Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

• Название: А жизнь продолжается
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-069512-6, 978-5-271-33417-7

«Безумный норвежец». Лауреат Нобелевской премии. Один из величайших писателей XX столетия. Гений не только скандинавской, но и мировой литературы. Судьба его была трудной и неоднозначной. Еще при жизни ему довелось пережить и бурную славу, и полное забвение, и новое возвращение к славе — на сей раз уже не всенародной, но «элитарной». Однако никакая литературная мода не способна бросить тень на силу истинного писательского таланта — таланта того уровня, которым обладал Кнут Гамсун.

Третий роман трилогии Кнута Гамсуна об Августе — мечтателе, бродяге и авантюристе. Август стареет — ему уже за шестьдесят. Но он по-прежнему обладает уникальным даром вмешиваться в человеческие судьбы, заражать окружающих своей жаждой обогащения — и становиться то ли демоном-искусителем, собирающим души горожан и крестьян, то ли, напротив, ангелом, проверяющим их сердца на прочность…

---

Они повстречались молодыми, цыган и жена Теодора Лавочника. А бросила их друг к другу в объятия, послужила удобным поводом ягодная пора: она ушла со двора, кинув на него выразительный взгляд, и он обходом отправился ей навстречу. Он взял ее силой — конечно же, силой, но она желала этого и не раскаивалась. Так длилось все лето, и зиму, и следующее лето. Разлучившись же, они были не в силах забыть друг друга, а встретившись вновь, потеряли голову, как в дни своей первой молодости. Снова в Сегельфоссе, и с нею, снова любовь, вино и утехи и отчаянный риск. Обманывать они никого не обманывали, Теодор Лавочник давно умер.

А кроме того, разве их не связывала общая тайна? Они никогда об этом не говорили, даже намеками, даже между собой, но тайна существовала, неизменно вызывая в груди волнение сродни родительской нежности. Оба были преданы Гордону Тидеманну.

— Каюта заперта, — сказала она ему.

— Я знаю, — ответил он.

— Заперта, — повторила она про себя.

Он и не думал унывать, чумазое лицо его расплылось в улыбке, обнажившей ослепительно белые зубы. Люди находили, что глаза у цыгана навыкате, и относились к нему с опаской, она называла его Отто — и любила. Любила, как это ни странно и ни поразительно. Он был беспечен, лукав, нечист на руку, все ему как с гуся вода, он не был ни у кого в чести, редко мылся, носил в ушах золотые серьги, сморкался и харкал себе под ноги — и это еще не все. Зато в жилах у него текла ртуть, он был гибок как лоза, и проворен как кошка, и отскакивал на метр в сторону, прежде чем ловушка защелкнется, однажды он выпрыгнул с третьего этажа господского дома и приземлился на ноги, вот так-то. Ловкий, черт! Старой хозяйке не приходилось жаловаться, с присущей его расе необузданной чувственностью и ненасытностью он держал ее в состоянии вечного томления. Они встречались если не четыре, то хотя бы три раза в неделю, не уславливаясь заранее, не соблюдая никакой пунктуальности, теперь они лишились пристанища и виделись лишь в коптильне, и то если был лосось. Однако же он нашелся, в неистовом порыве он увлекает ее за собой и чуть ли не насильно вталкивает в закуток с торфом и вереском. «Дверь! — успевает вскрикнуть она напоследок. — Дверь отворена!» Не имеет значения, ничто уже не имеет значения, на них пахнуло торфом и вереском, как будто они вновь на поляне, усыпанной ягодами.

Потом-то они оба опомнились, поняли, чем рискуют. Она сказала:

— Отто, до чего ж ты неосторожен.

— Ну а что же нам делать!

— А если бы кто вошел?

— Да, — сказал он, покачав головой.

— Вдруг в следующий раз кто-нибудь да зайдет?

— Да.

Уединяться в закутке было опасно, а оставлять дверь нараспашку — верх безрассудства. Но уж коли на то пошло, открытая дверь вызывала куда меньше подозрений, чем если бы она была заперта. Кроме того, зайди кто в коптильню, громко заскрипели бы половицы. Да, но только это не выход, не выход на будущее. Верно ведь? Им нужно придумать что-то другое. Они оказались в большом затруднении, они не принадлежали самим себе, не могли пройтись вместе по двору без того, чтобы из какого-нибудь окошка их не провожали глазами. Александер делил каморку со Стеффеном, а хозяйкина комната в господском доме располагалась между детской и спальней Марны. Александеру уже один раз не посчастливилось, когда он наведался в эту самую комнату: его загнали на третий этаж и он вынужден был выпрыгнуть из окна.

Ну все не по-людски!

Торфяной закуток был хорош тем, что юркнешь туда — и вся недолга. Может, на их счастье и обойдется. «Ежели что, вали на меня, — говорил Александер. — Вали на меня!»

И все оставалось по-прежнему.

Их частенько вспугивали, но еще ни разу не застигли врасплох, они были до того беспомощны, что ничего не стыдились, они все пустили на самотек.

