Борис Левандовский - Хэллоуин

• Название: Хэллоуин
• Автор: Борис Левандовский
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091699-3

Мое время – ночь. Мой праздник – Хеллоуин. Имя мне – легион.

Ведьмы, бесы, оборотни, упыри, зомби, тролли, привидения, домовые и прочая нечисть – все в сборе! Армия Тьмы собралась отпраздновать Хеллоуин как следует… на страницах книги, которая так и называется – «Хеллоуин».

Будет весело и грустно, захватывающе и мрачно. Будет страшно.

Это лучший подарок для всех любителей мистики и ужасов!

Это коллекция волнующих историй о потустороннем, собранная Парфеновым М. С., создателем антологий-бестселлеров «Самая страшная книга 2015», «13 маньяков» и других.

Это не просто книга. Это – праздник!

Самый страшный праздник года – Хеллоуин…

---

Я запрыгнул в лифт, поднялся на девятый этаж. Набрал на телефоне номер.

Гудок, еще один, женский голос:

– Да, слушаю?

– Катя? – Я улыбнулся. Люди чувствуют, когда им улыбаются.

– Да, верно. А вы?..

– Артем, Артем. Не узнала, что ли, красавица? Я, это, поднимаюсь. Ты ж ключи от офиса забыла. Кто завтра откроет? – Я остановился напротив ее двери. Сказал в трубку радостно: – Звоню!

Вдавил кнопку звонка. Почти мгновенно щелкнул замок. Дверь приоткрылась.

На вид и не скажешь, что ей за тридцать. Милая девушка, ухоженная, симпатичная. Одета в футболку и джинсы. На ногах розовые – розовые! – тапочки.

Я не дал ей времени сообразить, что не существует никакого Артема. Тяжело навалился на дверь, толкнул, ворвался внутрь. Одной рукой зажал рот, второй ударил кулаком в солнечное сплетение, сбивая дыхание. Ногой закрыл дверь. Екатерина (Катя, Катенька) выпучила глаза, я помог ей сесть на пол, а потом взял ее красивую голову двумя руками и сильно ударил о стену. Брызнула кровь, девушка едва слышно вскрикнула и осела, потеряв сознание.

Пал Палыч прав, когда говорит, что нынешние люди живут, не нюхнув пороху. Они перестали бояться. Они превратились в наивных и доверчивых.

Я оттащил Катеньку в кухню, уложил возле двери на балкон. Потом плюхнул на стол спортивную сумку. Расстегнул молнию.

Внимание – акция. Пал Палыч любит, когда приходит подробный недельный отчет. Это его увлечение – читать то, что пишут сотрудники. Надо закрыть все графы, проставить все галочки и заполнить комментарии. Победителю – приз.

Пал Палыч отобрал меня из сотни рыжих голубоглазых мальчиков. Не знаю, чем я так выделялся, но точно помню тот момент, когда он склонился надо мной, такой большой, добрый, златовласый и приятно пахнущий.

– Как звать? – спросил Пал Палыч.

– Коля, – ответила моя мама. – У него уже есть опыт, он у нас снимался в рекламе, да, Коля?

Мама нагло врала. До этого я снимался один раз, у маминой знакомой. Меня посадили в обнимку со слюнявой собакой и велели улыбаться. Это была реклама собачьих консервов, которая никогда не увидела свет. Но мама взяла у знакомой образцы, распечатала их и говорила всем, что ее сын – звезда рекламы.

Пал Палыч потрепал меня по голове и сказал:

– Отлично, годится!

В двухтысячном, то есть пятнадцать лет назад, я стал официальным лицом страховой компании. Растяжки и плакаты пестрели по всему Петербургу. Кто-то несколько раз даже узнавал меня на улице. В общем, то был пик славы.

Я фотографировался для рекламы «Светлого будущего» четыре года. Потом Пал Палыч решил, что достаточно заявил о себе, и принялся собирать урожай клиентов. Я не устану повторять, что он бог продажи. Даже моя мама купила страховку.

Сниматься я начал в девять, а закончил в тринадцать. Еще через год мама, придя домой, обнаружила, что я выколол глаза нашему коту, крохотному сиаму по кличке Блэк. Я не любил Блэка, он вечно мяукал под дверью моей комнаты, а еще надо было выгуливать его по вечерам. Но глаза я выколол по другой причине. Я хотел хорошенько их разглядеть.

Признаюсь честно, глаза – это моя страсть. Я готов разглядывать их бесконечно. Голубые, коричневые, темно-синие, черные, с крапинками и без, с округлым ободком, с большими или, наоборот, маленькими зрачками. Есть что-то во всем этом многообразии… завораживающее.

Я любил ловить взглядом сияние чьей-нибудь радужной оболочки. В радужке отражался я сам – крохотный и заинтересованный.

Радужка – от слова «радость», верно? Мне хотелось разглядеть эту самую радость, поймать ее, насладиться ею. Можно назвать это увлечением. Хобби.

Да, я псих ненормальный. Мама вдолбила это несложное словосочетание с поркой. Пощечины сыпались рекой. Я помню, как болталась моя голова, готовая вот-вот оторваться, а щеки налились красным и болели так, словно по ним провели наждачной бумагой. Мама была специалистом по порке и пощечинам. Я бы дал ей первое место в каком-нибудь чемпионате, где за порку ребенка можно было бы получить золотой ремень с гравировкой на бляхе.

