше, чем здешние изделия ручной работы.

Я надела его и посмотрела на свое отражение. Я была одета в черную майку и брюки, в которых была, когда Дамиан похитил меня. Они выглядели потрепанными: солнцем, жарой, водой.

Я не представляла себе, что когда-нибудь мне придется садиться в этих брючках на поросший мхом ствол дерева, не думала, что надела бы их для прогулки в джунгли за червями. Разумеется, я только держала ведро, когда Дамиан откапывал червей. Одно дело ― испачкать подол, но я вовсе не собиралась брать этих извивающихся тварей в руки.

Дамиан скинул маскировочное покрытие из пальмовых листьев, которое он привязал к лодке. Было странно вернуться в место, из которого раньше я так страстно желала сбежать. Чувство свободы, которое я ощущала сейчас, раньше я себе и представить не могла.

Быть оторванной от моего блистательного мира «напоказ» было ужасно тяжело, но я не знала, смогу ли я когда-нибудь снова стать тем человеком. Я больше не была пластмассовым манекеном, красивым и идеальным, я была переделана внутри и снаружи. Мои волосы выглядели ужасно, мои ногти выглядели ужасно, мое сердце выглядело ужасно. Но моя кожа жила и ее целовало солнце, и мое лицо сияло от океанского бриза и соленых брызг.

Я наблюдала, как Дамиан управлял судном и старался не глазеть на меня. Ветер заставил его рубашку прильнуть к телу, обрисовывая его плечи и безупречный пресс. Он не брился с тех пор, как мы были на острове, но его борода не была чересчур густой. Это делало его облик беззаботным, богемным и супермужественным, как будто он сошел со страниц морского журнала. Его лицо зажило. Все швы все еще были на месте, их уж скоро можно будет снять, и они спрячутся за линией волос и под его кепкой. У него острый нос, бронзовая кожа, плотно обтягивающая его скулы, черные ресницы обрамляли его глубокие темные глаза. Проклятье. У него был прекрасный, горделивый профиль.

Было начало второй половины дня, когда мы бросили якорь в оживленном порту. Круизные суда и яхты усеивали сверкающую гавань. За пляжами находились обширные курорты, магазины и рестораны. Мы просачивались сквозь потоки розовых такси, мимо сувенирных лавок, переполненных загорелыми телами туристов, суши баров и назойливых продавцов. Извилистые переулки открывали главную площадь, магазины и банки смотрели на толпы проходящих мимо людей из-под глубокой, арочной крытой галереи.

Я последовала за Дамианом, огибая вместе с ним высокие здания, игнорируя супермаркеты и сети магазинов, на другой стороне рыночной площади. Там, в стороне от зданий, на другом конце улицы, был открытый рынок. Яркие киоски, заполненные практически всем, что только можно вообразить: рядами арбузов, ананасов и апельсинов, халапеньо размером с маленькие огурцы, специями, сложенными в высокие ароматные пирамиды, пиратскими DVD и CD, поддельными пилюлями-энергетиками Gap и Hollister, повязками с торчащими из них огромными пенисами и веслами из кактусов, как минимум два метра высотой, сложенными в стопки.

Дамиан был прав. Это головокружительная какофония достопримечательностей, звуков и запахов была идеальным местом, чтобы смешаться с толпой. Мы купили яйца и белую фасоль, а еще томаты размером с кочан цветной капусты. Я присосалась к покрытым чили и сахаром шарикам тамаринда, которые заставили мой рот гудеть, а глаза слезиться. (Примеч. Тамаринд ― индийский финик, плодовое растение из семейства бобовых). Мы проходили мимо рядов с разложенными на льду морепродуктами. Там были окунь, осьминог и злые на вид акулы, которых называли cazón. (Примеч. Cazón Papas Locas это маленькие акулки, узкие и быстрые). Дамиан купил несколько моллюсков с мягкими, коричневыми раковинами.