Их непрерывно звали, старую хозяйку — к фру Юлии или внукам, Александера — чтоб пособил на кухне, поднял что-нибудь тяжелое или убил мышь, забравшуюся в дровяной ящик. За ними не надо было далеко ходить, ведь они под боком, похоже, им так и не будет покоя. Нет, им не позавидуешь.

А теперь вот по его душу пришел Подручный, потребовал, чтобы Александера освободили и они могли доделать гараж. Пол, залитый в субботу, за двое суток затвердел уже, можно продолжать.

— Мне некогда, — ответил Александер.

— Дело в том, что нас ждет еще один гараж, — объяснил Подручный. — Время не терпит.

— Отто, ты должен пойти, — сказала старая хозяйка.

Быстро закончив гараж в усадьбе, они перекочевали со своими инструментами в город. Для нового гаража им предстояло снести сперва деревянную перегородку, потом углубить основание, соорудить опалубку и напоследок забетонировать. Большая работа. Подручный поспевал тут и там, короче, везде, ему не хотелось ударить в грязь лицом, консульский герб уже прибыл и висел у двери в контору в качестве единственного украшения. Подручный решил про себя, что разобьет стены гаража на квадраты, а отштукатурив, зачистит стальною щеткой. На худой конец отделочные работы можно завершить после того, как в гараж поставят автомобиль.

Возле гаража постоянно торчали зеваки — городские бездельники и молодежь. Приходил Давидсен из «Сегельфосского вестника» и в качестве редактора своей газеты расспрашивал Августа про это автостойло, смахивавшее на барские апартаменты. Сыновья доктора тут, можно сказать, дневали и ночевали, их было просто невозможно отсюда вытурить, любимым занятием этих сорванцов было вскарабкаться наверх и оседлать потолочную балку. Оно пусть и невысоко, но залитый пол тверд как камень, не дай Бог упасть. Подручный сколько уж раз и просил их, и предостерегал, в особенности чтоб не стояли под потолком на одной ноге, это еще что за новости! И что же, он оказался прав: в один прекрасный день старший мальчуган сверзился. Хоть и с небольшой высоты, но на твердющий пол, и здорово, должно быть, ушибся; он все смехом, мол, ничего страшного, а попробовал встать — и никак. Он упал так неудачно, что сломал себе ногу. Александер взвалил его на спину и отнес домой.

В доме у доктора поднялась суматоха, мать была безутешна и в полном отчаянии, доктор хотел отвезти сына в больницу в Будё, но идущего на юг каботажного парохода надо было дожидаться еще целых три дня, пришлось ему самому наложить лубки и перебинтовать ногу. Вот такая история, мальчугану было уже не до смеха, он кричал на крик.

На другой день докторша прибежала к Августу, она была безутешна и в полном отчаянии: ее мальчик провел ужасную ночь, кричал на крик, что, если он умирает, отец, доктор, наверняка перетянул на ноге все жилы, скорей всего так оно и есть, а еще он дал сыну снотворные капли, только тот все равно не заснул. Она умоляла увеличить дозу, но он ее не послушал. Зато она узнала, что… Докторша просит Августа выйти с ней на улицу, подальше от гаража, и продолжает объяснять и рассказывать. Все им так сочувствуют, пришла соседка и говорит, что слыхала, будто есть некто, кто исцеляет колдовством от бессонницы, кто бы усыпил ее мальчика, ведь он кричит криком и не смыкает глаз, только бы Август помог ей, да благослови его Бог…

Конечно же, Август поможет докторше, поможет милой малютке Эстер, которая и сама не сомкнула глаз и была в полном отчаянии.

— Возвращайтесь-ка домой, — говорит он. — Я прямо сейчас и пойду, вот только пиджак накину.

— Думаешь, ты ее найдешь?

— Не беспокойтесь, найду! — отвечает Август. О, как это похоже на Августа — ничтоже сумняшеся давать обещания. — Не беспокойтесь!

— И по времени сейчас было б куда как удобно, — говорит докторша, — муж ушел после обеда на вызов и сказал, что вернется домой не скоро.

Август бросает взгляд на часы:

— Она будет у вас не позже шести!

Август сдержал свое слово, привел ее. Но для этого ему пришлось разузнать о ней стороной в Южном селении. Как же, она сюда заворачивала, бродит по своему обычаю, а вчера так даже наведалась в город. Август нашел ее в ее обиталище, в землянке у старого лопаря; прежде чем ступить внутрь, он перекрестился, дабы с ним не приключилось чего худого. Осе согласилась, Осе ничего не имела против того, что ее позвали в докторский дом.

— Как удачно, что я застал тебя, — сказал Август.

— Я знала, что понадоблюсь, — ответила Осе, — потому я и дома.

— Это перелом ноги, — уточнил он.

— Я так на себе и почувствовала, — сказала она.

Услыхав, что она это на себе почувствовала, Август снова перекрестился. Чертова баба!

Они вышли вместе, но она тут же от него отмахнулась: «Не ходи за мной!» И двинулась себе дальше, величавой походкой, статная, надменная. Подойдя к дому доктора, она прямиком взошла на парадное крыльцо, фру Лунд открыла ей дверь и повела к больному. Не сговариваясь, они молчком, потихоньку поднялись по лестнице: доктор отсутствовал, все верно, только и служанки не должны были ничего знать.