Елена Щетинина - Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)

• Название: Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)
• Автор: Елена Щетинина
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94510-8

Таинственный незнакомец открывает молодому астроному ужасающую правду о грядущей судьбе человечества. Верить ли пришельцу из будущего или… продолжать заниматься своим делом?.. Бойцовый Кот Гаг наконец-то встречает в лукавом мире земного Полдня настоящего человека. Он даже готов отдать этому загадочному русскому свой автомат… Зона Посещения в России гораздо опаснее Хармонтской, но стоит ли нашим сталкерам рассчитывать на Золотой Шар?.. У начальника канцелярии Хрона Монадовича Вия только одно заветное желание, а у программиста НИИЧАВО Саши Привалова лишь несколько мгновений, чтобы его остановить… Эти и другие захватывающие истории – в новом сборнике из цикла «Мир Стругацких»! Первая книжная публикация найденного в архивах рассказа Аркадия и Бориса Стругацких «К вопросу о циклотации»!

---

– Сходи в облако. Познакомьтесь, – мягко сказала она. – А тогда уж к нам.

Окана окинула взглядом озеро. Вопросительно взглянула на Наву. Та кивнула.

После минутного колебания Соня сбросила одежду. И, обнаженная, ступила в озеро, погрузилась в воду и поплыла, рассекая руками неподвижную темную гладь. Несколько раз ей казалось, что кто-то трогает ее за ноги снизу, из глубины. Не пытается схватить и утащить на дно, просто проверяет. Знакомится. Никто здесь не желает ей зла.

И лес… лес тоже не желал ей зла. Иначе бы она давно умерла.

Она пересекла озеро безо всяких происшествий и вышла на той стороне. Лиловый туман – облако, как назвала его Нава, – был не туманом вовсе, а сгустком какой-то разреженной субстанции. Слишком густой, чтобы ее можно было счесть газом, не жидкой, не твердой, не плазматической. Это было какое-то новое, неизвестное на Земле агрегатное состояние вещества. Соня слегка нахмурилась, но пути назад не было. Она вздохнула. Закрыла глаза.

И пошла знакомиться.

… – Ну как? – спросила Нава, когда Соня вернулась из лилового облака. – Хорошо, правда?

– Да. Хорошо.

Нава сидела на земле и расчесывала пальцами мокрые волосы. Она походила на русалку. Я тоже теперь похожу на русалку, подумала Соня. Я могу дышать под водой. Она еще не пробовала, но не сомневалась, что сможет. И невольно скользнула пальцами по своим ребрам, точно пытаясь нащупать сквозь кожу выросшие над легкими жабры. Нет, конечно, никакие жабры там не выросли… ну, по крайней мере, она так думала… хотя что-то в ней изменилось, существенно и необратимо, когда она вошла в лиловое облако и вышла из него. Что происходило с того мгновения, как ее кожи коснулись лиловые молекулы, и до того мгновения, как они перестали ее касаться, Соня не помнила абсолютно. Осталось лишь иррациональное и глубокое, на уровне инстинкта, ощущение света и покоя. И принятия. Да, самое главное – принятия.

Чувство дома.

– Что же это такое? – тихо спросила Соня. – Кто вы такие?

Нава посмотрела на нее в веселом удивлении. Хмыкнула, сморщив веснушчатый носик.

– Мы подруги, конечно, – ответила она.

– Это я знаю, но чьи? Чьи вы подруги?

– Твои. Леса. Восточной стороны. Одержания. А, я поняла, – Нава протянула руку и ткнула тонким пальчиком Соне в лоб. – Ты стараешься думать. Это не надо. Ты же внутри себя уже все знаешь, так зачем понимать? Ты познакомилась с облаком? Вы друг другу понравились?

– Очень, – ответила Соня после долгой-предолгой тишины. – Очень понравились.

– А я так и знала! – торжествующе закричала Нава и совсем по-детски захлопала в ладоши. – Ну, давай тебя быстренько испытаем, просто чтоб ты сама убедилась, и тогда уже пойдем к нашим. М-м… А, вот он как раз! Прикажи ему.

Соня посмотрела на мертвяка, который все еще бестолково топтался у кромки озера. Теперь, когда она познакомилась с облаком, мертвяк не казался ни жутким, ни отвратительным. Он скорее напоминал новорожденного детеныша какого-то крупного зверя, причем не хищного – безобидного, слабого, нуждающегося в защите. Соня поманила его к себе, движимая острым чувством сострадания, вызванным пониманием того, какое жалкое и бессмысленное это существо. Но в большей мере – тем, каким жалким и бессмысленным оно было, прежде чем подруги превратили его в мертвяка… Та доля была еще незавиднее нынешней…

– Что мне с ним делать, Нава?

– Что хочешь. Придай ему форму. И не думай, Окана, милая, не думай ни о чем. Ты же все знаешь.

Да, она откуда-то все знала. Манящий жест сменился другим, рука сжалась в кулак и повернулась, точно закручивая винт. Мертвяк потащился вперед, точно его потянули на поводке, потом крутанулся на месте, взвизгнул, согнулся еще сильнее, скукожился… стал уменьшаться… почти исчез.

Когда он был уже совсем рядом, она разжала кулак. В раскрытую ладонь мягко скользнуло то, что еще минуту назад было здоровенным чудовищем, а теперь – стало твердым кусочком белого металла. Соня потрогала пальцем лезвие. Острое, как бритва.

