Елена Щетинина - Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)

• Название: Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)
• Автор: Елена Щетинина
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94510-8

Таинственный незнакомец открывает молодому астроному ужасающую правду о грядущей судьбе человечества. Верить ли пришельцу из будущего или… продолжать заниматься своим делом?.. Бойцовый Кот Гаг наконец-то встречает в лукавом мире земного Полдня настоящего человека. Он даже готов отдать этому загадочному русскому свой автомат… Зона Посещения в России гораздо опаснее Хармонтской, но стоит ли нашим сталкерам рассчитывать на Золотой Шар?.. У начальника канцелярии Хрона Монадовича Вия только одно заветное желание, а у программиста НИИЧАВО Саши Привалова лишь несколько мгновений, чтобы его остановить… Эти и другие захватывающие истории – в новом сборнике из цикла «Мир Стругацких»! Первая книжная публикация найденного в архивах рассказа Аркадия и Бориса Стругацких «К вопросу о циклотации»!

---

– Чего молчишь? – укорил Трепача подоспевший Лентяй. – Ты не молчи, ты треплись давай, пока собрание не началось. Где это видано, чтоб молчать вместо чтоб, к примеру, трепаться.

Трепач икнул и перестал моргать.

– Повсеместное заболачивание, – сообщил он. – Уверенные Одержания на южных фронтах. Спокойствие и Слияние с новыми отрядами славных подруг. Истреблять вплоть до полного искоренения.

– Другое дело, – обрадовался Лентяй. – Истреблять славных подруг, Чужачка, ясно тебе? До полного искоренения на фронтах. На южных, к примеру. Заболачивание до повсеместного Одержания, что там еще?

– Ударные темпы разрыхления почвы, – одурело таращась, поведал Трепач. – Оттеснение пережитков домостроя на юг. Новые города для новых отрядов.

– Где они, эти новые города? – спросила Ханна, когда Трепач наконец замолчал и, отдуваясь, поднялся на ноги. – Растолкуй, пожалуйста, на каких фронтах и кого следует истреблять.

Трепач ошалело заморгал и принялся почесываться. Видно было, что ни где, ни на каких, ни кого он знать не знает.

– Кого надо, того и истреблять, – вступился за Трепача Лентяй. – Ты, Чужачка, прекрати свои вопросы спрашивать. Никто вопросов не спрашивает, одна только Чужачка спрашивает, и как только не надоело. Откуда нам знать кого. Сказано тебе: на южных фронтах, чего еще надо?

Ханна махнула рукой и пошла на площадь, где уже нес привычную монотонную невнятицу Зануда, вразнобой уговаривали его заткнуться Путник и Грибоед, а староста шикал на всех, чтоб рассаживались, чтоб помалкивали и чтоб не вздумали дремать. Ханна устроилась в корнях развесистого дерева с гнутым стволом и немедленно задремала, а очнулась, лишь когда сквозь дрему осознала, что речь завели о ней.

– Значит, в Старой деревне образовался жених, – напустив на себя значительности, поведал староста. – Некто Кулак, вон он сидит, полюбуйтесь. А у нас, соответственно, имеется готовая невеста – известная всем Чужачка. Спрашивается, как нам теперь поступить: отдать ли Чужачку жениху или приютить его у нас?

– Пускай забирает, – загнусавил Зануда. – Нечего нам тут лишних дармоедов селить, у нас и так одни дармоеды. Двести лет мы тут без этой Чужачки жили и еще столько же, может быть, проживем. Толку с нее никакого нет, одни вопросы, от которых голову ломит. Пускай теперь в Старой деревне ломит, где, кстати, эта деревня, отродясь о такой не слыхал.

– В Старую деревню мой дед ходил, – рассудительно сказал Грибоед. – И отец мой туда ходил, когда еще болот не было. Пять ден пути до деревни этой, вынь да положь. Только вот Чужачка нам хотя и чужая, а все ж таки своя. Толку с нее и вправду нет, но это от небольшого ума. Вот поживет с мужем у нас, пообвыкнется, ума наберется, глядишь, и будет толк. Детишек, опять-таки, нарожает.

Неужели это происходит со мной, со смесью изумления и горечи думала Ханна, переводя взгляд с Грибоеда на Зануду, а с того на жениха, неимоверно грязного бородатого молодчика с кудлатыми патлами. Глупая и жалкая фантасмагория. Какое право эти бедолаги имеют решать, где ей жить, за кого ей выходить замуж и выходить ли вообще. Даже Грибоеду, старому, доброму, рассудительному Грибоеду не пришло на ум спросить для начала не сородичей, а ее.

– Ни за кого не пойду! – вскочив на ноги, крикнула Ханна. – Тоже мне, сваты выискались.

– С одной стороны, Грибоед прав, – глядя сквозь Ханну, будто ее и не было вовсе, почесал буйную щетину староста. – С одной, значит, стороны, Чужачка нам не чужая. А с другой – пойди пойми, кто она такая и откуда взялась.

– Из Раиля, – подсказал Лентяй.

– Вот-вот, мы тут про такие места слыхом не слыхали. И ямочка между ключицами у нее одна. У всех нормальных людей две, а у нее одна. Почему, спрашивается? А не потому ли, что Чужачка, может быть, никакая и не Чужачка, а, скажем, подруга из тех, про которых треплется Трепач? А зачем нам здесь, спрашивается, подруги?

