Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений

• Название: Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
• Автор: Эдмунд Фелпс
• Издательство: Издательство Института Гайдара
• Жанр: Экономика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-93255-431-9

В этой книге нобелевский лауреат Эдмунд Фелпс предлагает новый взгляд на причины "богатства народов". Почему в одних странах в 1820-1960-х годах наблюдался резкий рост благосостояния, сопровождавшийся ростом не только материального богатства, но и "процветанием" — осмысленным трудом, самовыражением и личностным ростом для большего числа людей, чем когда-либо прежде? Фелпс связывает это процветание с современными ценностями — желанием творить, создавать и исследовать что-то новое, справляться с возникающими трудностями. Эти ценности подпитывали низовой динамизм, который был необходимым условием для широких инноваций.

Однако в последние десятилетия подлинные инновации и процветание сдают свои позиции. Исследования показывают, что в Америке количество инноваций и степень удовлетворенности трудом снижались с конца 1960-х, а послевоенная Европа так и не смогла вернуться к былому динамизму. Причина этого, по Фелпсу, заключается в том, что современные ценности, лежащие в основе современной экономики, оказались под угрозой вследствие укрепления традиционных, корпоративистских ценностей, которые ставят государство и общество над индивидом. Судьба современных ценностей является сейчас самым насущным вопросом для Запада: смогут ли страны Запада вернуться к современности, низовому динамизму, подлинным инновациям и самореализации личности или же мы и дальше будем иметь дело с ограниченными инновациями и процветанием, доступным немногим?

---

Паевые фонды создают еще один изъян, поскольку их способность к обширной диверсификации ослабляет стимулы для собственников состояний использовать хайековское специализированное знание отдельных компаний, отраслей и технологий, отказываясь от него и попросту передавая свои средства в управление в один или несколько фондов. Научная диверсификация портфелей, которая казалась одному из основоположников неоклассической экономики, Полу Самуэльсону, чудесным выигрышем в экономическом благосостоянии, на самом деле стала для современного капитализма значительным шагом назад, что было показано Амаром Бхиде в его статье 1993 года «Скрытые издержки ликвидности рынка акций». В нашем контексте важнее всего то, что цены на акции компаний могут почти не меняться, несмотря на наличие локальных знаний об изменении их возможностей, что обусловлено стремлением паевых фондов сохранять относительный вес, приписываемый ими каждой категории компаний. Следовательно, будущие инвестиции и инновации откладываются. Кроме того, у людей, предоставляющих профессионалам заниматься их инвестициями, меньше стимулов приобретать локальные или специализированные знания.

Наиболее серьезны, однако, многочисленные изъяны, возникшие внутри крупных инвестиционных банков. Несовершенства многих финансовых рынков были сведены на нет, и активы стали высоколиквидными. Крупные инвестиционные банки стали использовать большую часть своей кредитоспособности и экспертного знания финансового сектора для спекуляций на валютах и государственных бондах, а не для оценки компаний, отраслей и новых направлений. Более того, банки стали работать с гораздо более крупными рискованными активами. Для этого банки, которые всегда были партнерствами, в которых партнеры рисковали большей частью своего состояния, были превращены в корпорации, котирующиеся на биржах и практически неподконтрольные акционерам. Если что-то шло не так, убытки несли акционеры, а менеджер, который больше не был партнером, освобождался от личной ответственности за любые решения относительно инвестиций, какими бы вопиющими они ни были. (В определенном смысле такой подход к банковскому делу не имеет ничего общего с казино, поскольку казино, как правило, вообще ничем не рискует. Однако ирония в том, что это банковское дело, которое делает вид, будто оно может полагаться на закон больших чисел, управляя рисками посредством точных научных методов.)

Спекуляции банков означают также риск более сильных колебаний цен на активы и более значительных обвалов. Банки любят занимать на короткий срок по низкой ставке и предоставлять долгосрочные кредиты, когда, как это бывает обычно, долгосрочные ставки еще не упали; все это похоже на легкие деньги. Однако, даже когда шансы кажутся достаточно выгодными, эта игра очень похожа на «разорение азартного игрока». Если происходит неожиданное восстановление краткосрочных ставок, повышающее ставки по долгосрочным ценным бумагам, цена последних падает — точно так же, как цены домов упали после долгого спекулятивного бума на недвижимость, — а банки несут огромные убытки по своим займам. Большинство стран с капиталистической экономикой давно уже отказалось от попыток принудить инвестиционные банки брать ссуды на длительный срок и выдавать долгосрочные кредиты, чтобы у банков был шанс восстановиться до истечения сроков выплаты по долговым обязательствам. Еще одно социальное последствие этих безудержных финансовых спекуляций состоит в том, что они подталкивают государство к введению контроля над движением капитала и другим популистским ограничениям, которые вредят инновациям, что позволяет существующим фирмам, уже обладающим капиталом, сохранять свое положение, но при этом мешает стартапам находить капитал, лишая их уверенности в том, что они могут реализовать свой проект до того, как разразится очередной кризис. (Ничто из сказанного не означает, что необходимо ввести общий запрет на любые спекуляции, осуществляемые отдельными лицами, фирмами или даже банками.)

