Борис Левандовский - Хэллоуин

• Название: Хэллоуин
• Автор: Борис Левандовский
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091699-3

Мое время – ночь. Мой праздник – Хеллоуин. Имя мне – легион.

Ведьмы, бесы, оборотни, упыри, зомби, тролли, привидения, домовые и прочая нечисть – все в сборе! Армия Тьмы собралась отпраздновать Хеллоуин как следует… на страницах книги, которая так и называется – «Хеллоуин».

Будет весело и грустно, захватывающе и мрачно. Будет страшно.

Это лучший подарок для всех любителей мистики и ужасов!

Это коллекция волнующих историй о потустороннем, собранная Парфеновым М. С., создателем антологий-бестселлеров «Самая страшная книга 2015», «13 маньяков» и других.

Это не просто книга. Это – праздник!

Самый страшный праздник года – Хеллоуин…

---

Клиентов было много, каждый платил страховые взносы и стремился к той самой заветной мечте. Часть из них (процентов двадцать пять) не справлялись с задачей и оформляли страховые случаи. Другая часть (чуть больше тридцати процентов) переставала платить или по каким-то иным соображениям выбывала из гонки. Оставалась третья часть, последние сорок пять процентов. Они держались до победного. Когда подходил срок, приходилось им платить. И вот тут возникал деликатный момент: платить всем Пал Палыч не хотел.

В начале каждого финансового года мы собирались в его кабинете и составляли план по клиентам. «Счастливчики» были на мне – те, у кого подходил срок. Потом еще были «спринтеры» – их устраняли на пятом году страховки – и «неудачники», те, кому просто не повезло оказаться на кончике карандаша Пал Палыча. Все они должны были исчезнуть, согласно годовому плану, и превратиться в еще одну строчку еженедельного отчета.

Это сохраняло баланс компании и приносило каждому из нас неплохой доход.

Каждый отчет я составлял с невероятным удовольствием. Это вам не тыкать по кнопкам, придумывая отговорки или щедро рассыпая по тексту канцеляриты. Тут надо знать, о чем пишешь. Хотя история с глазами оставалась за кадром, радужные оболочки с их бледным сиянием и капельками души стояли перед моим внутренним взором.

Катины глаза я тоже хорошо помнил. Даже когда поставил в отчете последнюю точку.

Через большое стекло мне было отлично видно нашу приемную. Из четырех менеджеров на месте только двое. Время обеда, все дела.

Входная дверь отворилась, вошла девушка в темных очках и пуховой куртке, в брюках, коричневых сапожках. Типичный молодежный стиль. На плече – коричневая же сумка, по привычной женской моде очень большая и явно неудобная. Светлые волосы спадают на лоб, на затылке собраны в хвостик…

…Я сообразил, что пялюсь на нее во все глаза.

Катя, Катя, Катерина, мать ее.

Те же лицо, волосы, прическа. Та же походка и одежда. Сумка эта…

Девушка огляделась (я похолодел, забыв, что со стороны приемной мое стекло – всего лишь большое зеркало), направилась к одному из менеджеров. Спросила у него что-то. Менеджер беззаботно кивнул в мою сторону.

Никогда не чувствовали себя загнанным зверем?

В затылке разлилась тяжелая тупая боль. Кончики пальцев задрожали. Я крепко сжал левой рукой карандаш, поднес его ко рту, погрыз тупой конец, заканчивающийся ластиком.

Если Катя сейчас войдет, я воткну ей этот карандаш в глаз. Прямо сквозь очки. А потом убегу. Буду бежать долго-долго, пока не умру. Есть ли другой выход?

Прошедшую ночь я провел в Катиной квартире, наслаждаясь сиянием ее мертвых глаз. Я все еще искал капельки души. Вглядывался. Рассматривал.

…Катя направилась в мою сторону…

Она не могла выжить. Я лично раскидал шесть мешков для мусора по разным свалкам города. А горчичные глаза теперь лежали в моей коллекции. Я прощался с ними, когда выходил сегодня из дома.

…Шаг, еще один. Катя прошла мимо, остановилась у двери Игоря Сергеича. Постучалась, зашла внутрь…

Выдох.

Всегда имеется разумное объяснение.

Я склонился над ноутбуком. Открыл Катину папку, пробежался по файлам. Поиск – дата – просмотр – Интернет – поиск анализ.

Вариант первый – я перепутал клиента. Убрал кого-то не того – похожего. Какую-нибудь Катину подругу. Ну, предположим, подруга заскочила в гости, держала под рукой телефон с Катиным номером, носила ее вещи, и цвет глаз у них совпадал. Звали ее, например, Вера или что-то вроде того.

Вариант второй – Катя ожила. Бывает же так, что разделанные на множество частей люди оживают. Особенно в каких-нибудь фильмах ужасов. Я ухмыльнулся.

Вариант третий – у Кати есть сестра-близнец. Такая, которая не упоминается ни в одной анкете, ни в одной записи ЗАГСа, нигде и никогда не светилась на фотографии со своей сестрой, не упоминалась в телефонных разговорах, не имеет странички в Фейсбуке или блога в ЖЖ.