– Вот это голова, – восхищенно сказал Грибоеду Лентяй. – Недаром его старостой выбрали. И вправду, поди пойми эту Чужачку, чудная она какая-то, мутная. Может, оттого, что и в самом деле, к примеру, подруга?

– А давайте жениха спросим, – подал голос Трепач. – А то в такую даль за невестой пришел и сидит теперь сиднем, помалкивает, а мы тут за него, получается, решать должны. А ну-ка, скажи нам, как там тебя, Кулак, чего ты сюда к нам пришел? Сидел бы себе в Старой деревне и беды не знал, а ты пришел, будто у вас там других забот нет, кроме как в чужие деревни за девками шастать.

Выяснилось, что забот в Старой деревне, шерсть на носу, полон рот. Что от мертвяков спасу нет, и от воров спасу нет, и что девок, считай, почти не осталось. Что была у Кулака жена, но воры ее забрали, и на ком теперь жениться, шерсть на носу, если девки, считай, повывелись? Не на славных же подругах жениться, шерсть на носу. Один надумал на славных жениться, так дали ему по соплям, враз раздумал и детям своим заказал.

На площади загалдели.

Одну жену ворам отдал, и вторую отдаст, перекрывая общий гомон, доказывал Грибоед. Помочь надобно людям, возражали ему. Пускай забирает Чужачку, толку с нее все равно нет. А если воры? А что воры? Украдут Чужачку, им же хуже: она их своими вопросами изведет, пускай потом в болоте утопятся от этих ее вопросов.

Голова у Ханны пошла кругом.

– Сами топитесь, – в сердцах бросила она и, не оглядываясь, пошла прочь.

* * *

Сознание возвращалось муторно, отзываясь режущей болью в горле и груди. Соня вздрогнула, распахнула залепленные вязким илом глаза, надрывно закашлялась. Изо рта потоком хлынула и потекла по подбородку темная вода.

Вода. Озеро. Женщина вышла из озера, протянула ей руки и увлекла за собой. То ли не сомневалась, что Соня умеет дышать под водой, то ли хотела утопить. Но если последнее, то почему она до сих пор жива?

Она моргнула, прочищая слипшиеся веки. И наконец увидела склонившееся над ней испуганное лицо. Женское. Нет, девичье. Совсем юная девушка, та самая, что увлекла ее в озеро, сидела теперь над Соней и в страхе смотрела на нее.

– Ну и ну! – сказала девушка и всплеснула руками. – Вот это дела! А я-то думаю: чего она из озера пьет. А ты без защиты!

Соня с трудом села. Грудь все еще саднило, но дыхание выровнялось. Она огляделась. Озеро оставалось неподвижным, и мертвяк тоже был здесь, стоял на траве шагах в десяти от них и тупо моргал глазами без ресниц.

– Ты без защиты, да? – снова недоверчиво спросила девушка.

Она была очень юной, лет семнадцати, и почти противоестественно красивой. Длинные волосы, влажные от воды, облепляли точеные плечи, прикрывая девичью грудь. Девушка совершенно не стыдилась наготы – ни перед незнакомой женщиной, которую только что чуть не утопила, ни, тем более, перед мертвяком. Она села на пятки, сложила руки в замок и с видом крайней задумчивости закусила прядь волос, попавшую между губами.

– Меня Навой зовут, – проговорила она наконец. – А тебя?

– Окана, – ответила Соня, прежде чем успела осознать вопрос и правильный ответ на него.

У нее была отдельная легенда для Пандоры, Соня помнила эту легенду на удивление подробно. Имя тоже было – подходящее социуму, не режущее слух аборигенам. Но когда Нава спросила это имя, ответ вырвался помимо воли, сам собой. Это не Арканар, подумала Соня, это что-то совсем противоположное Арканару. Почему же я по-прежнему Окана?

– Тебя он принес? – спросила Нава, кивнув на мертвяка.

Соня медленно покачала головой. Нава приподняла брови, потом задумчиво кивнула, все так же жуя прядку.

– Тогда все понятно. Ты еще не была в облаке. Поэтому захлебнулась. А я тоже хороша! Увидела тебя, увидела его – ну, думаю, он тебя и принес, а значит, ты уже защищена. Но как же тогда выходит? – Большие голубые глаза расширились, став почти неправдоподобно огромными. – Если тебя не мертвяк принес, откуда ты здесь взялась?!

– Я пришла сама, – устало сказала Соня. – Я так долго к вам шла. Целых шесть дней. Я думала, что умру.

Она вдруг уронила голову на грудь и расплакалась. Это было поразительно. Сонечка Пермякова, благородная дона Окана, никогда не плакала. Не плакала на Земле, не плакала в Арканаре, когда разочаровывала других, когда обманывалась в других, когда была использована другими. А здесь, перед юной девочкой, глядящей на нее с холодным и в то же время благожелательным интересом, разрыдалась, как дитя.

Нава протянула тонкую, почти прозрачную ручку и погладила Соню по голове.

– Все хорошо, – сказала она. – Не пугайся, все страшное уже позади. Теперь ты дома. Только надо тебя защитить, и все сразу наладится. Я тоже сперва боялась, а ничего в этом страшного нет.

«Я не боюсь, – подумала Соня. – Совсем не боюсь. И я дома. Это правда. Откуда я знаю, что это правда?»

Она вытерла слезы и встала. Нава тоже встала. И указала ей на лиловый туман, колыхавшийся по другую сторону озера, на узкой поляне перед смыкающейся стеной Леса.