Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений

• Название: Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
• Автор: Эдмунд Фелпс
• Издательство: Издательство Института Гайдара
• Жанр: Экономика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-93255-431-9

В этой книге нобелевский лауреат Эдмунд Фелпс предлагает новый взгляд на причины "богатства народов". Почему в одних странах в 1820-1960-х годах наблюдался резкий рост благосостояния, сопровождавшийся ростом не только материального богатства, но и "процветанием" — осмысленным трудом, самовыражением и личностным ростом для большего числа людей, чем когда-либо прежде? Фелпс связывает это процветание с современными ценностями — желанием творить, создавать и исследовать что-то новое, справляться с возникающими трудностями. Эти ценности подпитывали низовой динамизм, который был необходимым условием для широких инноваций.

Однако в последние десятилетия подлинные инновации и процветание сдают свои позиции. Исследования показывают, что в Америке количество инноваций и степень удовлетворенности трудом снижались с конца 1960-х, а послевоенная Европа так и не смогла вернуться к былому динамизму. Причина этого, по Фелпсу, заключается в том, что современные ценности, лежащие в основе современной экономики, оказались под угрозой вследствие укрепления традиционных, корпоративистских ценностей, которые ставят государство и общество над индивидом. Судьба современных ценностей является сейчас самым насущным вопросом для Запада: смогут ли страны Запада вернуться к современности, низовому динамизму, подлинным инновациям и самореализации личности или же мы и дальше будем иметь дело с ограниченными инновациями и процветанием, доступным немногим?

---

Так что есть очевидный ответ на вопрос о том, откуда к бизнесменам приходят идеи об инновациях: они приходят к ним из бизнес-сектора. Бизнесмены опираются на свои личные наблюдения и знания, соединяя их с общим пулом публичного знания (например, по экономике), и в результате придумывают идеи, ведущие к новому методу или продукту, которые могут «сработать», — примерно так же ученый, погруженный в свои экспериментальные данные, специальные теории и общие научные знания приходит к формулировке или гипотезе, которые нужно проверить и которые способны дополнить научное знание. Бизнесмены и ученые в равной мере опираются как на частные знания, основанные на индивидуальном наблюдении, так и на публичные знания сообщества, к которому относится данный индивид. (Однако сциентисты, несомненно, будут и дальше верить в то, что бизнесмены получают свои идеи извне, а не из бизнеса, точно так же как большинство людей считают, что композиторы берут свои идеи не в музыке, а в чем-то другом. Роберт Крафт, опровергая это распространенное заблуждение, как-то пересказал диалог между репортерами и Игорем Стравинским: «Маэстро, не скажете ли, откуда вы берете все эти идеи?» «Из фортепиано», — бросил он в ответ.)

Фридрих Хайек, австрийский экономист, один из ключевых представителей австрийской школы, первым из экономистов стал изучать различные экономики с этой точки зрения. В его работах 1933–1945 годов производители и покупатели рассматриваются в контексте окружающих их сложных экономик, причем предполагается, что они обладают ценными практическими знаниями о том, как и что лучше всего производить. В обычном случае такие знания, которые являются локальными, контекстуальными и калейдоскопичными, нельзя легко приобрести или сообщить кому-то другому — они остаются частными знаниями. (Даже если бы все они были доступны даром, то есть открыты для публики, их объем все равно был бы слишком велик, чтобы их можно было осмыслить или, тем более, усвоить.) Следовательно, такие знания остаются рассеянными среди участников экономики, и в каждой отрасли есть много знаний, специфичных только для нее, а у каждого индивида есть некоторые дополнительные знания, свойственные только ему или немногим другим людям. Это приводит нас к двум тезисам. Во-первых, сложная экономика получает критический выигрыш благодаря рынкам, в которых индивиды и компании могут обмениваться товарами и услугами друг с другом, так что специализация практических знаний может продолжаться, и каждому не нужно быть мастером на все руки, обладающим лишь незначительными познаниями в каждой из областей. Когда в какой-то отрасли приобретается новое знание, оно «сообщается» обществу посредством рыночного механизма — понижения цены или чего-то подобного. Во-вторых, такая экономика, если ее не сдерживать, является организмом, постоянно приобретающим новые знания о том, что и как производить (и при этом отбрасывающим старые знания, когда они больше не нужны). В этом процессе «открываются» правильные цены. Каждая компания или участник похожи на передового наблюдателя или муравья-разведчика, поскольку они быстро реагируют на наблюдения и исследования любого локального процесса, внося поправки в объем или направление производства. Если производство какого-либо продукта растет, снизившаяся рыночная цена становится для общества сигналом того, что теперь он стоит меньше, чем раньше[23]. Вот что Хайек называл экономикой знаний.