Честно говоря, по сравнению с первыми двумя вариантами этот показался правдоподобным. Я потер виски, пытаясь задавить тугую, глухую боль.

Как-то не сходилось.

Спустя несколько минут дверь кабинета Игоря Сергеевича отворилась. Катя прошла по коридору, обратно в приемную, задержалась у менеджера, что-то спросила, кивнула и вышла.

Я рванул следом. Толкнул плечом дверь, вывалился на улицу, огляделся. Коричневые сапожки выделялись на белоснежном покрывале нечищенного зимнего тротуара. Катя подошла к автомобилю – ярко-красному «Рено Сандеро», открыла дверцу.

Вдруг в голове мелькнула мысль: я не увидел ее глаз. Эта мысль зародилась и начала жечь, словно я прислонил палец к нагревающейся конфорке да все никак не хотел его убирать.

Какого цвета ее глаза? Что скрывается за темными очками? Что-то редкое, ценное и красивое? Может быть, там будут те же самые глаза, которые я видел вчера?

Может ли такое случиться?

Я бросился к своему автомобилю, перебежал через дорогу, срезая путь, запрыгнул в салон. Все это время я не сводил взгляда с Кати. Она села в авто, завела мотор.

У меня дрожали руки. Я глубоко вздохнул, стараясь справиться с волнением.

Кем бы там она ни была – Катей, ее двойником, призраком, черт бы его побрал – я разберусь. Мне просто надо будет заглянуть в глаза.

Вообще говоря, я не собирался убивать людей. Мне хватало кошек. Может быть, я бы вообще подавил скрытое желание разглядывать чьи-то радужки, пытаясь откопать в них сакральный смысл бытия. Не знаю. Жизнь не повернуть вспять, а исправить какие-то поступки чрезвычайно сложно.

Я точно помню тот момент, когда совершил свой самый главный поступок: однажды ночью Пал Палыч пришел за моей мамой.

Как я уже говорил, мама тоже купила страховку и исправно платила взносы почти пять лет. Она попала под категорию «спринтеров», стала строчкой в отчете, пустым окошком для комментариев, которое следовало заполнить.

Пал Палыч в то время еще только начинал регулировать доходы компании таким вот способом, поэтому действовал самостоятельно.

Он, конечно, бог в продаже страховки, но убивал людей скверно. Я проснулся от того, что в зале слышались возня, сопение, грохот передвигаемой мебели. Я вышел из спальни, прошел по темному коридору, который разрезало надвое прямоугольное пятно света из зала, и увидел Пал Палыча. Я хорошо знал его. Мы висели с ним бок о бок на многих плакатах вдоль Невского и Обводного, на Фонтанке и даже на здании Мариинского театра.

В центре зала Пал Палыч навалился и подмял под себя мою мать. Мама отчаянно колотила Пал Палыча руками и ногами. Его хватило только на то, чтобы зажать маме рот. Коленкой Пал Палыч пытался надавить ей на грудь. Кучерявые волосы его растрепались, лицо покраснело. В свободной руке он сжимал молоток с большим тупым набалдашником. Следовало ударить маму по голове – делов-то, – но Пал Палыч никак не мог с этим справиться.

И тут мама выгнулась и повернула голову в мою сторону. Кажется, она успела крикнуть. Или попросила о помощи. Я не помню точно. Я увидел ее выпяченные глаза. Впервые я заметил, что у мамы голубые радужки, яркие на фоне молочных белков, с какими-то крапинками и извилистыми линиями. Мне вдруг отчаянно захотелось взять эти глаза в руку. Поднести их ближе. Добавить в свою коллекцию.

Желание было столь острым, что я не удержался. Подбежал, схватил со стола вазу и ударил ею маму по голове. Ваза разлетелась на осколки. Мама сипло вздохнула и обмякла под весом Пал Палыча.

– Бейте, – сказал я спокойным голосом. – Молотком в висок, посильнее. Только глаза не трогайте.

Во взгляде Пал Палыча читался ужас. Я видел это.

Он взмахнул молотком и опустил его – хруст! – поднял и снова опустил. По полу рассыпались капельки крови. На набалдашнике повисло что-то длинное и красное.

Когда Пал Палыч закончил, он отвалился от тела, словно объевшаяся пиявка – весь в крови, большой и толстый. В тот момент он не походил ни на какого бога.

– Пацан, ты в своем уме? – спросил Пал Палыч хрипло.

Он не назвал меня «психом ненормальным», и это было великолепно.

– Она умела пороть, – произнес я. – Если вы сообразите, что сказать милиционерам, я готов спрятать тело. По рукам?..

Тело я спрятал так хорошо, что его до сих пор не нашли. На маминых глазах (вот уж каламбур так каламбур) я провел первый опыт консервации, увы, не успешный. Глаза превратились в лохмотья через неделю.

А через месяц мне позвонил Пал Палыч. Голос у него был уже не хриплым.

– Пацан, – сказал он (я представил чашку кофе на его столе и дорогую сигару в уголке губ), – не хочешь на меня поработать?..

Я ездил за Катей по всему городу.

Она вырулила на Фонтанку, доехала до Невского, свернула в сторону Казанского собора. Припарковала машину в переулке и направилась в «Шоколадницу».