Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

• Название: История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
• Автор: Иштван Фекете
• Издательство: Правда
• Жанр: О войне
• Год: 1987

В сборнике «История одного дня» представлены произведения мастеров венгерской прозы. От К. Миксата, Д Костолани, признанных классиков, до современных прогрессивных авторов, таких, как М. Гергей, И. Фекете, М. Сабо и др.

Повести и рассказы, включенные в сборник, охватывают большой исторический период жизни венгерского народа — от романтической «седой старины» до наших дней.

Этот жанр занимает устойчивое место в венгерском повествовательном искусстве. Он наиболее гибкий, способен к обновлению, чувствителен к новому, несет свежую информацию и, по сути дела, исключает всякую скованность. Художники слова первой половины столетия вписали немало блестящих страниц в историю мировой новеллистики.

---

Они и в самом деле сидели, обнявшись на диване, как две подруги. Мама поведала ей все свои сердечные тайны.

— Знаешь, дядя Шандор хороший человек, но он не понимает меня. Он много работает, чтобы мы ни в чем не нуждались, но все должно быть так, как он хочет. Если я попаду на радио и стану певицей, то и тебя буду учить, — внезапно засияла она и еще сильнее обняла за плечи Элфи.

Да-да, она обрадовалась этой новой идее, как человек, нашедший клад.

К щекам Элфи прилила горячая волна. Какая добрая мама! Какая нежная! Мама хочет, чтобы и она стала певицей… Если этому и не суждено сбыться, все равно это так прекрасно! Человек не может жить без мечты! И сейчас, в первый момент, Элфи казалось все это только мечтой! Певица! Артистка! Как те, которые приходят в парикмахерскую. Все-таки заманчиво. Пусть это мало вероятно, спору нет, но зато и не невозможно. Ведь артистки тоже были когда-то пятнадцатилетними девочками! Никто не рождается актером! Такая мечта куда приятнее той, о которой говорил дядя Шандор: стенографистка и машинистка. К этому у нее нет никакого призвания, никакого интереса. Она никогда не променяла бы парикмахерскую на трескотню пишущей машинки и бесконечный ряд однообразных серых букв. Вот музыка, искусство — это совсем другое. Они во сто крат дороже для нее.

Она принялась помогать матери: быстро почистила туфли, подала шляпу, сумку — только бы не опоздала, вовремя прибыла на занятия. И пусть не боится, если дядя Шандор придет до ее возвращения: она, Элфи, сумеет выгородить мать, все уладит.

Никто никогда не узнает! Только тогда, когда, включив радио, услышат в один прекрасный вечер знакомый приятный и нежный женский голос: мама будет петь «Амадо мио…».

Одним словом, как бы там ни было, но Элфи пришлось остаться дома. Она отгоняла даже мысль о том, чтобы забежать в парикмахерскую и сказать дяде Тони, что больше не придет, не может прийти. Зачем? Он и сам заметит, что она не приходит! Невежливо и неблагодарно с ее стороны, это правда, но… разве она виновата? А если зайдет и скажет, может, еще хуже получится, неблагодарнее. Что она скажет? В двух словах не объяснить, почему так внезапно бросаешь горячо любимое дело. Если уж туда идти, надо все подробно объяснить. А каким должно быть это объяснение? Ругать дядю Шандора? Жаловаться? Это недостойно. Да и какое дело дяде Тони, что дядя Шандор и она не поладили друг с другом? Это семейное дело, а наговаривать на семью не подобает. Дяде Тони не понравилось бы, если бы она все выложила. Значит, надо отложить, а там время покажет. У дяди Тони и так забот хватает, зачем ему тратить время на какую-то взлохмаченную, накрашенную, непутевую ученицу! Он еще ее отцу позвонит, а отец, если ему вздумается, спросит у бабушки. В конце концов, какое ей дело? Она поступает так, как приказывают взрослые, — пусть они и отвечают. Что же касается отца, то, если бы его интересовала судьба дочери, он давно мог бы вмешаться. Взял бы ее к себе, а не отдал дяде Шандору.

Конечно, Элфи могла бы позвонить дяде Тони и по телефону. В квартире есть телефон. Но зачем звонить? Теперь она окончательно решила не делать этого: не по телефону же говорить о таких жизненно важных делах? «Алло, здравствуйте, дядя Тони, говорит Элфи Варга. Я хочу предупредить, что больше не приду, вы больше не ждите меня, потому что я сейчас у мамы, а муж мамы не позволяет, чтобы я работала в парикмахерской. По его мнению, эта специальность не обеспечивает будущего порядочной девушки…» Разве можно говорить такие вещи по телефону? Это было бы еще большей наглостью и нахальством, чем совсем ничего не сказать.

Убрав комнату, она играла с Дунди на балконе, после одиннадцати часов там всегда много солнца. Они раздели кукол и выстирали их платьица в крошечных игрушечных тазиках. Радость Дунди была беспредельна, когда она плескалась в мыльной воде. Затем протянули веревку через весь балкон и развешали платьица. Мама пришла домой в четверть первого, принесла три отбивных — на скорую руку зажарит их на обед дяде Шандору, остальным сварила картофельный суп и лапшу с маком.