– Эта штуковина называется скальпель, – пояснила Нава, хотя Соня знала и без нее. Где-то и когда-то, в другом мире, она уже видела такие штуки. – Надо же. Мне она тоже когда-то вот так же в руку заползла. Да мы с тобой похожи, подруга. Мы родня.

Она улыбнулась, и Соня улыбнулась в ответ.

– Значит, вот чего ты хочешь, – уверенно сказала Нава, глядя, как Соня сжимает рукоять скальпеля, быстро теплеющую в ее взмокшей ладони. – Это отлично. Нам в последнее время как раз не хватает ночных работников.

* * *

Бессмысленно, думала Ханна, петляя вслед за Кулаком по извилистой, заросшей сорняком тропе. Замкнутая цивилизация, сказал Наставник. Обособившаяся, отгородившаяся от мира лесом. Где-то на севере есть океан, и песчаные дюны, и свежий морской воздух, и ласковый, в белых барашках пены, прибой. Где-то есть База, на ней сидят умные, знающие люди, давно сидят, и в основном без дела, потому что умные люди – большей частью мужчины, а лес по непонятной причине к мужчинам враждебен и к своим тайнам их не подпускает. Еще где-то есть затопленные деревни, изничтоженные грибницей деревни, поглощенные болотом деревни, побитые прыгунами, пораженные синей травой. В деревнях живут люди, плохо живут, бедно и суетно, а главное – бестолково, потому что никто ничего не знает о своем мире и знать не желает. Как можно жить, ничего не зная о своем мире?

Еще где-то есть Город, а может статься, не один Город, а сразу несколько. Что такое Город, тоже никто не знает, разве что некий Молчун, который туда ходил. Идти с Кулаком в Старую деревню Ханна согласилась именно из-за этого Молчуна, личности, судя по всему, пытливой и незаурядной.

– Кулак, – окликнула Ханна топающего перед ней по тропе лохматого аборигена. – А Молчун, он в вашей деревне родился или в какой другой?

Кулак остановился, шумно опростал нос, затем уселся на землю, достал из походной торбы горшок с едой и, чавкая, начал есть.

– Хорошая еда, шерсть на носу, – сказал он, ополовинив горшок и протянув его Ханне. – Ты ешь, ешь, Чужачка, а почему ты, кстати, Чужачка? Хотя неважно, какая разница, почему ты Чужачка. А вот почему ты детей делать со мной не хочешь, это, шерсть на носу, очень важно. Одна вот тоже не хотела детей делать, так дали ей в мурло, теперь только и делает, что детей, полдюжины уже настрогала.

– Не отвлекайся, пожалуйста, – попросила Ханна, с сомнением разглядывая содержимое горшка. – Детей мы с тобой делать не будем, мы о Молчуне говорить будем. Понятно тебе? Не о детях, а о Молчуне. Так где он родился, ты говоришь?

– И зачем я тебя взял, – укоризненно сказал Кулак. – Правильно в твоей деревне говорили: нет с тебя никакого толку. Кто такая жена, ты знаешь? Ничего ты не знаешь, шерсть на носу. Жена – это чтоб человек был сыт, одет и чтоб дети. Без жены у человека детей не бывает, хотя, говорят, у подруг бывает, но врут, наверное, откуда им у подруг взяться, детям, да и самих подруг, должно быть, нет.

Ханна поднялась на ноги и пошла по тропе. До чего же они болтливы, думала она, вминая в тропу иссохшую оранжевую траву. Все причем, без исключения. Может быть, это защитный механизм такой – болтовня? Нечего человеку сказать, вот он и несет абы что, лишь бы не выглядеть дураком. Впрочем, Молчун, наверное, не болтает. Он, наверное, потому и Молчун, что держит рот на замке. Скорее бы, подумала Ханна. Скорее бы встретиться с Молчуном, поспрашивать его, поговорить, расхлебать с его помощью эту несусветную кашу в голове, понять, что, в конце концов, происходит.

– Долго еще? – обернулась она к пыхтящему за спиной Кулаку.

Оказалось, что долго. Что сначала будет Гнилая деревня, через нее плесень прошла, с тех пор гниют там все, шерсть на носу, волдырями исходят. Поэтому в Гнилой деревне жену брать никак нельзя, хотя они бы отдали. Затем будут Тростники, но их надобно стороной обойти, потому что там Одержание произошло, и голые девки лежат в воде, может, утопленницы, а может, и нет. Раньше рыбу в Тростниках пальцами приманивали, а теперь, шерсть на носу, никого не приманишь, разве что утопленницу. Один вот приманивал-приманивал, так накостыляли ему по шеям и сунули в озеро, там теперь и сидит на дне, никого не приманивает и как приманивать позабыл. Затем будут Муравейники, а оттуда до Старой деревни уже рукой подать.

– Если, конечно, в пути ничего не случится, – добавил Кулак. – А то, шерсть на носу, запросто может случиться, путь эвон какой неблизкий. Один вот тоже ходил-ходил, так заехали ему в ряшку…

Ханна вздохнула и слушать перестала. Они пересекли редколесье, пробрались сквозь мрачный неприветливый бурелом, а потом местность пошла под уклон, и тропа под ногами зачавкала, а лес по сторонам поредел, а затем и вовсе истаял, сменившись травяными зарослями. Солнце уже садилось, последние лучи с трудом пробивались сквозь хитросплетения лиан и вьюнов над головами, а с болот наносило затхлым и гнилостным, и что-то ухало, скрипело, скрежетало там угрожающе и зловеще.