Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

• Название: «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
• Автор: Андрей Платонов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4467-0518-4

Впервые собранные в одном томе письма Платонова – бесценный первоисточник для понимания жизни и творчества автора «Чевенгура» и «Котлована», органическая часть наследия писателя, чей свободный художественный дар не могли остановить ни десятилетия запрета, ни трагические обстоятельства личной биографии. Перед нами – «тайное тайных» и одновременно уникальный документ эпохи.

---

Мне некогда голодать в Тамбове:

«Здесь музу резвую
Заспишь, забудешь!»

(Пушкин)[190].

Кончаю – меня ждет работа о волго-донском канале Петра[191]. Очень мало (совсем нет) исторического материала. Опять придется лечь на свою «музу»: она одна мне еще не изменяет. Полтораста страниц насиловал я ее в «Эф[ирном] тр[акте]». Пока во мне сердце, мозг и эта темная воля творчества – «муза» мне не изменит.

С ней мы действительно одно. Она – это мой пол в душе. Пиши, пожалуйста. Меня это сильно поддерживает и ободряет. Твои письма – это настоящая ценность, это ведь голос твой и моего Тотки. Целуй и береги его.

Андрей.

Впервые: Волга, 1975. С. 165 (фрагменты).

Печатается по: Архив. С. 458–459. Публикация Н. Корниенко.

{108} М. А. Платоновой.

8 января 1927 г. Тамбов.

8 января.

Мария! Мне скучно, а память о тебе укрепляет меня. Я знаю, что эти буквы увидят через день-два твое лицо, и я завидую им. Завтра я переезжаю на другую квартиру – 40 р[ублей] со столом; за те дни, в которые я буду отсутствовать, платить за стол я не буду. В губзу (мои сослуживцы) меня ненавидят. Я сильно сокращаю штат[192]. Денег нет на работы, а штат такой огромный, что пожирает всё.

В моем отделе 21 чел[овек] (из них 9 инженеров), а в уездах сидят по 2 чел[овека]. Кроме того, есть злостные лодыри, лакеи и шептуны. Ко мне пробовали подойти с лаской, я оборвал сразу, а теперь часть сокращаю, часть бросаю в поле на работы. Высшая администрация меня «обожает»: вот, говорят, настоящий хирург, какой нам нужен был. Но я это отметаю, т[ак] к[ак] знаю цену ласке «барина». Возможно все-таки, что меня сметут отсюда, чему я буду несказанно рад. Лучше Сибирь, чем Тамбов. Здесь я изолирован кругом. Допускаю возможность доносов и даже худшего. Но пока крушу и буду крушить всё глупое, роскошное и нелепое костяной рукой. А там черт с ними, мне нечего терять. Хуже не будет.

Извини за это «бюрократическое» начало письма. Я хотел тебе пояснить, насколько тяжела моя работа. Два огня жгут меня: тоска по тебе и борьба за успех работ. Не проваливаться же мне в Тамбове! Но тоска по тебе сильнее, и я пожертвую ей своей карьерой. Знаешь ли ты, что значит прийти в 4 ч[аса] домой и сидеть в холодной тишине до 12, до 1 ч[аса] ночи! Так я живу каждый день. Отсутствие тебя сказывается и на моей литературной работе. Но какая цена жене (или мужу), которая изменяет, ищет другого и забывает так быстро! Это дешево стоит. Но любимто мы сердцем и кровью, а не мозгом. Мозг рассуждает, а сердце повелевает. И я ничего поделать не могу, и гипертрофия моей любви достигла чудовищности. Объективно это создает ценность человеку, а субъективно это канун самоубийства. Постараюсь приехать на днях, хотя бы нелегально. Быть может, ты приедешь со мной в Тамбов погостить? Или ты уже занята другим – тогда всё понятно.

Время нас разделяет, снег идет кучами. Милая, что ты делаешь сейчас? Неужели так и кончится всё? Неужели человек – животное и моя антропоморфная выдумка[193] одно безумие? Мне тяжело, как замурованному в стене. Слушай, подбери стихи, как сумеешь[194]. Когда я приеду, чтобы сразу проверить, отобрать и сдать Молотову.

Не спешу кончать письмо. Пиши мне пока на ГЗУ. Я не знаю, как называется улица, где я буду жить. Как Тотик? Наверно, стал забывать меня. Уже месяц, как я не живу дома. Передай Тотику мой поцелуй и скажи, что я скучаю о нем.

Прощайте. Андрей.

P.S. Тебе легче забыть меня, п[отому] ч[то] ты знала Александрова[195].

Впервые: Волга, 1975 (в сокращении).

Печатается по: Архив. С. 460–461. Публикация Н. Корниенко.

{109} М. А. Платоновой.

8–9 января 1927 г. Тамбов.

Муся!

Я уже переехал на другую квартиру. 40 р[ублей] со столом. Как будто ничего, а там неизвестно.

Мой домашний адрес: Первомайская площ., д. № 20[196], кв. Блюм, Платонову.

Пишу последнюю вещь для сборника рассказов[197] – «Епифанские шлюзы»[198] – из времен Петра I. Через неделю, наверное, кончу. Завтра подниму ходатайство о командировке в Москву.

Очень невесело живется. Но всё, быть может, к лучшему. Меня бы, пожалуй, призвали в армию[199], если бы я оставался в Москве не у дел. А может, и к худшему.

Пиши мне, синеглазая! Твой Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 461. Публикация Н. Корниенко.

{110} М. А. Платоновой.