Дядя Шандор очень требователен в еде, он любит только мясо. Но всей семье мама не в состоянии давать каждый день мясо. На это не хватит денег. Кроме того, мама учится петь, а деньги для учения приходится экономить тоже на питании. Элфи решила помогать маме тайком теми деньгами, которые время от времени получает от отца. Она будет чаще просить у него то на туфли, то на кино, а тратить не станет. Себе она может отказать кое в чем, главное теперь — помочь маме. Если мамина мечта сбудется и она добьется своего, станет певицей, тогда все обернется к лучшему. Певицы зарабатывают много денег, все они очень элегантны. Элфи видела их в парикмахерской. Если у мамы когда-нибудь будет много денег, она щедро вознаградит Элфи, ведь у нее золотое сердце. Словом, воображение Элфи рисовало ей воздушные замки.

Они с мамой потому нашли общий язык и так хорошо понимают друг друга, что обе считают нынешнюю свою жизнь чем-то временным, преходящим. Каждый день — лишь подготовка к знаменательному событию, к лучшей и более красивой жизни. Они с мамой, словно две невесты, ожидающие своих милых, которые где-то за тридевять земель. Сначала замуж выйдет мама за Жизнь с большой буквы, за Настоящее, потом придет очередь Элфи. Ожидание и приближение к чему-то большому уже сами по себе означают счастье. Так легче переносить тяготы и повседневную суету. Ведь это же не будет продолжаться вечно, настанет и конец. Будет еще и удача! У них есть надежда, их святая святых, путевка в будущее.

Мама не нашла в себе смелости возразить дяде Шандору, требовавшему, чтобы Элфи перестала ходить в парикмахерскую и забыла о такой профессии. Мама ни в чем не перечит дяде Шандору. Но, как только представится возможность, окажет помощь и обласкает Элфи, и она станет веселой, жизнерадостной. Дядя Шандор даже в школу танцев не пустил бы Элфи. Но мама сделает так, чтобы Элфи могла пойти. А почему бы и нет? Может, например, сказать дяде Шандору, что Элфи ушла к бабушке или к отцу.

Несмотря на большие перемены в жизни Элфи с тех пор, как она ушла от бабушки, школа танцев осталась прежней. Всего каких-нибудь три дня назад Элфи стояла с разбитым сердцем на углу улицы Маяковского, охотясь за такси, и вот в воскресенье, в три часа дня, она снова появилась на том же месте в туфлях на высоких каблуках и с гордо поднятой головой. Возле школы танцев уже собираются юноши. Под окнами бабушкиного дома сидят дворник с дворничихой, греются под лучами сентябрьского солнца. Ну и что ж, пусть сидят! Теперь Элфи незачем ломать голову над тем, здороваться или не здороваться с этой рыжеволосой женщиной. Зачем здороваться?

Элфи уже не носила шуршащее, переливающееся всеми цветами радуги платье из тафты. Мама сказала, что в такую пору в нем ходить неприлично, на дворе осень, да к тому же оно ее старит. А Элфи незачем старить себя. Дедушка вчера вечером принес на улицу Мурани тот самый костюм, который Элфи купила в «Химчистке» за сто тридцать форинтов. Правда, он уже теперь не лиловый, а темно-синий: бабушка покрасила его. Костюм очень красивый. Бабушка даже перешила его по фигуре Элфи, ведь она знает ее размеры. О бабушка! Дает понять, что, несмотря на ссору, не забывает свою внучку. Может, специально прислала с дедушкой костюм, чтобы он разузнал, что она делает, как живется ей у матери, хорошо ли о ней заботятся, не плачет ли она, не просится ли обратно? Нет, нет, об этом не может быть и речи! Но Элфи решила, что во время перерыва зайдет к бабушке и поблагодарит. Да-да, обязательно поблагодарит! Пусть бабушка знает, что и она не сердится. Навестит бабушку так… просто как внучка, ходят же к ней дети тети Йоли.

В зале музыканты уже настраивали инструменты, юноши по двое, по трое не спеша поднимались по лестнице. Элфи окинула их взглядом. Арпада не видно ни здесь, ни на улице.

В ответ на болтовню Бэби Элфи молча пожала плечами.

— Ты на меня дуешься? — продолжала Бэби. — А я, между прочим, говорила девушкам: жаль, что нет с нами Элфи. В субботу после обеда могла бы зайти к нам в общежитие. Уложила бы волосы, захватила бы с собой лак и сделала маникюр. Заработала бы по пятерке с носа, набралось бы двадцать — тридцать форинтов… Как ты думаешь?

— Ничего не выйдет, — отпарировала Элфи. — Я уже не хожу в парикмахерскую. Учусь петь.

Она выпалила это одним духом, лишь бы только вызвать зависть у Бэби и избавиться от ее приставаний.

— Да ну? — вырвалось у Бэби. — Ты?

— А кто же еще, вацский епископ, что ли?

— Вот здорово! Шикарно!

Бэби сказала ей это без всякой задней мысли, не желая обидеть. Она всегда так говорила с ней наедине. Но все же Элфи оскорбил ее тон. Она досадовала на себя за ложь, и не сейчас, а уже тогда, когда она сорвалась у нее с языка, и даже на какое-то мгновение до того, но тем не менее ложь вырвалась у нее. Теперь уже поздно: ложь слышали все, она тоже добром не кончится. Точно так же, как и та, другая ложь, из-за которой бабушка прогнала ее. Но теперь все равно не исправишь!