Во многих отношениях американские коммерческие банки, то есть банки, в которых домохозяйства и компании держали свои депозиты, были укрощены Законом Гласса-Стиголла 1933 года, принятым после того, как крах 1929 года привел к банкротству пятой части всех коммерческих банков. Фердинанд Пекора, бывший прокурор, в своем выступлении перед конгрессом привел свидетельства того, что банки сыграли определенную роль в спекулятивном буме. Новый закон запрещал коммерческим банкам заниматься операциями по размещению ценных бумаг с гарантией, брокерскими услугами по покупке и продаже акций и облигаций от имени клиентов, а также самостоятельными торговыми операциями с ними. Однако в 1999 Г0ДУ закон был отменен. В следующие несколько лет эти банки, например Citibank и JPMorgan Chase, создали или приобрели инвестиционные банки, наращивая свои капиталы за счет массовых краткосрочных займов.

Значительный изъян в банковской отрасли и похожий изъян в отрасли авиаперевозок возник из-за того, что называли «разорительной конкуренцией», пока само понятие не вышло из обращения. Авиакомпания набирает все больше и больше направлений, по которым осуществляет авиаперевозки, а банк пытается оседлать кредитную волну, полагая, что накладные издержки можно будет распределить по большему числу направлений или большему количеству активов, так что прибыли вырастут. Однако этим занимаются все авиакомпании, а потому они уничтожают шансы друг друга на получение какой-либо прибыли. Кредитная горячка 2005–2006 годов основывалась на представлении, что убытков не избежать, если не приобрести дополнительные активы. При этом никто не учитывал, что конкуренты в то же самое время действовали исходя из тех же соображений, так что результатом стало необоснованное разрастание отрасли. Следовательно, за повторяющиеся кризисы в этих отраслях пришлось заплатить рабочими местами и прибылями, но они дорого обошлись и всей остальной экономике.

Банковская сфера предала само понятие современной экономики, сделав ставку на наращивание активов, не предполагающее никакой оценки и суждения, хотя без последних правильно функционирующая современная экономика невозможна.

«Культура денег», самомнение, дела и мышление

В интервью радио RTL Даниэль Миттеран, чей муж Франсуа Миттеран был президентом Франции в 1980-х годах, незадолго до своей смерти выступила против французской экономической культуры. «Всем известно, что основание современной системы — это деньги. Деньги — вот гуру, они все решают!» В этом утверждении завуалированно указывается не только на то, что ориентация на деньги сегодня сильнее, чем в прошлые времена, но и на то, что именно капитализм озабочен деньгами, но не корпоративизм Миттерана, Петена или Кольбера. Однако подобные системы поиска ренты и патронажа точно так же ориентированы на деньги, как и системы капитализма, как досовременного, так и современного. В современном капитализме, в отличие от корпоративизма, экономика развивается главным образом благодаря тем людям, которые, хотя и следят за своим счетом, стремятся сделать нечто новое — внести вклад в жизнь общества, создать памятник самим себе или заняться увлекательными инициативами, а не только делать деньги.

Даже в Америке деньги слишком важны в общественной и частной жизни. Немалое впечатление производит то, как 1 % самых богатых держится за низкие налоги, а нижние 99 %, если пресса описывает все верно, стремятся установить контроль над самыми высокими доходами. Поскольку мы пытаемся выяснить причины снижения динамизма, нам важно знать, «решают» ли деньги сегодня больше, чем в 1960-е и 1920-е годы. Известный философ Джон Дьюи вдумчиво оценивал значение денег в Америке 1920-х годов. (Полагая, что почти все сотрудники компании не играют в ее деятельности вообще никакой роли, которая была бы связана с воображением, интеллектом или эмоциями, поскольку на это способен только менеджер, он выступал за кооперативы, которые могли бы взрастить «новый индивидуализм». Однако его заслуга в том, что он вынес на общественное обсуждение вопросы воображения, интеллекта и эмоций. Процесс тоже имеет значение: поставленные цели не всегда оправдывают средства.) В 1929 году Дьюи писал:

мы живем в культуре денег <…> Достоинство измеряется способностью постоять за себя и вырваться вперед в конкурентной гонке за деньгами <…> главное стремление родителей [из рабочего] класса — сделать так, чтобы их дети поднялись и стали предпринимателями (или профессионалами) <…> наиболее ценимые личные привычки — это четкое понимание собственных преимуществ и абсолютная решимость сохранить их, какую бы человеческую цену ни пришлось заплатить[191].

Дальше Дьюи выдвигает некоторые предположения о том, как могла возникнуть эта «культура денег»: