Александр Русов - В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть)

• Название: В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть)
• Автор: Александр Русов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00628-1

В книгу вошли лирико-драматическая повесть «Записки больного» и два трагикомических романа из цикла «Куда не взлететь жаворонку». Все три новых повествования продолжают тему первой, ранее опубликованной части цикла «Иллюзии» и, являясь самостоятельными, дают в то же время начало следующей книге цикла. Публикуемые произведения сосредоточены на проблемах и судьбах интеллигенции, истоках причин нынешнего ее положения в обществе, на роли интеллектуального начала в современном мире.

---

Часто ты приходил раньше времени и ждал у остановки третьего троллейбуса, прогуливаясь вдоль дома, переходящего в отштукатуренную желтую глухую стену. И вот вдали показывался троллейбус, похожий на трансатлантический лайнер, светящийся изнутри. Его обгоняли верткие автомобили, а он шел величественно и неумолимо, и было в этом движении что-то такое, от чего перехватывало дыхание. Когда троллейбус останавливался, ты с нетерпением заглядывал в переднюю распахнувшуюся дверь, откуда тотчас начинали вываливаться, будто фарш из мясорубки, люди. На первом троллейбусе Бабушка никогда не приезжала, и ты терпеливо ждал следующего. После третьего или четвертого пропущенного троллейбуса подспудное волнение начинало овладевать тобой, и в животе всякий раз возникало такое ощущение, будто объелся мороженым.

Бабушка наконец приезжала. Ты помогал ей сойти с подножки, брал под руку — чаще брала тебя она, — и вы медленно шли тем же путем домой.

О чем говорили вы по дороге?

Ни о чем. У Бабушки была эмфизема легких, а меня она просила не разговаривать на морозе, чтобы не простудился. Но мне ведь достаточно было и того, чтобы находиться рядом, чувствовать, как она опирается на мою руку, как неверно ступает ее нога на обледенелый асфальт, какая она тяжелая и легкая одновременно, как шмыгают в просвете улицы Горького машины, как искрится в слабых огнях фонарей выплывающий из небытия рано наступившей ночи редкий снежок.

Эти обязательные вечерние прогулки от остановки троллейбуса № 3 до нашего дома, находящегося на другой стороне улицы Горького в переулке, параллельном тому, где стоял дом Арже, запомнились мне навсегда и были, пожалуй, самыми счастливыми в моей жизни. Я шел домой с возлюбленной Бабушкой, нам не грозила разлука, и так должно было продолжаться  в е ч н о. Мы входили в тепло натопленный дом (таскать дрова из сарая во дворе для печки-голландки было моей постоянной обязанностью), я помогал Бабушке снять тяжелое пальто, и тут иногда, может раз в неделю, она доставала из своего ридикюля нечто припасенное специально для меня — например, диафильм в круглой пластмассовой коробке. А однажды произошло чудо: днем к нам пришла в гости дальняя родственница и гадала на картах. Мне выпало что-то приятное, радостное, какая-то прибыль, и вот в тот же вечер Бабушка осчастливила меня очередным подарочком.

Неужели именно с тех пор стал ты верить карточным гаданиям, предсказаниям, прорицаниям?

Но ведь и правда чудо…

Как любила тебя Бабушка! Как любил ее ты!..

А декабрь был уже на исходе.

Можно сказать, он уже истек, приятель, пока мы тут с тобой предавались приятным воспоминаниям.

Так это значит…

Это значит, что всего несколько дней осталось до Индириного шестнадцатилетия и нужно поторопиться. Деньги-то у тебя есть?

Естественно.

Откуда?

Экономия на школьных завтраках, и Мама обещала десятку подкинуть.

По-нынешнему рубль?

Тогда большие деньги…

Словом, пора готовить подарок.

Какой? Вот в чем вопрос. Он ведь должен отвечать, соответствовать… И в то же время… Сам понимаешь…

Так что ты собираешься ей купить?

Еще подумаю…

3 января 1957 года в существующем и до сих пор маленьком цветочном магазине, как бы зажатом между громадой Елисеевского магазина и домом ВТО, ты купишь ей раскидистый куст живой белой сирени в корзине, как-то даже и не подумав сгоряча, куда ей деть его в той забитой до отказа вещами девятиметровой комнатенке. Но тогда лично тебя больше интересовали совсем другие проблемы, а именно — как сделать так, чтобы; а) ее родители и она не узнали имени отправителя цветов; б) чтобы она об этом все-таки догадалась; в) суметь потом проверить, что тебя в магазине не надули, цветы доставлены по нужному адресу и в назначенный срок. Каждая из этих проблем была, разумеется, грандиознее онегинской любви и куда кошмарнее, чем любая фантазия Гёте. Как уж ты там решил, Телелюев, эти свои проблемы, нам сейчас не столь важно. Гораздо важнее факт наличия в московском цветочном магазине тех далеких лет, в самую жестокую, можно сказать, пору господства Снежной Королевы куста свежайшей, источающей весь присущий ей колдовской дурман белой сирени. Разумеется, твой счастливый выбор вполне соответствовал, отвечал, гармонировал, выражал… ну и так далее — в том смысле, что это был единственный, может, оказавшийся в твоем распоряжении способ остаться самому в тени, обеспечив в то же время гарантированную доставку на дом. Хотя чем она гарантировалась, было неясно: тебе даже квитанции не выдали. Но заказ, правда, приняли, деньги взяли, записали адрес. И вот тут твоя дьявольская сообразительность влюбленного подсказала замечательный ход — выход из положения по пункту «в». Ты покупаешь Индире какой-нибудь самый обыкновенный подарок и заходишь поздравить ее — просто так, в порядке товарищеской отзывчивости, как соученицу и соратницу по ВЛКСМ — с днем шестнадцатилетия, чтобы пожелать крепкого здоровья и дальнейших успехов в учебе. И как тебе это было ни трудно, Телелюев, как ни стеснялся ты, хочу я сказать, ты со всем мужеством лучшего и в то же время типичного представителя молодежи тех лет позвонил ей на следующее утро по телефону и вполне бодрым голосом, в котором не звучало, пожалуй, панических ноток, попросил разрешения зайти на правах старого приятеля, с которым она участвовала в летних играх на первенство пункта Е по волейболу.

И вот что еще характерно, приятель. Вот что типично. Тех денег, что ты накопил за полугодие, отказавшись от трат на школьное высококалорийное питание, плюс десять — двадцать рублей, полученных от Мамы, хватило не только на цветущий тяжелыми белыми гроздьями куст из семейства маслиновых с его гарантированной доставкой по адресу: улица Горького, дом 3, комната 37, Красавице Индире Индировой Великолепной, — но и на тот придуманный тобой в качестве уловки подарок, который, правда, оказался не совсем обыкновенным, то есть даже совсем необыкновенным, хочу я сказать…

Ты как бы стеснялся его покупать и весь залился краской, когда, выгребая последнюю мелочь из кармана, взял у кассирши чек, хотя это были ведь не табачные и не винно-водочные изделия, тем более не изделия подмосковного Баковского завода высококачественных резиновых изделий. К тому же откуда кассирше было знать, что именно ты покупаешь и для кого. Может, ты покупал это для своей Мамы? Но на воре шапка горит, Телелюев, и сам ты прекрасно знал, что ни за что на свете не подарил бы Маме  т а к о е. Со стыда бы сгорел. Просто в голову бы не пришло. С другой стороны, этот как бы совсем обыкновенный подарок Индире тоже ведь должен был как-то отвечать и соответствовать…

Соответствовать чему?

Ей.

Во всяком случае, он никак не соответствовал ни подарку мальчика, ни подарку шестнадцатилетней девушке из того же девятого класса.

Но зато вполне подходил Даме С Зонтиком или Даме В Перчатках, которую сквозь туман десятилетий углядела в Индире твоя резкая в суждениях, часто несправедливая, взбалмошная Мама!

Вот что это было. Большая серебристо-грифельного цвета коробка с узором в виде перепутанных черных прожилок, с вычурно закругленными углами в стиле рококо, и в ней, в этой полупристойной пузатенькой коробке, находились всякие прелестные женские штучки для холи кожи, волос, ногтей и прочего, так сказать, о д у л я н с и о н а  на дому, утопавшие в пышном чернильного цвета шелку.

Кстати, как правильно пишется это любимое Индириным отцом и частенько употребляемое им в насмешку над женщинами дома словечко?

Честно говоря, не знаю. В Бабушкиных диктантах оно не встречалось.

Просто удивительно, как это твой уже тогда не безупречный вкус вдруг обнаружил соответствие…

Может, я что-то предвидел, предчувствовал?

Какая прозорливость! Какая душевная глухота, товарищ Телелюев, хочу я сказать! Вам потребовались годы на то, в чем любой другой разобрался бы с одного взгляда.

Но прими во внимание отсутствие жизненного опыта. И куст белой сирени. И храм, строительство которого было уже завершено.

Уж не сам ли ты обрек ее на эту роль?

На какую еще роль?

Согласись, нет более жалкой участи, чем участь поверженного божества.

Я тут при чем?

Кто-то ведь должен ответить.

За преклонение перед тем, чего на самом деле не было?

Отвечайте, Телелюев! Встаньте!! Шляпка с ручкой, Телелюев!!! Садитесь. Два.

…Короче, придя к Индире домой, ты попытался как можно непринужденнее вручить ей эту коробку, аккуратно завернутую и перевязанную сверху скрученной бумажной веревкой, а внутри — шелковой розовой ленточкой, точно какой-нибудь купеческий торт. Между тем глаз твой не без удовольствия отметил, что пункт «в» выполнен, сирень доставлена, но не сделал ли ты какой промашки в части решающего пункта «б»?