10 января 1927 г. Тамбов.

Получил оба письма сегодня[200]. Здесь каждую минуту ветер меняется: сегодня командируют, завтра отменяют[201]. Поэтому я и писал так – то еду, то нет. Что с нашим Тоточкой? Бьюсь за выезд в Москву. Время горячее, путаница страшная. Я нужен здесь. Но сегодня или завтра выезжаю скорым обязательно. Тоточка мне дороже всех служб, и никакие тюрьмы меня не удержат ехать к нему, больному, а может, умирающему. Посылаю 15 р[ублей] на лечение. Привезу еще немного. Не жалей ничего для его лечения.

Если правда о том, как ты Новый год встречала, – спасибо. Тебя весь НКЗ за это полюбит. Там на моей стороне, а не на Волкова. Что они способны изнасиловать тебя, если им ты сама не отдашься, – я знаю то давно и всего от них ожидаю. Выезжаю. Не заболей сама. Обо всем переговорим.

Целую обоих. Мне труднее, чем тебе. Теперь нет никогда покоя, после письма. Андрей. 10/I – 12 ч[асов] дня.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 462. Публикация Н. Корниенко.

{111} М. А. Платоновой.

18 января 1927 г. Тамбов.

Маша!

Приехал в свою тюрьму. Очень прошу быстро сделать с Молотовым и постараться поскорее получить все деньги (700 руб[лей]). Посылаю «Антисексус». Работаю над Епифанами. Хорошо, если Молотов мне напишет о службе[202]. С вое[нными] делами мо[ими] [утрач.] Завтра буду выяснять окончательно[203].

Если придется окончательно остаться в Тамбове, чтобы не попасть в армию, тогда наверняка разрушится моя семья (при твоих угрозах и все же – прости меня – легкомыслии). У Чистяковой[204] ведь ты бываешь неспроста. А мне наступила мертвая петля.

Прощай. Поцелуй Тотку. Твой Андрей.

18/I 27.

P.S. Про «Антисексус» допустимо еще одно предисловие – сливочное масло изд[ательст]ва, – лишь бы «Антисексус» прошел в сборник[205]. Об этом необходимо убедительно просить Молотова.

А.

Впервые: Волга, 1975. С. 164 (фрагмент).

Печатается по: Архив. С. 462. Публикация Н. Корниенко.

{112} М. А., П. А. Платоновым и В. А. Кашинцевой.

19 января 1927 г. Тамбов.

Маша! Тотик! Валентина!

Посылаю «Рассказ о потух[шей] лампе Ильича»[206] его следует отдать Рубановскому[207] в «малый» сборник рассказов[208]. Все ж больше будет!

Купила ли ты теплые длинные калоши? – Немедленно купи!

Спроси у Молотова: мол, Попов[209] (редактор «Всем[ирного] след[опыта]») просил у Платонова «Эфирный тракт», кажется, для издания его отдельной книжкой в «ЗиФе»[210]. Можно ли «Эф[ирный] тракт» дать Попову, взяв лишь половину гонорара, т[ак] к[ак] «Эф[ирный] тракт» выйдет в «Мол[одой] гвардии»? И вообще, удобно ли это, следует ли так поступить? Или – не стоит? Если Молотов скажет, что можно и от этого мои отношения с «Мол[одой] гвардией» не ухудшатся, тогда поступи так: позвони к Попову и скажи, что Платоновым написана вещь «Эф[ирный] тракт» в 5 печ[атных] листов, о ней я ему в свое время говорил. Если Попов желает ее пустить, то Платонов может ему предложить сие сочинение на условиях: – Попову вручается вещь; он ее читает не более недели; по прочтении, если вещь подходит, Платонову уплачивается единовременно, немедленно и сразу по прочтении 250 р[ублей] (это составляет примерно 1/2 норм[ального] гонорара; об отношениях моих с «Мол[одой] гв[ардией]» ты Попову ничего не говори).

Если Попов на эти условия согласится, тогда ты отнеси ему «Эф[ирный] тракт» (тот экземпляр, что я положил в стол).

Молотову же не забудь сказать, что я Попову (это действительно так) твердо обещал дать «Эф[ирный] тракт», но мне, конечно, печататься интересней в «Мол[одой] гв[ардии]» и завязать с ней постоянные отношения, а не с Поповым.

Ровно через неделю после отдачи рукописи Попову ты пойдешь к нему и получишь деньги. Если нужна моя доверенность, заблаговременно сообщи, я вышлю ее[211].

Если будешь читать «Эф[ирный] тр[акт» (не будешь, стервь!), поправь, пожалуйста, ошибки – я ведь не читал рукописи из машинки. Наверно, там есть ошибки.

Скорбно прошу!

Крой, Машуха, вовсю! Может, вывезет нас какая-нибудь кривая.

Как Тотик – прежнее положение или понемногу поправляется? Сообщи точно. Как устроишь все дела, приезжай! Мне очень тяжело. Всю силу хороню в «Епифанские шлюзы».

Посылаю №р тамбов[ской] газеты, где напечатана моя статья. Ты поймешь, что статья написана не так, как она напечатана[212]. Иначе ты потеряла бы уваженье к неграмотному человеку (что ни говори, ты любишь тонкую культуру, филигранную работу даже в мелочах!).

О себе лично сообщать нечего. Внешне моя жизнь бесцветна: днем нелепая служба, вечером – писанье. Все это – окунуто в тоску по семье. Живу надеждой на твои деловые успехи.