Однако в этих работах Хайека речь не об инновациях. В них не рассматриваются эндогенные инновации, которые развиваются из идей, возникших благодаря креативности участников экономики. В часто цитируемой статье 1945 года он ясно указывает на то, что обсуждает, как он сам их называет, «адаптации» к «меняющимся обстоятельствам». Такие адаптации опираются на некоторые из ранее упоминавшихся человеческих способностей современного предпринимательства — способность суждения, мудрость и стремление к успеху.

Но адаптации связаны с определенной предсказуемостью, в отличие от инноваций. Они не требуют интуитивного прыжка, являясь отражениями того, что рано или поздно произошло бы, а потому они блокируют другие изменения, которые уничтожили бы потребность в адаптации. И они не будут продолжаться, если «обстоятельства» перестанут «меняться». То есть они не вызывают прорыв, а, скорее, закрывают наличествующий. Напротив, инновации (от латинского слова «nova» — «новый») невозможно определить на основе имеющегося знания, то есть они непредсказуемы. Поскольку они являются новыми, узнать о них заранее невозможно. Однако у многих бизнесменов есть неверное представление, будто инновации — это когда нужно выяснить, чего хотят потребители. Ошибочное представление об инновациях как о чем-то предсказуемом критикуется Вальтером Винченти:

«Технический императив» убирающегося шасси <…> стал очевиден постфактум. Тогдашние проектировщики, по их собственным признаниям, не могли его предвидеть <…> Инноваторы понимают, куда они хотят попасть и какими средствами они собираются туда попасть. Но, если их идея действительно новая, они не могут с полной уверенностью предсказать, сработает ли она, то есть удовлетворит ли она всем важным требованиям[24].

Поскольку инновацию невозможно предвидеть, она может носить прорывной характер, создавая новую мозаику, к которой надо будет подбирать фрагменты, то есть приспосабливаться к ней. Инновации — это те события, к которым приспосабливаются «адаптации». (Однако значительная адаптация, которая происходит раньше срока, может стать прорывом.) Инновация может быть эфемерной, однако большинство завтрашних инноваций стоят на плечах сегодняшних. Постепенно они направляют «практику» экономики к тем «портам назначения», которые в противном случае остались бы незамеченными. Таким образом, инновации отвечают более высоким критериям, чем адаптации.

Для инноваций, требующих наличия таких интеллектуальных способностей, как воображение и интуиция, позволяющих придумывать новые цели, также необходима смелость зайти на незнакомую территорию и двинуться в направлении, отличном от того, что выбрали коллеги и учителя. Это заставляет нас видеть в инноваторах героев, которые ставят творчество выше комфорта и готовы принять неудачи и потери. Однако нет оснований полагать, что инноваторы любят риск. Инноваторы из Миннесоты Гарольд и Оуэн Брэдли говорили, что инновация рождается из придумывания новой в каком-то отношении модели бизнеса или мира. Поэтому возможно, что инноваторами, кем бы они ни были — основателями компаний, талантливыми директорами или же пользователями-первопроходцами, — движет внутренняя потребность доказать самим себе или остальным значимость своих идей.

Образцовым случаем инновации служит история создания массового автомобиля Генри Фордом. В своей лекции 2011 года «Эврика» Гарольд Эванс так описал эту историю:

Многие американцы считают, что Генри Форд изобрел автомобиль. Конечно, у него были предшественники и в Европе, и в Америке, и даже в его родном Детройте. Он говорил: «Я ничего не изобрел. Я просто собрал в автомобиль открытия других людей». В действительности же он сделал нечто совершенно новое. Дело не в том, что он придумал автоматическую конвейерную линию — конвейер, который в пять раз повышал производительность молотьбы, был разработан Оливером Эвансом еще в 1795 году <…> Гений Генри Форда заключается в идее — в эгалитарном представлении о том, что у каждого должен быть свой автомобиль.

Хотя некоторые люди не считали Форда каким-то выдающимся инноватором (как, впрочем, и сам он), его прорыв заключался в том, что он заглянул в будущее и представил новый образ жизни, осуществимость которого была им доказана. Другая поучительная история — это всем известная американская железная дорога, проходящая через всю страну. Эванс обсуждает ее в своей книге 2004 года «Они сделали Америку» (They Made America):

Теодору Джуде из Сакраменто хватило смелости заняться первой в Америке трансконтинентальной железной дорогой, играя роль одновременно предпринимателя и инженера. Его жена Анна писала: «стало ясно <…> что в нем было что-то <…> что позволяло ему идти на гигантские и смелые начинания». Критики говорили, что идея витала в воздухе много лет и строительство дороги было «просто вопросом времени».

Как отмечает Эванс, инженерный подвиг Джуды многие считали слишком предсказуемым, чтобы отнести его к инновациям. Однако «вопросом времени» была лишь попытка построить такую дорогу. Успех же вызывал сомнения. Многие инженеры считали, что прямую железную дорогу до Северной Калифорнии вообще невозможно создать. Так что успех строительства невозможно было предвидеть. Джуда отличался поразительной интуицией, и он доказал свою правоту.