Псих ненормальный – это про меня. До четырнадцати лет за каждую мало-мальскую провинность, звонкий – шлеп! – удар ладони по щеке. Вопль:

– Ты с ума сошел? Псих! Я из тебя вышибу дурь-то!

Главное, что я усвоил в детстве, – никогда не показывай, что ты чего-то не усвоил. Хорошая пощечина и удар ремня по голой заднице должны убедить маму, что она тебя воспитывает. Тогда следующие пощечины будут слабее, да и штаны можно не спускать.

Именно поэтому я больше не допускал промахов с котами. Я извлекал их глаза в подвале нашего дома. Дверь в подвал под лестницей всегда была открыта. Внутри было тепло и влажно, пар облизывал мое лицо. Я уходил по коридорам вдоль больших труб, обмотанных стекловатой, прятался в укромном уголке, на изломе света желтой лампы и черноты и, только убедившись, что поблизости действительно никого нет, вынимал из рюкзака кота и ножницы.

За год с небольшим я тщательнейшим образом изучил глаза двенадцати котов.

Глаза – это снежинки души. Неповторимые и завораживающие. Встаньте перед зеркалом. Всмотритесь в радужную оболочку. Впитайте ее нежную разноцветную мякоть, искристые линии, влажные изгибы. Насладитесь непревзойденным узором, который пульсирует и дрожит в ответ на любое ваше движение. Этот глаз уникален. Другого такого не будет в мире. Светло-коричневый с голубыми волнистыми жилками. Или, быть может, тускло-оранжевый с треугольными серебристыми изгибами. Синий с зелеными волнами и набухающими желтыми точками? Какой угодно. За ним, за вашим глазом, скрывается душа. Тоже уникальная и неповторимая.

О, как же я хочу в нее заглянуть.

– Катерина, вы прекрасны, – говорил я, склонившись над девушкой.

Ее глаза завораживали. Горчичного цвета, с крохотными, едва уловимыми синеватыми узорами. Кровеносные сосуды, утонувшие в меланине. Смотреть в эти глаза – словно проваливаться в сон.

Я специально отрезал веки, чтобы Катя не могла моргать. Мне хотелось насладиться.

Я пошел к кухонному столу, на котором разложил инструменты.

Катю я привязал к батарее. Ноги крепко затянул скотчем. Голову зафиксировал. Рот заклеил.

Ее глаза наверняка упругие и чуть мягкие, как идеально зрелые виноградины. Очень хотелось подержать их в руках.

Чтобы глаз был идеальным после извлечения, его нужно подготовить. Впрыснуть фиксирующий раствор, дождаться, пока глаз онемеет. Я не жестокий человек и не люблю, чтобы люди мучились. Но, к сожалению, идеальный глаз – глаз живого человека. До извлечения.

Я взял со стола шприц с раствором. Рецепт его в Интернете не найти. Я подобрал раствор методом проб и ошибок. Что-то среднее между формалином и закрепителем для старых фотокарточек. Сохраняет живую гибкость глаза, фиксируя ткани, даже когда они уже повреждены. Просто надо подождать около девяти минут.

Катя глухо замычала. Она обо всем догадалась, конечно. Даже кошки догадывались.

– Просто будет немного жечь, – говорил я, подходя ближе и присаживаясь перед Катей на корточки. – Я бы на твоем месте не дергался и смотрел перед собой. Если что-то пойдет не так, гарантирую адские боли. Раствор должен попасть аккурат в центр. Слышишь меня?

Легонько похлопал ее по влажным от слез щекам. Моя мама никогда так нежно не била.

Я осторожно приблизил тонкую иглу к ее левому глазу. Самый важный момент. Задержал дыхание. Катя попыталась отвернуться. Скотч натянулся. Свободной рукой я крепко схватил девушку за подбородок.

Игла вошла в зрачок примерно наполовину. Я надавил на клапан. Катя выгнулась и начала мычать – мучительно долго, беспрерывно, до истощения.

Я пошел за вторым шприцом.

Через девять минут можно будет воспользоваться медицинскими щипцами и чайной ложкой.

На следующее утро я дописал отчет. Пал Палычу необязательно нужно было знать подробности. Он не очень-то вникал в мои отношения с клиентами страховой компании. Важно, что я делал свою работу и делал ее хорошо. Но я знал, что Пал Палыч обожает читать отчеты. Поэтому добавлял что-нибудь от себя, из фантазий и предрассудков.

Нас было шестеро таких. Внештатные сотрудники: консультанты, фрилансеры, сисадмины. Это по договорам. А на деле – люди, закрывающие неликвиды. Пал Палычу было невыгодно платить два миллиона рублей каждому, кто не успел попасть под автомобиль или удачно сломать себе ноги.

– Если бы каждый человек проживал десять лет без единой царапины, я бы умер нищим, – говорил Пал Палыч.

Клиентов было много, каждый платил страховые взносы и стремился к той самой заветной мечте. Часть из них (процентов двадцать пять) не справлялись с задачей и оформляли страховые случаи. Другая часть (чуть больше тридцати процентов) переставала платить или по каким-то иным соображениям выбывала из гонки. Оставалась третья часть, последние сорок пять процентов. Они держались до победного. Когда подходил срок, приходилось им платить. И вот тут возникал деликатный момент: платить всем Пал Палыч не хотел.