Сергей Зонин - Адмирал Л. М. Галлер

• Название: Адмирал Л. М. Галлер
• Автор: Сергей Зонин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5—203—00865—5

Бывшего офицера царского флота Л. М. Галлера, всецело принявшего идеи Великого Октября, многократно испытывали крутые повороты судьбы. В труде рассказывается о жизни и деятельности, заточении в тюрьму по ложному обвинению и преждевременной кончине адмирала, внесшего большой вклад в развитие Военно-Морского Флота СССР и в победу над гитлеровской Германией.

Книга издана по программе подготовки к 300-летию (1996) отечественного флота и рассчитана на массового читателя.

---

За два дня до этого, 3 апреля, в штаб флота поступило донесение из Гангэ: подходит вражеская эскадра. В 8 ч 30 мин город и порт занял десант. К этому времени были взорваны оставшиеся в гавани подводные лодки, команды отошли. Все понимали — скоро германцы появятся у Гельсингфорса, медлить с уходом второго отряда нельзя. В этот день главный комиссар флота Н. Ф. Измайлов и вызвал к себе Галлера. В его каюте находились Ружек, Зеленой и контр-адмирал Н. И. Паттон, начальник 2-й бригады линкоров. «На „Андрее“ нет командира, — сказал Измайлов. — Александр Павлович вас рекомендует. Николай Иванович Паттон не возражает. Мы решили назначить временно вас…» Так Лев Михайлович вновь оказался на «Андрее Первозванном», но уже командиром…

Накануне в последний раз видел он Жоржа Клодта. Барон сам пришел на «Туркменец», когда Галлер, сдав дела старшему офицеру, собирал в чемоданчик вещи. Клодт настойчиво советовал остаться, не уходить в Кронштадт; намекал на какие-то дела с «продажей» госпитальных судов. Лев Михайлович понял: затевается позорное для русского офицера дело — торговля флотом. И похоже, не только госпитальными судами. Вступать с Клодтом в спор, объяснять ему что-либо — бессмысленно. Так Галлер утвердился в своем выборе.

В марте — апреле, как сказано в лоции, сплошной лед обычно сохраняется на большей части Финского залива, простираясь на 200 миль к западу от Кронштадта. В середине залива постепенно образуется плавучий битый лед. При штормовых ветрах появляются торосы, достигающие нескольких метров высоты. Особенно крупные торосы бывают между островами Гогланд и Родшер. Толщина льда в этом районе от 10 до 60 сантиметров. Передвижение льда к востоку от меридиана Гельсингфорса обычно начинается во второй половине марта, распространяясь до острова Родшер. Вот в таких нелегких условиях повел за собой «Андрей Первозванный» на восток второй отряд. Обстановка осложнялась указанием штаба флота воздерживаться от ответного огня по батареям на захваченных белофиннами островах. Немцы могли обвинить в срыве мирного договора. Но ведь на Лавенсари четыре 6-дюймовых и четыре 10-дюймовых орудия! Корабли же во льдах идут со скоростью пешехода…

Снялись с якорей после полудня. А уже через час, лишь вытянулись на рейд уходящие корабли, снова отдали якоря — надвинулся туман. Такой, что с мостика «Андрея Первозванного» не было видно идущих впереди ледоколов. Наконец снова дали ход. Ни «Город Ревель», ни «Силач» преодолеть толстый лед не могли, вскоре это стало ясно находившимся на мостике линкора. Галлер подошел к Паттону, рассматривавшему в бинокль форты Свеаборга. Начбриг опустил бинокль, с грустью сказал: «Прощаюсь, Лев Михайлович, ведь жизнь здесь прошла». Но командиру линкора не до сантиментов. «Николай Иванович, прошу „добро“ идти без ледоколов. Думаю, „Андрей“ осилит. А „Силач“ — силы не имеет», — закончил он невольным каламбуром. «Действуйте, друг мой…» Паттон спустился к себе в каюту, а Галлер, подойдя к телеграфам, поставил их на «самый полный вперед».

«Андрей Первозванный», то делая рывок вперед, то отрабатывая машинами назад, чтобы потом разогнаться, ломал лед. В образовавшемся за ним канале зеленели сколом вставшие дыбом льдины. Галлер приказывал дать гудок, и протяжный звук его звал идущих в кильватер: «Следовать за мой». Иногда приходилось по нескольку раз бить форштевнем в льдину. Несмотря на свои 19 000 тонн водоизмещения, линкор с трудом преодолевал торосы. За шесть часов хода отряд смог пройти лишь около тринадцати миль — до маяка Грохара. Уже темнело, и, запросив разрешение Паттона, Галлер в 21 ч приказал передать на корабли отряда приказание стать на якорь.

Галлер поднес к глазам бинокль — кругом белели ледяные поля. Снег на них чист. Эдакая мирная картина… А ведь 4 апреля, сутки назад, здесь, у маяка Грохара, англичане взорвали семь своих подводных лодок, плавбазу и три парохода, базировавшихся на Гельсингфорс. Идти в Кронштадт они не пожелали, прорыв в порты нейтральной Швеции посчитали рискованным.

Лев Михайлович первый раз после выхода из Гельсингфорса спустился в кают-компанию, плотно поел. Надо бы поспать — в ночь перед выходом не удалось. Но решил обойти линкор, посмотреть, как моряки несут вахты. Знал — иначе все равно не заснет. Ведь на громадном корабле осталось всего-то двенадцать офицеров, из них пять — механики. Да и команду на «Андрее Первозванном» доукомплектовали, приняв на борт около четырехсот солдат из гарнизона Свеаборгской крепости. Галлер спустился в котельное отделение, потом во вторую машину и погреб первой башни. Вахта неслась исправно. «Гражданин командир, по вахте замечаний нет», — четко докладывали старшие вахт. Галлер осматривал помещение, проходил, ступая по тщательно протертой ребристой стали паел, к столику с журналом, проверял записи. Порядок! Да, порядок, который поддерживался больше самими матросами, чем требовательностью немногих оставшихся офицеров. Это было нечто новое, требующее осмысления…

Рано утром 6 апреля отряд продолжил движение. Лишь один корабль — подводную лодку «Рысь», получившую повреждения корпуса, пришлось отправить обратно в Гельсингфорс. И снова «Андрей Первозванный» вступил в противоборство со льдом: удар кованым форштевнем, еще и еще, пока не побежит по ледяному полю змеистая трещина. Затем линкор входил в нее, раздвигал лед громадным корпусом. Галлер следил за курсом, когда нужно — стопорил машины, разворачивал корабль, чтобы проложить путь в нужном направлении. Но вот «Андрей Первозванный» вошел в торосы, сначала замедлил движение, а потом и стал. На мостик поднялся Паттон, посмотрел вокруг. «Надо ждать „Ермака“, — подвел он итог. — Самим не выбраться…» Но Галлер продолжал бросать корабль в атаку на льдину. «Разобьем, — загадал он, — все будет хорошо. И дома, и с Надей — все кают-компанейские запреты ныне в прошлом…»

Часа три отряд стоял, ожидая, когда линкор преодолеет ледяной барьер. Преодолел… К 19 ч 7 апреля подошли к Родшеру. Здесь снова вошли в тяжелый лед. Уже темнело, и Паттон приказал прекратить движение. На корабли передали: «Беречь уголь». Напоминание своевременное — в поход выходили с минимальным запасом топлива. Около девяти вечера показались идущие с востока «Ермак» и крейсер «Рюрик». Они пришли на помощь второму отряду, несмотря на то что попали под обстрел шестидюймовых орудий белофинской батареи с острова Лавенсари.

Утром 8 апреля подошел «Ермак», обломал лед вокруг кораблей. Отряд двинулся вслед за ним на восток, огибая остров Гогланд с севера.

Не раз еще корабли, в том числе и линкор, оказывались затертыми во льдах. Но «Ермак» освобождал их снова прокладывал дорогу в ледяных полях… 10 апреля утром отряд вошел на Кронштадтский рейд. «Поздравляю, Лев Михайлович, вот мы и дома, — расчувствовавшийся Паттон жал руку. — Спасибо за службу. „Андрея“ вели умело, разумно. Смотрите-ка, вывели же Гельсингфорса все шесть линкоров, все крейсера!»

Что дома — это чувствовал и Галлер. Сюда, пожалуй немцам не дойти, а появятся — получат должный отпор Легче стало на душе, спокойнее. Теперь организовать на линкоре службу, отправить в казарму солдат, рабочих, что шли на корабле из Гельсингфорса, навести порядок. И в Петроград — что-то давно не было вестей от сестер и отца. От Нади. Хоть и разбил «Андрей» ту льдину…

Наконец Петроград, Эртелев переулок, 9. Он легко взбегает на третий этаж. Дверь с давно не чищенной медной табличкой «Инженер М. Ф. Галлер». Теперь дернуть за ручку звонка…

Долго сидели за овальным столом в гостиной Лев Михайлович, отец и сестры Антонина и Евгения, рассказывали друг другу обо всем, что было в минувшие полгода. Завтра все они пойдут на Смоленское лютеранское кладбище, где рядом с дедом похоронили умершую в марте мать. Сестры тихо плачут, и Лев Михайлович встает, обнимает, целует в мокрые глаза. Но мать — не единственная потеря. Уехали за границу двоюродные братья. До сих пор — ни одного письма. «И еще одна печаль, Левушка, — Женя протягивает конверт. — У нас была Надя, перед отъездом в Париж, к Дягилеву…» Лев Михайлович молча берет конверт, прячет в карман тужурки. Читать письмо на глазах сестер и отца он не в силах. Потом, у себя в комнате, достанет из конверта голубоватые листки и ощутит легкий знакомый запах духов. Быстрые, летящие строки. «Милый, не могу здесь. В этом ужасе. По ночам в дома врываются какие-то люди, говорят — анархисты. Уезжают в Париж Синягины. Ты их знаешь. Тоня (не сердись, я в эту зиму познакомилась с твоими милыми сестрами) учила немецкому их племянника, Коку. Я жду тебя в Париже. А когда все успокоится — вернемся в нашу квартиру на Николаевской. Жду…»

На следующий день Галлер побывает с сестрами на кладбище, положит еловые ветви на могилу матери — цветов нынче в Петрограде нет. Проводив отца и сестер, доедет в переполненном трамвае до Николаевской. Вот и дом № 68. На третьем этаже три ее окна, а этажом ниже жили Синягины. Он даже как-то побывал у них. Хозяин дома, известный всему Петербургу библиофил, показывал удивительнейшие, редчайшие книги, собрание гравюр. Впрочем, что ему Синягин. Увидит ли он когда-нибудь Надю?